Перед глазами мерцали неоновые огни. Я видела Его лицо перед собой, оно было прекрасным в своей уверенности и коварности. Дмитрий Петрович точно знал, что делает, и его это заводило. Так сильно, что он то и дело судорожно набирал полные легкие кислорода, будто вот-вот задохнется. Его глаза темнели и блестели, словно он был пьян. Но пьяным он не был, я точно знала.

Воздух вокруг странно искрил, парил. Окна в авто начали запотевать. Я сжала кулаки, обхватив края кожаной обивки. Мне надо было оттолкнуть его. Сбежать. Выйти вон. Но я лишь льнула к нему, сильнее и сильнее вжимаясь в руку, которая так беззастенчиво расстёгивала молнию джинсов. Медленно, заставляя умирать от ожидания. И стыда. К самой себе.

– Мне нужно прекратить это? – прошептал он чертовски тихо и вкрадчиво, но я слышала каждое гребаное слово. Каждое. И знала: стоит мне ответить «да» – и все будет кончено. Мне стоило. Но я не могла. От этого с губ снова сорвался мучительный хрип. Господи, да он просто сводил меня с ума! – Машунь, мне не касаться тебя там, я правильно понимаю?

Неторопливо его пальцы проникли под джинсы, немного стягивая их вниз, мои красные трусики были насквозь мокрыми. Он сделал вид, что это никак на него не влияет. Но я видела, как заиграл кадык Дмитрия Петровича, когда два его пальца погрузились в мою влагу, утопая в ней. Как нервно дернулась его нога. Как натянулась на груди рубашка, грозя порваться. Как резко набухла ширинка.

Я продолжала молчать, откинув голову назад. Начинала болеть голова от того спора, что устроили внутри нее здравый смысл и возбуждение. И когда одна часть меня кричала: «Даже суток не прошло, как ты рассталась с Валерой!» Вторая издевательски добавляла: «А вы вообще встречались? Когда вы целовались в последний раз-то? Только на публике. Месяц назад? Два? Тебя саму почему к Валере не тянуло? Почему тебя устраивали ТАКИЕ больные отношения?»

– Что мне делать, Машунь? – Его губы оказались на уровне моего уха. Так близко… Так чертовски близко… Я закусила потрескавшиеся губы до крови и сдавленно застонала. Его палец грубо вжался в мой клитор, а потом оттянул кожу в сторону. – Помнишь, как я касался тебя тут языком, мм? Ты очень вкусная, пчелка… Мне нравится чувствовать, как ты течешь от меня. Нравится чувствовать твое возбуждение у себя на губах. Хочешь так еще раз?

Одежда обжигала меня. Она давила, тисками обхватывала мокрое тело. Будто не давала дышать. На мне по-прежнему не было лифчика, соски встали колом. От трения с грубой тканью было больно. Словно уловив мои мысли, мужчина накрыл мои соски своими губами, прямо через свитер. Сжал зубами, терзая в разные стороны.

Его пальцы проникли в меня. Сперва один, затем второй. По типу ножниц, они растягивали изнутри медленно и неторопливо. Словно подготавливая к чему-то.

– Скажи мне, – рычал он. – Скажи мне, чего ты хочешь, Машунь…

Я не могла вымолвить и слова. Слишком хорошо, слишком прекрасно. Были только его руки, только его прикосновения. Они сводили меня с ума, заставляли ощутить совершенно новые, неизведанные ранее чувства. – Скажи, – не спрашивал, приказывал он. В голосе засквозили властные стальные нотки, и они заводили сильнее и сильнее. – Скажи, или я действительно сейчас все это нахрен закончу.

Нет, он просто не мог так со мной поступить. Не сейчас, когда я была уже на грани возможностей. За гранью своей же совести. Нет, нет… И еще раз нет.

– Мое терпение лопнуло, сладкая.

А потом все прекратилось. Он просто отстранился, и стало так чертовски холодно, будто кто-то резко включил вентилятор. Подняв на Дмитрия Петровича измученный взгляд, я молила его и проклинала одновременно. Мне хотелось расцеловать его и убить.

– Пока ты не произнесешь то, что я хочу услышать, – подгладив меня по щеке, поставил перед фактом тот, – я не пойду дальше. Хочу, чтобы ты знала, на что идешь. Не хочу, чтобы ты считала меня гребаным насильником. Ты не жертва. Ты – моя женщина.

