— Парк Горького? Этот тот, где… — глаза Марка полезли на лоб, но в ту же секунду он улыбнулся. Да, Марк, это там, где Александр «познакомил» нас с тобой (действительно, где бы ещё знакомиться однокурсникам, которые учатся вместе уже три года). Благо, друг Александра в разы оказался лучше его самого.
— Нда, везёт мне терять парней именно там, — задумчиво пролепетала я, и однокурсник хотел было уже уточнить, что я имею в виду, но в аудиторию зашёл преподаватель.
Настроение ещё больше у меня поднялось, как ни странно, когда после учёбы я побежала на работу. Обед только что закончился, покупатели понемногу прибывали. Мы с Юлией обслужили уже — каждая — человек по 10 точно. Вот это ажиотаж! С чего бы это?
— Вышла вторая часть «Разбуди меня, когда закончится сентябрь». Теперь уже — «Разбуди меня, когда придёт лето». Правда, здорово! — радостно шепнула мне подруга. А, вот оно что. Я скривилась, но ничего не ответила. Я пробивала товары, почти не глядя на покупателей — всё равно, это была одна и та же книга, а люди тоже мало чем отличались. И вот, как ни странно, закончилась и эта рутина. «Молодой человек, что же вы стоите, очередь же!» Я подняла глаза. И встретилась взглядом с ним. Юлия стояла рядом за другой кассой и еле дышала. Кажется, ей было плохо.
— Кристин, я хотел бы поговорить…
Мой мозг автоматически переключился на английский. Люди вокруг стали оглядываться и перешёптываться. Несмотря на то, что мурашки бежали у меня по коже, а внутри всё сжалось, я посмотрела куда-то сквозь робко улыбающегося Хиддлстона.
— Молодой человек, вы задерживаете очередь, — я так волновалась и сама не заметила, что это было произнесено наполовину по-английски, а наполовину — по-русски. Том усмехнулся. В его глазах плясали озорные огоньки. Естественно, умудрённый опытом мужчина всё поймёт…
— Не буду мешать, — кивнул он. Я проследила за ним взглядом до тех пор, пока англичанин медленным шагом двигался по коридору магазина вдоль книжных полок и стеллажей. Ко мне подбежала запыхавшаяся Юлия. Она сжимала в руке ручку и плакат любимого актёра и задыхалась от радостных чувств.
— Кристина, позволь мне остаться с ним наедине! Недолго! Пожалуйста!
Теперь клиентов не устраивала эта сцена. Я покачала головой. Почему-то, когда такое происходит в кино, все радостно ахают и вздыхают, где-нибудь на улице зажигается фейерверк, а всё действо сопровождает милая музыка. Но нет музыки. Не существует салютов и прочей волшебной мишуры. Есть жизнь. И она вовсе не кино. И зрители происходящего с тобой будут не улыбаться и радоваться за твоё устроившееся счастье, а шумно вздыхать и смотреть так, как волки, которые вот-вот загрызут свою жертву.
А почему, собственно, нет, Кристин?
— А почему нет… — вслух повторила я и, согласившись со своими мыслями, кивнула, улыбнувшись Юлии: — Беги, конечно. Ключи передашь начальнице сама?
Пробив последний товар, я поспешила домой. В наушниках зазвучали мужские голоса и грустные песни под гитару — когда слушаешь стихи Есенина изо дня в день, они запоминаются проще. Мне было хорошо, внутренняя злость пропала, но стало как-то удручающе грустно. А на душе беспокойно скребли кошки.
***
Я совершенно не помнила, как провела четверг и как началась моя пятница. Соседки разъехались по домам, и я уже тоже думала позвонить родителям и провести выходные в подмосковном городке, но вспомнила, что вечером выступает Марк. В комнате было непривычно пусто и одиноко. Мне даже показалось, что стало холоднее. Беспокойно я и засыпала в ночь с четверга на пятницу, а с утра меня стали терзать странные предчувствия. Я насыпала себе кофе и, чтобы никто не слышал, включила шумный чайник. Пока он нагревался, я негромко напевала себе под нос мотивы Есенина, потом как-то плавно переключилась на Suede, The Police, и когда дошла до Queen, чайник закипел. Пою ужасно, знаю. Но хоть я и напевала в основном припевы, затея мне показалась неплохой. Завтрак проходил в непривычном молчании. Я решила посмотреть фильм.
