– Если стану содержанкой-нахлебницей, то потеряю собственное уважение. – Вереск нахлобучила чепец. – Как по мне, это гораздо важнее. А вы разве не рады, Милда?

– Чему это я должна радоваться? – Старушка вытерла мокрые ладони о рушник: она намыла целую охапку зелени и теперь готовилась её рубить.

– Тому, что я потеряю уважение милорда, к примеру? – Вереск принялась расставлять на подносе пиалы с джемом. – Я же вам не нравлюсь.

– И что с того? – Тесак мелькал с бешеной скоростью, отбивая частую дробь по деревянной доске. Минута-другая, и пышный букет укропа превратится в мелкое крошево. Потом настанет черёд петрушки и пряной кинзы. – Подумаешь! Мне вообще мало кто нравится. Зато милорда я люблю, как родного сына. А то, что вы хозяину приглянулись, даже наш привратник заметил. А он совсем слепой.

Наивная старая Милда, – грустно подумала Вереск, а вслух сказала:

– Я не знаю кто я и откуда. Не так юна, как красавицы, что веселятся сейчас в большом чертоге. И, вдобавок, уже не девица. Законной супругой милорда мне не стать, а на меньшее я не согласна. Подайте второй поднос, Милда. Я отнесу закуски.

– Говорю же, – буркнула старая служанка, выполняя просьбу. – Вы просто глупы.

Зал был полон света и музыки, а невесты напоминали пёстрых бабочек. У Вереск закружилась голова от обилия цветов и оттенков. Винно-красный и бледно-золотой, глубокий синий и бирюзовый, фиалковый, оливковый, светло-розовый и серо-голубой, кроваво-алый, рубиновый, пепельно-серый, изумрудный, персиковый… Всех не перечислить. А фасоны! Открытые плечи, фалды, рюши, замысловатые вышивки и узоры, каскады кружев, шлейфы и сложные драпировки. Да… если всё это сотворила замковая швея, пусть даже и с помощью целого отряда портних, ей впору ставить памятник.

Избранницы сбивались в стайки, шептались, смеялись, а Вереск лавировала между ними, как шебека между рифами. Платье служанки превратило её в невидимку, и Вереск замечали лишь тогда, когда кому-то требовалась закуска.

Ещё не все красавицы, отмеченные вниманием князя, добрались до замка. Вереница экипажей и конных всадников растянулась от ворот до подножья Солёного утёса и дальше, до самого Пристанского городка. У причала швартовались пузатые галеоны, каравеллы и быстроходные фрегаты под белоснежными парусами. Гости продолжали прибывать, и уже порядком охрипший Горий выкрикивал всё новые и новые имена.

– Леди Надьяра Варрская! – рычал лакей. – Девица двадцати лет! Леди Риган – младшая дочь маркиза Иллирийского – девица семнадцати лет!

На каждую кандидатку в невесты приходилось по два-три сопровождающих, а также компаньонки и горничные. Милда всерьёз опасалась, что не сумеет обеспечить всех комнатами. «Ещё немного, и Приют Рассвета треснет по швам, точно мешок, полный репы», – ворчала старушка. – «Придётся, видать, кому-то из этих барышень ночевать на конюшне». Слуги метались по замку, словно случился пожар: гостьям требовалась горячая вода, свежее бельё, напитки, закуски, свечи, поленья для каминов, сундуки для нарядов и многое, многое другое. Челядь князя Ладимира, безусловно, по мере сил подготовилась к столь грандиозному приёму, но учесть все капризы и пожелания красавиц не представлялось возможным. Кто-то нуждался в меховом одеяле, кому-то хватало пледа, одной казалось, будто в спальне невероятно душно, другая жаловалась на сквозняки, третья заявила, что вода в лохани остыла, и обвинила в этом Милду, которая тотчас покраснела, словно варёный рак.

Глядя на всю эту суматоху, Вереск решила, что её помощь уж точно не окажется лишней. Поэтому навьючилась подносами с закусками и сладостями и отправилась в чертог, где, в ожидании князя, невесты-избранницы развлекали друг друга беседой. Только вот… некоторые беседы напоминали грязные трактирные сплетни…

– Говорят, он крутил любовь с куртизанкой из Данции, – шептала русоволосая девица в небесно-голубом, щедро расшитом стеклярусом, наряде. – Но, кажется, с ней случилось что-то ужасное…

– Да-да! – подхватила брюнетка с глазами чёрными, как грех, и невероятно сложной причёской, украшенной перьями. – Она забеременела от него и утопилась! Совершенно точно!