Это было почти смешно. Еще пару таких «издевательств», и я сама его могла бы изнасиловать. Но почему-то от его «моя женщина» сердце затрепетало.

В тот момент, глядя в его полные похоти, желания и ожидания глаза, я поняла, что самое время принять решение. Либо я и дальше придерживаюсь своих мнимых идеалов… Живу по канонам, которые нахрен никому не нужны; плыву по течению прямо в пропасть. В гребаный водосток с отходами чужого мнения! Либо позволяю себе жить полной жизнью. Опрометчивой? Вероятно. Опасной? Возможно. Без гарантий и каких-либо обещаний вечной любви? Так точно… Но той, какую я действительно хочу. Той, в которой буду счастлива.

Вдох-выдох. Поджилки затряслись. Горло сжалось. Глаза расширились так, что роговица запекла.

– Я хочу вас, – протараторила я, будто пластырь отрывала. Одним махом. От страха чуть в мир иной не отъехала. Почему так тяжело говорить правду и так легко лгать?

– Для первого раза пойдет, золотце мое, – выдохнул мужчина, коварно закивав. Его лицо озарилось странным для меня облегчением и счастливой улыбкой, совсем как у ребенка. А затем Дмитрий Петрович нажал какую-то кнопку на сенсорной панели управления авто, все стекла в машине стали матовыми мгновенно. Даже переднее! Хотя людей и так вокруг абсолютно не было, и это, определенно, произвело должное впечатление. Резко потемнело, обстановка стала еще более интимной. – Потом я тебя научу большему. Намного большему, Машунь.

Оглянувшись по сторонам, я грустно постановила:

– Представить страшно, сколько вы тут баб перетрахали. Все условия соблюдены. Осталось только найти впечатлительную натуру – и вперед. Даже гостиницу снимать не надо. Ха! Трахадром на выезде.

– Не поверишь, – с какой-то грустной издевкой постановил он, будто мое предположение могло его даже обидеть, – здесь я представлял только тебя. Как только увидел машину с такой функцией, так только об этом и думал. Каждый чертов день. Хотел даже ее поменять из-за этого. Постоянно отвлекаюсь от дороги, чтоб ее.

И тут меня осенило… Стоп! Машине этой как минимум полгода. Купил ее Дмитрий Петрович год назад. Или больше? Пока привезли, пока растаможили, пока все нюансы утрясли… Когда он ее увидел? Когда он меня, получается, захотел? Господибожемой!

– Гхм… Как давно? – спросила я глухо. Сердце резко забарабанило быстрее, вырываясь из груди. Он понял вопрос, но сделал вид, что не услышал. Тогда я повторила более громко: – Не может быть, вы ведь хотели меня завалить с первого дня! Я права?

– Зайчик мой, – с раздраженным прищуром мужчина отодвинул сидение назад, опустил спинку немного. – Либо ты сейчас идешь сюда, либо мы делаем то, зачем приехали. Идем в ЗАГС. Я за второй вариант даже больше, чем за первый.

И снова мысли поползли куда-то не туда. Дмитрий Петрович был прекрасен в своем черном костюме с иголочки. Просто мужчина за миллион долларов. Словно в каком-то лунатичном сне, я сбросила сапожки и, выпутавшись из джинсов, за мгновение ока оказалась сверху. Кажется, такую мою инициативу он оценил по достоинству, смерив меня ошалелым, полным растерянного возбуждения взглядом. Явно не этого ожидал, ха! Ширинка податливо шевельнулась, когда я прижалась к ней внутренней частью бедра и скользнула вперед-назад.

– Никого ЗАГС-а, – жестко постановила я, обнимая шею мужчины своими ладонями. Отбросив предрассудки, я ощутила внутри какую-то развязную смелость. Видела, как этот Дмитрий Петрович тает от моих прикосновений, и это будто придавало решимости. Пьянило… – У меня даже паспорта с собой нет! В этом ваши уловки не помогут. Ясно? Мне двадцать один, и меньшее, чего я хочу сегодня – становиться женой человека, с которым провела один совместный день. Глупость какая!

– «Ты»! «Ты», черт тебя дери! – рыкнул он недовольно, властно сжимая грудь своими ладонями. Так, будто я собиралась сбежать. Поджал губы недовольно. – И по имени, Машунь. Я собираюсь делать с тобой такие вещи, после которых приличные мужчины просто обязаны жениться.