Вечером она пришла в мою комнату с мазями и отварами, пытаясь залечить все раны и ушибы. Она рассказала, что должна была стать лекарем, но не срослось. Сказала, что я до боли напоминаю ей одного мальчика-короля. И сказала, что скорбит по нему… А я… Я, в свою очередь, рассказал ей, что и есть тот мальчик-король… — Джоффри прикрыл глаза, словно растворяясь в блаженной неге. — И знаешь, что она сделала? Она обняла меня и разрыдалась, повторяя лишь одно: «Я так счастлива, что ты жив. Так счастлива». В тот момент я понял, что пережил эти два года не зря, и что готов пережить их вновь ради того, что бы кто-то также, как она, говорил, что счастлив, что я жив.

Она знала всё про меня. Ну, кроме того, что было со мной в рабстве. Знала всё про всех. Она была воплощением всего хорошего, что сейчас осталось в людях…

Потом я познакомился с её подругой Эмили. Очень милая девчушка, пожалуй, даже добрее и милее Пангеи. Джейме в неё влюбился, кстати. Встретился вновь с Джоном, попросил прощение за Эддарда. Из-за той мрази, к слову, Пангея потеряла ребенка. После этого события Болтон как с цепи сорвался, чуть не надругался надо мной и сослал в Ночной дозор. А да, забыл сказать. Теперь в Винтерфелле ещё и Арья ошивается — думаю, с её подачи я чуть вновь не вернулся к жизни раба. Но меня опять спасла Пангея. Болтон тогда отправил её на свадьбу к каким-то лордам, меня оставил готовить их свадьбу… Боги, не могу поверить, что Пангея — моя Пангея! — чуть не вышла за этого ублюдка!

В общем, если кратко, заподозрив неладное, она сорвалась с праздника и прискакала в Винтерфелл. Дала по морде лорду и улетела на драконе за мной.

Заканчивал свой рассказал Джоффри смеясь — но уже не истерично, а счастливо. Поведал дяде о том, что они решили лететь именно сюда, что он сделал предложение возлюбленной, и я, хотя и неожиданно для него самого, согласилась.

— Ты даже не представляешь, как я люблю её, — тихо произнёс он. — Она первый настоящий человек, которого я встретил.

Теперь Тирион улыбался. Счастливо, радуясь за юношу. За то, что он обрёл в жизни именно то, что искал — любовь. Ту самую, которую не могли дать ему ни мать, ни родной отец, почти не замечавший его. Ни Роберт Баратеон, с которым они всегда держались холодно. Ни сам он, Ланнистер. Та настоящая, говоря о которой он улыбался — улыбался искренне, улыбкой счастливого уже более не мальчика, но взрослого юноши, которому не сегодня — завтра предстоит стать мужчиной. Та, которая помогала ему забыть обо всех горестях — и о прошлых несчастьях, и об ужасах Невольничьего рынка. Когда Джоффри говорил о такой любви, она будто бы воскрешала его. А когда он закончил, на его лице словно так и отпечаталось: «Она выйдет за меня». Тирион присел рядом, легонько тронув юношу за плечо.

— Я так рад, что ты жив, — он улыбнулся. От Джоффри даже на расстоянии продолжала исходить волна счастья от нахлынувших на него чувств. — Ты говоришь, Джейме в Винтерфелле? Давно он там? А что Серсея… — Ланнистер неуверенно замолк. Омрачившееся лицо юноши красноречивее любых слов сказало ему, что разговор о королеве — больная тема.

— Поговори о них с Пангеей, как только она протрезвеет. Я не желаю слышать ни о том, ни о другой! Одна обрекла меня на этот ад, второй не сделал ничего. Пангея спасла меня с рынка, Пангея защищала меня перед лордом, и она же вырвала меня из лап дозора. Ни папенька, ни маменька пальцем не пошевелили! Ненавижу их! — Джоффри с силой ударил по подушке. Нет, несмотря ни на что, взбалмошный мальчишка по-прежнему обитал в нем. — Но плевать на них. На обоих, — лицо юноши исказила гримаса злобы. — Скоро мы с Пангеей будем жить далеко от них, и как их звать, я забуду! Я клянусь любовью, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы свергнуть Серсею и превратить её жизнь в тот же ад, сквозь который прошёл я.

Всё медленно вставало на свои места. Серсея, которая решила избавиться от ненужного претендента на трон, несмотря на то, что это её сын. Джейме, в котором вдруг взыграли отцовские чувства, и который помчался искать сына, не зная куда и где. И девушка, которая, в конце концов, стала для него всем.

