— ТАК! СТОП! Тпруу! — заорал я, — Поправка — мы зарегистрированные авантюристы, но здесь только проездом! Если вы кого-то и вызывали, то не нас!

Вселенский облом и «как же так» воцарились на лицах присутствующих.

— Но… — убито протянул подскочивший к нам первым мужик.

— Еды! Пива! — злобно крикнул я, — А потом вы будете говорить, что у вас случилось! Затем вы станете уговаривать нас принять заказ, который отрядили в Гильдию, мы узнаем, что он сложный и за него мало платят, поэтому скажем «нет»! Вы начнете нас упрашивать, чем испортите двум невинным людям весь вечер, в результате чего вы озлобитесь, и мы озлобимся! В мире станет больше зла! Я не хочу, чтобы вы встали на эту скользкую дорожку!

- «Внимание! Ремесло «Оратор» получает уровень! Текущий уровень 2»

- «Внимание! Ремесло «Оратор» получает уровень! Текущий уровень 3»

Сработало. Человек страдающий от лишения привычных удобств типа воды, света, интернета, секса или хотя бы кровати, обычно недоволен сверх меры и жаждет возврата земных благ любым доступным путем. Мне это, как бывшему электрику, более чем известно. Как-то раз бабуля, у которой сгнила и посыпалась вся проводка, так не поверила моей рекомендации сменить её всю, что дошла в своих жалобах аж до мэра города, перепортив кровь нескольким десяткам людей и электриков. Знакомый врач рассказывал на совместных пьянках, что нечто подобное наблюдается и у людей, которые внезапно получают известия, что им больше нельзя сладкое, жирное, мучное или еще какую-нибудь вкусную хренотень. Мол, как жеж так, раньше всё нормально было?

Было. Но прошло. Смирись или сдохни!

Вот тут был именно тот вариант. Пока мы насыщались и заливались пивом, подошедший первым мужик изливал свои горести на наши ни в чем не повинные головы. Точнее мою, Саяке было плевать на внешние раздражители, она радостно отхлебывала пиво, а затем погружала моську в мясные закуски.

История, которую нам поведал мужик с забавным именем Татакака, оказалась простой, но странной и довольно-таки грустной.

Началась она проще некуда — в Усаноо пришла маленькая худенькая девушка с кошачьими ушками, не говорящая на местном языке. Добросердечная Зара-сан, держательница таверны, что сейчас остервенело полирует кувшин, приняла и обогрела бедняжку — накормив, помыв и дав выспаться. Бесплатно, потому как кроха лишь сидела кушала, хлопая глазками, но никаких денег не доставала. И не пыталась. Тогда Зара-сан решила, что ребенок болен, возможно, получив удар по голове, потому его и нужно везти в другой город, дабы врачи обследовали бедняжку. Но на этом самом месте всё покатилось к чертовой матери.

Как только таверна к вечеру оказалась заполненной, ребенок извлек из своего инвентаря какой-то музыкальный инструмент, затем ударил по струнам и… запел.

— Это было отвратительно, Таинственный страж-сама! — зарыдал заново Татакака, закрывая лицо руками, — Она визжала, хрипела, выла так омерзительно, что мы все решили, что это колдунья, призывающая демонов! Но нет, она была бардом! С трудом дождавшись конца песни, мы жестами попросили её больше так не делать!

«Ну да», тут же печально вздохнул я про себя, вспоминая, что мы с Саякой на этот континент были переброшены не одни, а вместе с девочкой-бардом, страдающей терминальной стадией тугоухости. Оная особа, будучи существом, необычайно ранимым по отношению к критике своего перфоманса, тут же убежала от нас куда глядят глаза… совершенно не имея никаких возможностей общаться с местными.

И вот, где мы её обнаружили. Как тесен мир!

История набирала печальные обороты. Скрывшись в ночи с криками, полными злобы и ярости, Мимика Фуому покинула гостеприимных жителей Усаноо точно также, как несколько раз уже покидала меня. Но, в отличие от Героя, обладающего двумя ногами, городу уйти было невозможно, поэтому вскоре она вернулась. И снова начала петь.

