— Она будет ждать тебя. Иди, — произнесла я. Связная — а в особенности, английская, речь давалась мне с трудом. Том выдохнул, заставляя пар клубиться изо рта. Холодало. Непривычно сильно для этого тёплого октября.
— Нет, — сказал он, ероша светлые, отливающие немного в рыжий, волосы. — Не будет.
— А мне показалось иначе, — произнесла я, качая головой, и слёзы сами собой выступили на глазах. Я ничего не могла с ними поделать. В особенности — незаметно смахнуть. — Да и Юлия…
— Плевать, — отмахнулся он, и я замерла от его слов. То есть.? Что?.. — С твоей стороны это тоже было неправильно!
— С моей?.. Том, ты о чём? — теперь уже я не могла понять того, что выражал его взгляд. А британец между тем, немного раздражённо, будто подозревая, что я лишь притворяюсь, а на самом деле всё понимаю, продолжал:
— О том, как ты поступила. Или я вещь, которой можно просто так распоряжаться? Захотеть — отдать подруге, захотеть — оставить…
До меня медленно начало доходить всё происходящее, но не успел мужчина договорить, как к нам подошла толпа разряженной молодёжи. Парень, приготовившийся первым войти в бар, обернулся к нам двоим. Я и представить себе не могла, как могут со стороны выглядеть двое ссорящихся людей: она достаёт ему только до плеч, опуская при этом взгляд на свои сапоги, он держит руки в карманах, хмурится, собирается с мыслями, чтобы продолжить говорить. Повсюду ночь и туман. Тёмная, окружённая фонарями, московская ночь.
— Эй, классный костюмчик! Том Хиддлстон — тот, что сыграл Локи, я угадал? — парень расплылся в довольной улыбке. — У нас, правда, не костюмированная вечеринка, а Хэллоуин, но… отдаю должное твоему гриму, — с этими словами он подмигнул нам обоим и растворился в шумной толчее в здании. Люди из толпы, иногда оглядываясь на нас, последовали следом. Я молчала. Том тоже. Но только я собралась сделать шаг по направлению к метро, актёр остановил меня тихой, но различимой речью:
— Так или иначе, завтра я уезжаю, — я задрожала всем телом, но явно не от холода. И ощутила, как слеза, так долго дрожавшая на ресницах, скатилась по щеке. У меня хватило сил только хрипло произнести его имя, но он не придал этому никакого значения. — Не так я хотел сказать тебе об этом, но… — мужчина снова выдохнул в ночной морозный воздух. Сколько бы я сказала ему в тот момент! У меня быстро-быстро забилось сердце при мысли, что раз он уезжает, то, значит, все дела поправлены, что сможет зажить как раньше. Люк разрулит дело — разрулит. О действиях агента обычно именно так и говорят — и никто из журналистов и слова не скажет о его временном пребывании в России… Но почему меня так не радует это? — Прощай, Кристин.
Прощай, Кристин. И больше ни слова. И мне не хотелось его задерживать. И даже нечего было сказать в ответ.
Прощай, Кристин. И в ушах звенит именно эта одна-единственная фраза вместо прекрасного стихотворения Сергея Есенина из наушника «Дорогая, сядем рядом». Холод и поднявшийся ветер пробирают меня до костей, но я продолжаю торопливым шагом пересекать одну улицу за другой, не замечая никого и ничего вокруг, из-за чего внезапно чуть не натыкаюсь на такого же, как и я, спешащего прохожего. Мы оба извиняемся, и мне уже кажется, что он просит прощения на английском. Я поднимаю голову. Он смотрит на меня, опустив голову, и от взгляда голубых глаз внутри меня вновь всё замирает. Молодой человек, примерно одного с Томом роста. На светлых волосах — тоненькая шапочка. И когда я, прекратив разглядывать незнакомца, собираюсь продолжить бежать вперёд, мы оба поднимаем головы к небу, с которого, как перья сдутого одуванчика летом, сыпятся белые хлопья. Большие и холодные как льдинки, но очень мягкие на ощупь. 1 ноября. И первый в России в этом году крупный пушистый снег.
========== Глава 9 ==========
Комментарий к Глава 9
Dire Straits - Brothers in Arms:
— А я тебе говорила, уходи оттуда!
Сказала мне та, кто никогда этого не говорила.
Я довольно долгое время смотрела на фотографию московского ГУМа в сумерках, а потом также спокойно нажала «удалить», как сделала это с несколькими фотографиями до неё. Нет, я не нашла новую работу. И я не стала писать журналистские тексты в стол лучше, чем делала это до этого. И жизнь не начала идти своим чередом, как раньше, хотя события в ней повторялись. Нет. Прошла целая неделя, а я продолжала чувствовать себя как рыба, вынутая из воды.
