– Я очень рад вас видеть, мистер Бёрнс, – произнёс незнакомец уставшим, но глубоким голосом. На его лице, изрытом глубокими морщинами, появилась улыбка, которая показалась Грегори удивительно искренней.
– Мой редактор, мистер МакКензи, к сожалению, забыл указать в письме мне ваше имя… – начал было Грегори, но незнакомец небрежно махнул рукой.
– Это пустяки! У главного редактора городской газеты наверняка полно других дел, кроме как запоминать имена всяких приезжих писателей, – засмеялся незнакомец и опустился на своё место.
Грегори присел напротив. Он ожидал, что писатель всё-таки представится. Но тот не собирался этого делать или просто успел забыть об этом.
– Я полагаю, что мистер МакКензи сообщил вам о том, что я работаю над книгой о событиях, которые произошли в этом городке четверть века назад? – спросил он, но дожидаться ответа не стал. – Поэтому мне нужна помощь того, кто хорошо помнит то время. Мне хотелось бы изложить повествование правдиво и обстоятельно. Я думаю, что лучше вас, мистер Бёрнс, с этой задачей никто не справится.
– Раз я здесь, то действительно готов помочь вам с книгой. Но хочу сказать, что сегодня у меня запланирована важная встреча, поэтому…
– Конечно! – всплеснул руками писатель, перебивая Бёрнса. – Конечно, я не собираюсь задерживать вас сверх меры. Это займёт ровно столько времени, сколько понадобится!
Грегори нахмурил брови: формулировка была более чем расплывчатой, но тон незнакомца говорил о том, что спорить он не собирается. Это немного успокоило Бёрнса, и его раздражение слегка поутихло.
– Что вы хотите узнать от меня? – спокойно спросил он, отклоняясь на спинку стула.
– Я знаю, что противники высадились здесь лишь за полгода до окончания войны. Начните с этого момента, мистер Бёрнс, – ответил незнакомец.
Грегори скрестил руки на груди и задумался. Это было очень давно. По дороге сюда он не успел подумать, с чего он может начать свой рассказ. Размышляя над этим, он поймал взгляд светлых глаз незнакомца. Они резко выделялись на загорелом обветренном лице. И Бёрнс поймал себя на мысли, что не может сказать, какого они цвета. Сначала глаза старика казались ему большими и голубыми. Но теперь писатель щурился, и они стали маленькими и зелёными. А когда он смотрел под определённым углом, они становились серыми и почти бесцветными. Но в любом случае взгляд этот был очень цепок и остёр, что совсем не вязалось с нарочитой немощностью этого человека, покрытого морщинами.
Грегори понял, что смотрел на незнакомца слишком долго, сверх всяких приличий, и смущённо отвёл глаза. Краем глаза он заметил, что старик широко улыбается.
– В те времена это был город стариков и детей, – начал Грегори, подбирая слова. – Все молодые мужчины и многие женщины ушли на фронт. Это место превратилось в серый, мрачный край. Война напрямую не касалась нас. Здесь не было боевых действий. Но каждая семья почувствовала на себе горечь потерь и утрат.
Местоположение нашего города, окружённого с трёх сторон горами, а с четвёртой – океаном, делало его неприметным и незначимым пунктом на планах обеих сторон. Линия фронта всегда была далеко. Поэтому сюда присылали тяжелораненых – тех, кого уже не ждали обратно. Всю войну отсюда уходили молодые и здоровые мужчины и женщины, а в обратном направлении приходили изломанные и разбитые люди… словно выкинутые игрушки.
А потом сюда высадились серые мундиры во главе с капитаном Эдмундом МакТаггертом. Город они взяли без боя. Они объявили, что война ими выиграна. Местным жителям оставалось только поверить им, так как связи с большой землёй у нас не стало. Поэтому большинство людей покорно приняли новую участь и стали работать на врагов. Но одновременно сюда стали завозить продовольствие и медикаменты. Поэтому некоторые люди усомнились в правдивости слов захватчиков и стали строить планы, как организовать сопротивление.
– Если бы не мисс Грин, ничего этого не было бы… – добавил Грегори, а голос его неожиданно стал глубже и теплее.
– Мисс Грин? – бесцеремонно переспросил незнакомец, ничуть не заметив сокровенности этого имени для Грегори.