– И теперь сердце князя разбито… – вздохнула совсем ещё юная, едва-едва старше Дары, блондинка. У неё были полные чувственные губы, и она имела привычку выпячивать их, отчего становилась похожа на утку.

– Совершенно точно, – кивнула брюнетка, и красные перья на её голове колыхнулись.

– Всё это враки! – заявила девушка, чья красота могла бы затмить звёзды. Тёмно-малахитовое платье с оборками из чёрного бархата выгодно подчёркивало мраморную белизну кожи. Волосы сияли, словно медь в лучах солнца. Зелёные, как изумруды, глаза смотрели надменно и горделиво.

Леди Арабелла, – мгновенно сообразила Вереск. Об этой даме она знала заочно, благодаря Даре. Младшая дочь графа Лантийского добивалась расположения князя долго и упорно. Так упорно, что когда Ладимир прислал платье её старшей сестре, Аэлите, Арабелла пришла в ярость, а потом тайно отправила в Приют Рассвета записку с вежливым отказом. Записку эту юная графиня подписала именем сестры... Графу Лантии пришлось применить всю свою твёрдость, чтобы урезонить дочерей, готовых придушить друг друга, и всю гибкость, чтобы уговорить Мейдинского князя пригласить на отбор весь «Лантийский выводок». Ладимир согласился и даже обещал доставить платье для настойчивой леди Арабеллы лично, но… «Легенда» так и не добралась до Лантии…

– Враки от первого до последнего слова, – повторила рыжая красавица, сузив глаза. – Его сердце вовсе не разбито, нет. У князя новое увлечение.

– Ах!

– Не может быть!

– Да что вы говорите!

– Всё так, – улыбнулась Арабелла, и от улыбки этой повеяло могильным холодом. Вереск замерла на безопасном расстоянии, вцепившись в поднос. – По пути в Лантию он спас какую-то оборванку. Взял на борт. Привёз в замок. Отмыл. Нарядил. И теперь эта хитрая мерзавка – фаворитка на отборе!

Юные красавицы разом ахнули, а графиня, довольная произведённым эффектом, продолжила:

– К тому же, князь подарил паршивке платье, которое предназначалось мне.

– С ума сойти! – девица в голубом прижала к груди руки.

– Какой скандал! – блондинка выпятила губы, раскрыла веер и принялась обмахиваться так самозабвенно, что растрепала причёску.

– Совершенно точно, – тряхнула брюнетка перьями. – Скандал. Но… кто же она?

– Да, Арабелла, кто она?

Три пары глаз выжидательно смотрели на Лантийскую красавицу. Вереск стояла, затаив дыхание, и даже воловья упряжка не смогла бы сейчас сдвинуть её с места. Поднос в руках чуть заметно подрагивал, и пиалы звякали, врезаясь друг в друга.

– О-о-о, дамы, – юная графиня растягивала слова, мастерски подогревая любопытство товарок. – Тут всё просто. Посмотрите-ка вокруг. Нас много, но все мы знаем, кто есть кто, не так ли?

Девушки переглянулись и принялись озираться по сторонам.

– Ах, не утруждайте себя, дорогие. – Арабелла раскрыла веер из павлиньих перьев и понизила тон. – Всё уже сделано. Мне удалось вычислить эту подлую безродную дрянь, которая обманом затесалась в благородное общество и вознамерилась увести князя у нас из-под носа.

– Ну же, Арабелла! – пискнула блондинка. – Покажи нам её, умоляю!

– Да! Да! Покажи! Покажи!

Вереск нервно сглотнула и попятилась. О! Почему она не ушла раньше? Проклятое любопытство! Сейчас на неё обрушится лавина полных ненависти взглядов, и она утонет в море злобы и презрения. Поднос уже не подрагивал, а ходил ходуном. Пиалы лязгали всё громче.

– Смотрите-ка сюда! – рыжая графиня чуть заметно мотнула головой. Её подруги тут же повернулись в нужную сторону.

Вереск готова была сгореть, но недобрые взгляды устремились не на неё, а мимо. Туда, где заливаясь искристым смехом и подхватив юбки, лихо отплясывала кадриль облачённая в сливочно-жёлтые шелка… Дара.

Глава пятнадцатая