Ничего лёгкого и простенького не находилось. Тогда я открыла историю браузера и, не смотря, нажала первое, что попалось. «Ноттинг Хилл»! Прекрасно. Как раз в прошлый раз Юлия смотрела его без меня. История захватила надолго, на все два часа. Сначала — с улыбкой и смехом. По ходу фильма комедийное настроение постепенно угасало. «Работаешь, не отличая один день от другого, а потом к тебе в магазин внезапно приходит он», — говорила Юлия. «Кругом твои фотографии, фильмы… Когда ты уйдёшь, я уже не смогу подняться…», — говорил в фильме герой Хью Гранта. Я опомнилась от разворачивающейся передо мной картины в самом конце, когда слёзы норовили вот-вот сорваться с ресниц, а настроение, как оказалось, совершенно покинуло меня. За окном уже совершенно стемнело. Надо было собираться.
Октябрьская прохлада не пробирала меня до костей, как неделю назад. Пришло обещанное синоптиками потепление. Но пока я ждала автобус на остановке, стоя спиной к общажному корпусу, ко мне под пальто пробиралась непонятная дрожь, а от голоса Безрукова, читавшего «Чёрного человека» мне в самое ухо, становилось не по себе. Пришлось оставаться полностью без техники и давать волю своим мыслям. Но отчего что-то так терзает меня?
Останкино вдалеке с разноцветными огнями. Большая, ещё так мало познанная мною столица, которой я уже пресытилась. Силой мысли и чем там только возможно я подгоняла автобус, а потом — метро. Хотелось поскорее попасть на «Фантазии Фарятьева» и развеять с себя это жуткое настроение. Я впервые увижу игру Марка. Вот уже почти три месяца он зовёт меня на свои постановки, а времени всё нет и нет…
— Кристин!
Я снова вздрагиваю, как от внезапного ветра. Марк подбегает ко мне, на ходу приглаживая свои тёмные волосы и крепко обнимает. От меня не скрывается то, насколько крепко.
— Я так рад, что ты пришла! — он действительно выглядит счастливым и широко улыбается. На нём бежевый костюм с заплатами на локтях и галстук. Марк, который всегда носит обыкновенные рубашки и футболки! Как же непривычно он смотрится… — А ты…так здорово выглядишь, — улыбается друг. Если бы я его не знала, решила бы, что он задыхается от волнения. На мне обтягивающее чёрное платье выше колен, но на самом деле в порыве внезапно накатившей грусти после «Ноттинг Хилла» это было первое, что попалось мне на глаза в шкафу. Я осознавала также, что, вероятно, перестаралась и с макияжем… И почему в такие моменты меланхолии вдруг начинает хотеться просто нравиться самой себе?
— Я жду не дождусь, — я смотрю в глаза Марка. Даже они блестят от счастья. — Никогда не смотрела «Фантазии Фарятьева».
— Никогда? — друг с нескрываемым изумлением смотрит на меня. — Не может быть.! — но его окликают, и он, вновь обняв меня, убегает готовиться к выступлению. Меня и ещё около 20 интересующихся зрителей встречает знакомый учебный корпус, в котором в этот вечер, как бы это ни было непривычно, мы будем не учиться, а наблюдать игру будущих актёров. Что представляла собой пьеса? Я бы никогда так и не узнала, если бы не увидела её в тот вечер на сцене. Вот с цветами выходит Марк. Направляется в условную квартиру. Разговаривает с Александрой. Одна сцена сменяет другую. Одна эмоция следует за другой. У меня буквально разбегаются глаза, а сердце не перестаёт бешено стучать по ходу всей постановки. И теперь Марк — не Марк, а действительно Павел Фарятьев. А моя давняя знакомая третьекурсница с другого факультета — его тётя. А председатель общаги №3 нашего университета — мама Александры. Но все эти знакомства ничего не значат, когда все они на сцене и все они — актёры. И уже не просто отыгрывают своих героев, а проживают их жизни. Так же, как и они, плачут. По тем же причинам, что и они, смеются. Но при этом грусть, которая, как я думала, отступит от моего сердца в тот вечер, только возрастает в нём. Оно стало выдавать ещё более яростные удары, когда мне показалось, что телефон у меня на коленях завибрировал. Проверила. Действительно показалось. А сердце вот-вот готово было выпрыгнуть из груди.
