Прикладываю карту к замку и чуть не подпрыгиваю от радости, услышав победоносный щелчок. Тяну дверь на себя и, приоткрыв на несколько сантиметров, выглядываю в коридор. Никого. Тишина. Выскользнув из комнаты, осторожно прикрываю за собой дверь, убираю ключ в карман домашних шорт и, выставив вперёд правую руку с острым оружием, крадучись, точно вор, иду в сторону лестницы. Благо ковровое покрытие заглушает шаги. Единственное, что может выдать меня это бешено колотящееся сердце. Оно стучит так громко, что я ощущаю его пульсацию на шее, в висках и пальцах. От страха голову сдавливает словно металлическим обручем. Я моментально покрываюсь липким потом, отчего футболка неприятно прилипает к телу. Дыхание затрудняется, и я чувствую, как неумолимо приближается удушающий приступ паники.

«Нет! Не сейчас!» – приказываю себе и, воткнув острие осколка в левую руку, делаю небольшой разрез.

Срабатывает. Приступ отступает, чтобы уступить место боли.

Я прохожу мимо закрытых дверей. С опаской посматриваю на них, но не испытываю желания узнать, что или кто за ними прячется. Первым делом нужно найти выход. Или, на худой конец, телефон.

Рядом с лестницей располагается лифт. Судя по всему, для обслуживающего персонала. Лестница тоже не парадная. Значит, я нахожусь в крыле для прислуги. Нехорошо. Здесь легко можно напороться на кого-нибудь из рабочих. Но отступать поздно. Если вынудят – нападу. И перережу глотку, если потребуется. Мой единственный козырь – эффект неожиданности.

Буковые лакированные ступени не скрипят и ничем меня не выдают, и я без приключений добираюсь до первого этажа. Длинные лабиринты коридоров в скором времени выводят меня в главную часть дома. Можно сказать в его сердце – кухню, объединённую со столовой и небольшой гостиной. Оборудованная по последнему слову техники, кухня похожа на картинку из журналов о дизайне интерьера. Её хочется благоговейно созерцать, а не кощунственно использовать по прямому назначению.

Высокие потолки, огромные панорамные окна, просторное помещение, залитое утренними лучами солнца… и ОН. Кажется, моё сердце остановилось. Я больше не слышу отбиваемого им набата в ушах. Меня окружает леденящая душу тишина. Сомнений нет, мой амбициозный план побега провалился. Но несмотря на то, что я проиграла данный раунд, сдаваться так просто не собираюсь. Поэтому воинственно вздёргиваю подбородок, поднимаю руку, крепко держащую осколок зеркала, и делаю шаг по направлению к врагу.

Грозная разъярённая фурия в моём лице наступает, а Рэми даже бровью не ведёт. Он спокойно сидит перед ноутом за мраморным островком, склонив голову на бок, и с любопытством рассматривает меня, словно редкую экзотическую зверушку в зоопарке. Он никак не реагирует на моё наступление и возможно находит ситуацию забавной. Но мне не до смеха.

Он ничего не говорит. Наблюдает и ждёт моего выпада. А я не решаюсь напасть и тоже терпеливо жду его действий.

Наконец, Рэми поднимается со стула и плавно, с грацией хищника, подходит ближе. Но недостаточно близко, чтобы пырнуть его остриём импровизированного оружия.

Мужчина стоит передо мной в одних спортивных штанах. Я впервые вижу его при дневном свете, и мои глаза безотчётно скользят по его полуобнажённому торсу. Здоровое, крепкое тело, не перекаченное и не пересушенное. Высокий и подтянутый, узкие бёдра, плоский живот, широкая грудная клетка и плечи. И только сейчас замечаю неприметную татуировку на его груди. Всего одно слово на английском языке: Wizard. Волшебник.

«Самомнение, однако»… – усмехаюсь про себя и как зачарованная разглядываю тату.

– Хватит лапать меня глазами, – шутливо произносит он.

От его слов щёки обдаёт жаром. Что за хрень?! Мне вроде как по возрасту уже не положено смущаться. Растерявшись, я непроизвольно приопускаю оружие. И Рэми не мешкая пользуется моим лёгким замешательством, – стремительным движением хватает за запястье и резко выворачивает мою руку. Я вскрикиваю от резкой боли и роняю осколок. Он падает на пол, но не разбивается. Похититель, наступив на него босой ногой, отталкивает в сторону, и кусочек зеркала бесследно исчезает под холодильником.

– Пусти, урод! – воплю я, пытаясь вырваться из цепкой хватки. – Пусти, иначе пожалеешь! Воткну нож тебе в глотку как твоему тупому миньону!