– Да, мисс Эйслин Грин. Она родилась в нашем городке. Я не знаю, кем была её мать и что с нею сталось. Но здесь жил её отец. Он был художником, преподавал в местной школе. Я был тогда ещё слишком мал и почти не помню его, но точно знаю, что он был хорошим и добрым человеком. Он запомнился жителям нашего города, они много мне о нём рассказывали.
Когда мисс Грин выросла, то она переехала в столицу. Она пошла по стопам своего отца. Но, конечно, здесь было мало перспектив для юной девушки. Я слышал, что на большой земле она стала известным художником, и её работы стоили баснословных денег. Она стала знаменитостью, вхожей в самые высшие круги.
Мистер Грин оставался здесь и по-прежнему преподавал в школе. А потом началась война. Как я уже говорил, линия фронта была далеко от этих мест. Но она коснулась больших городов. Я не знаю, что пережила тогда мисс Грин. Но знаю, что когда время взяло своё и сердце её отца остановилось, то она не смогла приехать и попрощаться с ним.
Однако она вернулась через четыре года после его смерти. К тому моменту война длилась уже шесть лет. Столица была освобождена и укреплена войсками союзников. Но мисс Грин не осталась там, предпочтя вернуться на свою малую родину.
– Сколько же её не было?
– Я не знаю, – покачал головой Грегори. – Может, ей тогда было двадцать пять, может, тридцать лет. Мне самому тогда было лишь десять, поэтому мне сложно судить о времени. Единственное, что я могу сказать точно, так это то, что уезжала она до начала войны, поэтому она отсутствовала минимум шесть лет.
Собеседник покачал головой. А Грегори неожиданно для себя самого провалился в свои воспоминания. Он напрочь забыл и о собеседнике, и собственных заботах, и о проливном дожде за окном…
– Мистер Бёрнс?.. Мистер Бёрнс?!
Грегори вздрогнул от громкого голоса незнакомца и понял, что широко улыбается.
– Знаете, я однажды слышал, как она играет на пианино, – неожиданно выпалил Грегори, не дожидаясь вопроса от незнакомца. А потом не сдержал громкого смешка: – Это было ужасно! Тогда мисс Грин призналась, что всю жизнь мечтала освоить какой-нибудь музыкальный инструмент и даже брала уроки игры на пианино. Но война помешала этим планам. С тех пор у неё осталась одна привычка, которую я хорошо запомнил: она очень часто перебирала своими длинными тонкими пальцами, будто наигрывая неведомую мелодию. Признаюсь, я порой долго мог смотреть за её «игрой», как заворожённый, стараясь не потревожить её задумчивость.
Грегори вдруг спохватился и стёр дурацкую улыбку со своего лица. Он понял, что выпалил перед этим человеком нечто совершенно личное, сокровенное. Но незнакомец что-то записывал в свой блокнот с совершенно невозмутимым видом. Только вот уголки его губ слегка дрогнули. Или это показалось Грегори?
– Мисс Грин запомнилась вам этим, мистер Бёрнс? – спросил старик спокойным, бесстрастным голосом. Но Грегори едва не задохнулся от возмущения, прокляв себя за неосторожную откровенность. Ему показалось, что вопрос незнакомца полон сарказма.
– Конечно, нет, – ответил он, постаравшись, чтобы ответ его прозвучал настолько же спокойно. – Видите ли, мисс Грин не относилась к тем людям, которым свойственно плыть по течению. Она была очень деятельной девушкой. А прибыв сюда, она оказалась в месте, совершенно чуждом её собственной натуре… Этот город превратился в тень. Страхи, безысходность – вот что наполняло его.
– И что она сделала? – вкрадчиво спросил незнакомец, когда молчание Грегори затянулось.
– То, что умела, – пожал плечами мужчина и едва улыбнулся. – Она открыла заново кружок рисования. Не только для детей, но и для взрослых. Она стала учителем, как и её отец.
Грегори поднял взгляд и посмотрел в глаза незнакомцу. Он осознал, что старик не может понять всю важность его рассказа, и с досады покачал головой, стараясь подобрать слова. Воспоминания и эмоции начали захлёстывать его, словно высокая волна. Грегори совсем не ожидал этого от себя, полагая, что давно оставил те образы пылиться на задворках своей памяти. Но сейчас они податливо откликались на прикосновение и начинали сверкать яркими красками.