Сначала её просили. Потом умоляли. Потом за ней начали гоняться. Без всякого толку — девочка-кошка была чрезвычайно ловкой и быстрой, свободно ускользая от праведной мести горожан, забывших про покой и сон. А потом она прокрадывалась в городишко снова и снова, на поиски еды и, конечно же, для реализации своих песенных потребностей. Мерзкие вопли, полные хаоса и диссонанса, почти поставили Усаноо на край безумия. Горожане сплотились перед лицом неминуемой беды, собрали в кулак свое мужество, а затем — нанесли ответный удар. На якобы забытом подносе возле булочной вкусно пахли пять свежих булок, начиненных снотворным.

Мимику Фуому поймали, связали, запихали в рот кляп, а затем…

— Мы просто хотели посадить её в лодку и сплавить вниз по реке! — рыдал мужчина, лупя кулаком по столу, — Там, всего в двух днях плаванья, большой город Цурим! Наверняка бы там нашелся хоть один человек, умеющий говорить на её языке! Ей бы помогли! Её бы вылечили!

«Да фига с два», — дипломатично подумал я, глядя на натурально рыдающих тружеников, особенно на намокшую белую ткань блузок у подавальщиц, — «Скорее всего, эта наглухо отбитая кошкодевочка сцыт в трусы от счастья, что здесь никто не критикует её вопли на понятном ей языке».

— Но тут…, - все продолжал Татакака, — …нам помешали! Из леса выскочила огромная страшная белая девушка, которая побила всех мужчин и освободив эту… эту…

А затем обе персоны скрылись в лесу, оживленно переговариваясь между собой. И вот тогда для жителей Усаноо воцарился ад!

Они обитали где-то в лесу. Каждую ночь маленькая ужасная тень скользила по улицам Усаноо, распевая свои песни. Если же Зара-сан не оставляла на пороге таверны мешок с припасами, достаточный для двоих девиц, то Мимика начинала орать во всё горло, от чего плохо себя чувствовали не только люди, но и животные. Но если мешок был, то он таинственным образом исчезал, а песни…

…а они оставались.

И вновь в таверне стало мокро от слез. Рыдали все! Рыдал Татакака, рыдала Зара, рыдали девушки-подавальщицы с собачьими ушами, крупные слезы выступили даже из глаз Саяки! Впрочем, последнее я решил, похлопав её по спине, дабы выбить застрявший в глотке кусок. Прокашлявшаяся девица улыбнулась мне всеми зубами, а потом вцепилась ими же в роскошную жареную рыбину, слегка намоченную слезами подавальщицы. По-моему, ей было так даже вкуснее.

— Так… — задумчиво промычал я.

С одной стороны, моей вины в бедах Усаноо не было. Это всё Аллеалла, исказившая наш перенос в совершенно другое место. С другой стороны, я неоднократно уже слышал, как поет Мимика, от чего мне окрестных жителей было чисто по-человечески жалко. В общем, утро вечера мудренее!

Задавать рыдающим жителям вопросы о оплате труда даже не стал, просто обнадежив их, что утром схожу посмотреть, что за странная белая девушка теперь защищает певчую кошку. Это был правильный поступок — почуяв слабину (а слушал я внимательно, не перебивая и не ругаясь), жители Усаноо начали скапливаться вокруг меня с нехорошим лихорадочным блеском в глазах. Именно с таким на тебя смотрит человек, к которому ты собираешься прийти в понедельник, дабы починить электричество.

Смотрит в пятницу.

Заговори я о оплате — точно бы плакали бы наши с Саякой планы. А так мы, предупрежденные, а значит, вооруженные, сделаем всё, чтобы эта ночь была бессонной, но счастливой!

Через четыре часа, я, сытый и слегка выпивший, напряженно смотрел вниз под ужасающие и омерзительные вопли, несущиеся, казалось, со всех сторон. Диссонирующие, гадкие, нестерпимо ужасные в своей омерзительности вопли, в которых с трудом можно было угадать рифму и слова, звучали, пульсируя, в голове и других костях тела. Такамацури лежала ничком на кровати, едва ли не засовывая себе в уши подушки. Её пятая точка выписывала в воздухе кренделя, видимо, мысленно фехтуя с невидимой в ночи бардессой, но на меня это сейчас не оказывало ни малейшего воздействия.

Я стоял у окна и смотрел вниз. Лишь накануне прекративший зудеть и чесаться после нанесения татуировок хвост… спал. Точнее — был неподвижен. Как в мавзолее. Я его особо не винил, так как в голове не было ни единой фривольной мысли. Наоборот, она была полна серьезного, твердого и кристально-ясного желания.