Порой появлялось смутное чувство, что жизнь пролетает мимо. Один учебный день сменяет другой, и либо после пар, либо до них я спешу на работу, на которую кое-как заставляю себя идти, а потом допоздна — иногда и до слов изумлённой начальницы — сижу там, потому что не хочу возвращаться домой. Меня давно перестали беспокоить прошлые мелочи. Я махнула рукой на дипломную работу, потому что знала, что не определяюсь с её темой до 16 ноября, на домашние задания, которые не всегда успевала доделывать, потому что знала, что будет возможность их составить либо до пары, либо не сделать вообще. На работу, которая выжимала все соки после насыщенного учебного дня, потому что более она ничего не выжимала… Выжимать было просто не из чего. И я смотрела на Юлию, с которой наши отношения усложнились ещё неделю назад, безразлично; но при встречах, которые мы устраивали в кафешках, где раньше проводили время в обеденные перерывы, для того, чтобы не забывать друг друга, мы дружелюбно улыбались, частенько смеялись, вспоминая былое, но в наших разговорах то и дело мелькал неведомый раньше нам обеим холодок. И вот она говорит мне о работе. Говорит человек, всегда державший меня на этой работе. Пожалуй, Юлия была единственной, кто держал меня здесь, в ГУМе.
— А ещё наши походы по иностранным барам!.. — да её просто забавляла моя реакция на всё это! Но я не раздражалась. Эмоции холерика давно уже покинули меня, и даже моим соседкам в общаге непривычно было видеть рядом с собою серого скептика, заменившего им раздражительного сожителя. Я кивнула подруге в ответ. И снова уставилась в телефон, где были все мои октябрьские воспоминания. Ах, какой это был октябрь! Тёплый, ясный, теплее самого тёплого в моей жизни лета! А теперь мне о нём изредка напоминают только некоторые фильмы. Вот «Багровый пик». Захотела испытать свой адреналин, наглотавшись на ночь страха, а в итоге расшатанные нервы позволили чуть ли не до самого утра просидеть мне в слезах, и я то и дело перелистывала кадры со знакомым лицом туда-обратно.
Новости я стала читать, касающиеся лишь его. Причём, порой свой корявый английский приходилось нагружать до высшей степени, так как новостей на русских источниках в основном было мало. Но и зарубежные, как оказалось, ничего дельного не писали. А молчание телефона порой выводило меня из себя. Но это был тихий крик, если не сказать — немой.
В то время, как другие думали о чём-то жизненном, я дожидалась окончания пары, чтобы поехать домой. Теперь никуда спешить не нужно было. Учёба и общага, общага — учёба — это стали единственные маршруты. Вроде бы жизнь продолжалась, и ничего для меня не ушло из неё.! Но для меня она казалась пресной и серой, и ничто не могло её разбавить.
Мы виделись с Марком. Но всё время на учёбе. Мы не говорили с ним с самого конца октября — с того самого дня, когда я сходила на «Фантазии Фарятьева». Я с сожалением вспоминала о том, что даже не удосужилась поблагодарить друга, но, тем не менее, при встрече с ним лишь в знак приветствия молча кивала головою и спешила поскорее удалиться.
И вот теперь, перелистывая старые октябрьские фото, я вспоминаю всё это, и до меня лишь слабым блеском доходит мысль о том, как серо я сейчас живу. Последнее фото в автоматически созданной устройством папке «Октябрь». И это именно 31 октября. Это именно тот бар, который был под утро уже доверху усыпан первым в 2019 году российским снегом. Юлия в этот момент даже не окликает меня. Она вся целиком и полностью уходит в какую-то книгу, которая лежит перед ней на столе, и между нами воцаряется обычная в последние дни встреч тишина. Это самая страшная тишина на свете. Это тишина между людьми, которые раньше были близки друг другу, но в один момент вдруг стали лишь бывшими знакомыми. Пусть они не собираются этого признавать до поры до времени, это так. Мой просмотр прерывает звонок мамы. На днях мы жутко поссорились, и мне даже вспоминать об этом не хочется, но, всё ещё пребывая не в настроении мириться, я сбрасываю вызов и продолжаю перелистывать фотографии. Новый вызов. Сброс. За ним — ещё один. Вконец уже Юлия поднимает глаза от явно поглотившей её книги и с изумлением смотрит на меня.