— Больше всего этого кошмара не повторится, — он качнул головой. — Здесь тебе совсем ничто не угрожает. Ни твоя невеста, ни я этого не допустим, — он взглянул юноше в глаза. — Не буду тебя тревожить, наверное, день был трудным, — Ланнистер поднялся с кровати.

— Не уходи, — вдруг, после столь гневной тирады, голос Джоффри снова дрогнул, как у ребёнка. — Я слышал, тебя обвинили в моей смерти, и ты пострадал так же, как и я, ни за что… Я хотел тебе сказать спасибо. Ты единственный, кто хоть как-то воспитывал меня…- Джоффри отвёл взгляд в сторону. — Да, наверное, я должен сказать тебе за это спасибо…

Тирион остановился, но смотрел в сторону и молчал. Долго, долго тянулись секунды, прорастая в минуты, а юноша всё также неподвижно сидел на кровати в полной темноте, как будто даже затаив дыхание. Ланнистер повернулся к нему, внезапно улыбаясь.

— Кстати, почему у тебя потемнели волосы?

Джоффри рассмеялся.

— Пангея перекрасила. Она никому больше не доверяет и очень боится за меня. Ты и Сноу могли меня узнать. Вот она таким образом и перестраховалась, — юноша пожал плечами.

— Хотя я куда сильнее переживаю за её жизнь. Мало кто поверит в воскресшего короля, а вот в посланницу богов верят охотнее.

— Сноу, — Тирион вздохнул, сложив руки за спиной. Имя мужчины он произнёс, будто выплюнул. — С первого дня он вёл себя странно. И ведь по его милости это проклятье… — Тирион не стал договаривать и лишь задумчиво добавил: — Он действительно может быть опасен. В какой-то мере. За ним нужен глаз да глаз.

— Я боюсь не за себя, а за неё. Отдам Джейме должное, он появился в Винтерфеллеи спас её от Джона, когда тот выманил её за ворота замка и напал… Знаешь, а ведь это я снял то проклятье…- вновь понизив голос, произнёс Джоффри.

Тирион побледнел. Ланнистеру вспомнилось, чья изначально была идея с проклятием.

— Но… как? — он так и замер, внимательно смотря на юношу.

— Я люблю её. А один хороший человек подсказал, что делать, — Джоффри улыбался. — Я думал, что умру, но нет пронесло.

Тирион выдохнул. У мужчины будто отлегло от сердца. Он улыбнулся, взглянув на юношу, в ответ на что юноша цокнул языком, закатив глаза:

— Вас всех по головам, что ли, эти два года били? Что ты, что Джейме изменились так, словно это вовсе и не вы. — Ну, что же, уже поздно. Что-то мне подсказывает, что завтра мы будем лицезреть то еще представление…

И Джоффри оказался прав.

Сидеть в гостях у Дейнерис за завтраком было и без того непривычно, а тут ещё и компания в числе всех её важных придворных, которые, будто сговорившись, не сводили взгляда с Пангеи. Девушка же держалась за голову и чувствовала себя, откровенно говоря, паршиво. Она переводила недовольные взгляды с одного на другого.

— Ну, что ж вы на меня так пялитесь? Мулатов, что ли, не видели? Смотрите на Миссандею, а мне хреново и без вас… О-о-о-о, винище!

Не успел слуга поднести графин к столу, а Джоффри — что-либо сказать, как девушка бросилась отбирать у прибывшего напиток и вдруг, неожиданно для всех — даже у Дейнерис, которая ни вчера, ни сегодня и бровью не повела, глаза на лоб полезли — обхватила кувшин обеими руками, отнимая, и приложилась к горлышку. Сделав глотков десять, девушка отпустила графин, протёрла рукавом губы и выдохнула:

— Так о чём вы хотели поговорить со мной вчера? Чего смотрите, я предупреждала, что я алкоголик, — Пангея с самым невинным видом пожала плечами. — И вообще, у меня стресс. Эту неделю точно пробухаю, а может, и всю следующую.

Что уж там говорить, вино из погребов Бурерождённой Пангее явно понравилось. А учитывая то, что в Винтерфелле за этим делом лорд всегда следил строго…

— Так, — Дейнерис поднялась, — если ты закончила, идём за мной. Разговор, по всему видимому, предстоит долгий, — она лёгким жестом отпустила слугу с графином.

— Ага, — Пангея посмотрела ей в след. — Бегу!