– Не забывайся, – угрожающе тихо произносит он, и я замечаю, как желваки играют на его лице. – Иначе сама пожалеешь.

– А мне терять нечего, – дерзко выпаливаю я.

Рэми обхватывает пятерней мою челюсть и, с силой впишись в неё твёрдыми пальцами, приближает к своему лицу:

– Ты даже не представляешь, как много ты ещё можешь потерять. – И внезапно отпускает меня.

Пошатнувшись, я хватаюсь за столешницу, чтобы не упасть и одичало смотрю на мужчину, который не спеша подходит к кофейному столику и начинает заваривать кофе. Я поворачиваюсь к нему спиной и затравленно осматриваю кухню со столовой и гостиной в поисках нового оружия или выхода. Взгляд останавливается на раздвижных стеклянных дверях, выходящих на патио. На них есть ручка и нет замка в виде считывающего устройства. Во дворе нет никаких стен или забора, лишь терраса, а за ней – зелёный газон, простирающийся до берега тёмно-синего озера. Открытая местность. Быть может рядом есть другие дома, и кто-то из соседей поможет мне, укроет и вызовет полицию.

«Выход!» – в душе загорается надежда.

Настороженно кошусь на Рэми, но он полностью сосредоточен на кофемашине и не обращает на меня никакого внимания. Это мой шанс. И я, не раздумывая, бросаюсь к двери.

Трясущиеся пальцы тянут за ручку, и в слегка приоткрытую дверь залетает освежающий прохладный ветерок. Меня начинает пьянить от сладкого запаха близкой свободы. Но услышав отдалённый лай собак, я в ужасе каменею и впиваюсь взглядом в горизонт. Сразу замечаю два чёрных пятна. Ко мне с неимоверно быстрой скоростью несутся два здоровенных добермана. Чёрт! Чёрт! Чёрт!!!

Рефлекторно захлопнув дверь, в панике отшатываюсь от неё и тут же врезаюсь лопатками в твёрдую грудь Рэми. Хочу убежать от него, от собак и закрыться в своей комнате, но у мужчины на меня другие планы. Он бесцеремонно толкает меня обратно к двери, по которой уже скребутся когти обезумевших животных. Адские псины встают на задние лапы и лязгают клыкастыми пастями прямо перед моим лицом. Я инстинктивно упираюсь ладонями в стекло, желая отодвинуться, оттолкнуться от жуткой картины, но Рэми не даёт такой возможности, – он крепко держит меня. Тогда я закрываю глаза и отворачиваюсь, что угодно, лишь бы не видеть бешеных чёрных стражей. Но и этого мне не позволяют. Похититель запускает руку в мои волосы и, собрав их на затылке в кулак, грубо дёргает, заставляя смотреть на бешеных доберманов, лающих по ту сторону стекла. Он сильнее сжимает пальцы, натягивая волосы до предела. Кажется, ещё чуть-чуть и он выдерет их к чёртовой матери. Кожа головы горит будто её опалили огнём, и от боли глаза распахиваются. А перед ними разверзаются пасти смерти. Кровь стынет в жилах. Страх парализует, и я замираю словно статуя. Боюсь пошевелиться, боюсь вздохнуть.

Рэми тем временем спускает мои шорты вместе с трусиками, разводит ноги в стороны и рывком, без прелюдий входит в меня. Мёртвой хваткой впивается в талию и начинает жёстко таранить моё тело подобно одичавшему животному. Мозг отмечает это бессознательно, вскользь, поскольку всё моё внимание целиком и полностью приковано к не унимающимся псинам, чьи смертоносные пасти щёлкают прямо перед носом, оставляя кляксы мутных слюней на стекле. Мои тело и разум скованы всепоглощающим паническим ужасом. А в памяти против воли всплывают воспоминания далёкого прошлого, возвращая меня в детство…

Я проводила лето у родителей отца. Бабушка с дедом и друзьями что-то бурно праздновали в тот злополучный день, много выпили и решили продолжить пирушку в другом месте. А меня с другой девочкой – чьей-то внучкой – примерно моего возраста оставили под присмотром соседки. Мы втроём сидели в четырёх стенах, не имея возможности выйти на улицу, поскольку входную дверь сторожил здоровенный пёс по кличке Граф. Он был не просто агрессивно настроенным, а бешеным, – нападал на всех и каждого, и мог с лёгкостью загрызть кого угодно, если бы не удерживающая его цепь. Его боялись даже взрослые мужики, как трезвые, так и пропитанные водкой и запахом перегара, с зашкалившим уровнем мнимого бесстрашия. И слушало это исчадие ада только одного человека – деда и только в нём видело хозяина и повелителя.