В пионерском лагере я выполнил Мишкино условие – выбрал в отряде самого высокого и широкого пионера и покрасил его лицо «тенями». После чего мы заняли с другом кровати в лучшем месте, и никто не спрашивал, почему я приписан к отряду не по возрасту.
Когда я увидел ребят в военном лагере, я трезво рассудил, что Мишкин номер не пройдет, ибо занял в строю крайнее место на левом фланге. Я должен был не выпасть из строя, продержавшись месяц. Хотя по моему размеру было очевидно, что инструкторы выжмут из меня сока намного меньше, чем из остальных «фруктов». Но давление распределялось равномерно на всех, и моим товарищам некогда было выяснять откуда я появился. Они не замечали меня, потому, что я сохранял позицию в хвосте колонны, которая регулярно бегала по горной тропе. Прикидывая предел выносливости группы, я чувствовал запас сил и знал, что могу двигаться быстрее. Но когда инструктор приказал одному из бойцов бросить часть поклажи, чтобы он не отставал, что было для него плохим знаком, я машинально подобрал груз, и на обратном пути стал разрывать дистанцию. Но никто не обратил на это внимание, приказа облегчиться я не получил, и доковылял до финиша, когда все уже сидели в столовой. Комок в горле растаял, когда я увидел свою тарелку с обедом на общем столе, и мне кивнули на зарезервированное место.
Сначала я не понимал, зачем Ион отправил меня в этот лагерь. Физически я был подготовлен не хуже. Нагрузки, которые давал «Папа Карло», приучили меня терпеть и я спокойно справлялся с тренировками в Чирчике. Настрелял я гораздо больше, чем требовалось для зачетных нормативов по местным меркам. Единственное, чему я научился с нуля, это использовать АГС «Пламя». А когда на спаррингах меня начали просто «срубать» длинные и мускулистые, как у страусов, ноги комбатантов, я показал, что бывает, если ударить вовремя по опорной ноге, и смог избавиться от обширных синяков на бедрах. Но через две недели, до меня дошло. Я понял это, когда наш инструктор и командир группы, вдруг начал «тормозить» на ровном месте. Когда необходимо было принять простое решение, он тянул время и ошибался по-глупому. Вспомнив уроки Иона я догадался, но молчал, давая возможность пошевелить мозгами товарищам. Инструктор начал работу по сплочению группы, превращая подразделение в команду. Как это происходит теоретически я знал. Теперь предстояло увидеть это вживую. На глазах каждый из бойцов стал не приумножать мощь подразделения, а возводить в степень, когда работал в любом месте и в любой ситуации как член команды. Инструктор перестал отдавать приказы, он ставил задачу, и группа действовала как единый организм. Теперь один боец стоил пятерых, и я понял почему небольшой отряд не боится атаковать превосходящую по силе колонну противника.
Ион забрал меня из «пионерского лагеря», когда пришло время отрабатывать организацию засадных действий. Но мы задержались на несколько дней, чтобы я увидел, чему учатся военные, со стороны. Как действовать в группе я знал и умел. Но в будущем мне самому пришлось бы готовить людей к партизанской войне, и Ион хотел дать мне знания на уровне командира. Рано утром мы едем на танковый полигон. Недалеко от полигона на возвышенности мы с Ионом натягиваем тент от солнца. Сейчас мы в теплых куртках, но к полудню жара загонит нас в тень. Бинокли, сухой паек и вода – это все, что нам нужно. Внизу ровное, открытое пространство без растительности. Место для засады выбрано так, чтобы инструкторы видели как будут действовать обе стороны. Вечером никто из бойцов не ляжет отдыхать пока все действия не будут подвергнуты тщательному анализу по минутам. А на следующий день все начнется сначала, и будет повторяться до тех пор, когда каждый боец не научится действовать автоматически из любой позиции. Мотострелки из колонны тоже учатся. Совсем скоро они уйдут на Саланг. Там в горной теснине, они будут таранить горящие бензовозы, сбрасывая их с обрыва, чтобы расчистить дорогу основной колонне под щелканье пуль и осколков по броне.
За ночь спецназовцы укрылись на ровной площадке. Я разглядывал местность внизу в бинокль, но видел только красные флажки, которыми обозначили маршрут военной колонны. Кажется, что на безжизненном пространстве пусто, но бойцы не только искусно укрылись, они создали надежные укрепления, чтобы атаковать с дистанции эффективного огня. Зона ограниченная флажками поделена на сектора, в которых будет уничтожаться все живое. Спецназ использует внезапность, скрытность и надежную защиту в виде укреплений, чтобы нанести как можно больший урон противнику в первые минуты боя. Пока колонна развернет боевые порядки, пока обнаружит противника и откроет ответный огонь, наступит момент истины, когда спецназ примет решение – добивать колонну или отойти.
Тени еще длинные, но вдалеке я заметил по пыльному облаку приближающуюся колонну. Боевые машины пехоты, по одной, в голове и в хвосте колонны, прикрывали четыре крытых Урала с солдатами в центре построения. Когда техника оказалась в зоне поражения, под катками БМП прогремел взрыв, и тут же группа нападения открыла ураганный огонь. Очевидно по предварительному плану, мотострелки отрабатывали круговую оборону колонны и последующее наступление на отряд спецназа. Ион объяснил мне, что наступать солдаты смогут только после того, как сообщат командиру колонны обнаруженные цели и дистанцию до нападавших. По звуку выстрелов, обороняющиеся должны определить количество пулеметных расчетов, и по возможности засечь позиции гранатометчиков. Но спецназовцы, расстреляв положенный боезапас начали отход раньше, чем мотострелки выполнили условия для атаки. Оказалось, что за ночь нападавшие не только закопались в землю, но и отрыли траншеи для отхода, которые тщательно замаскировали. Как кроты они всю ночь ковыряли сухую почву, ради нескольких минут боя. Спецназ отходил не в шахматном порядке, а флангами, очевидно расчитывая, что преследователи тоже разделятся, или растянут наступающее построение. Видимо командир засадной группы предполагал на всякий случай контратаку. Но мотострелки двигались вперед не спеша, со знанием дела. С флангов спецназовцев стали обходить боевые машины пехоты. Но отступающие уже достигли склона возвышенности, с которой мы с Ионом наблюдали за происходящим. Теперь, поднимаясь все выше и выше вверх, спецназ получал тактическое преимущество в разнице высот, и получил защиту, продвигаясь между каменных валунов. Тогда мотострелки остановили движение по открытому пространству и вернулись к машинам. Второй акт «Марлезонского балета» разыгрывался только для мотострелков. Спецназовцы вернулись в окопы, а колонна оттянулась назад. Когда голова колонны вернулась к месту подрыва, из окопов послышались редкие выстрелы, имитирующие нападение. Головная БМП и один Урал в центре были условно подбиты, а по плану колонна должна была не обороняться и наступать, а как можно быстрее выйти из зоны обстрела. После начала нападения исправные машины обогнули подбитый БМП и продолжили движение, а бойцы из «поврежденного» Урала заняли оборону около неподвижной «брони», дождались вторую БМП, подцепили трос, и под прикрытием двух орудий, пулемета, и бронированной сцепки покинули опасную зону.
– Это очень простая и условная шахматная партия – объяснял позже Ион. – Учения были на простой местности и спецназ не использовал группу охраны и группу прикрытия. В реальности, открытое пространство – плохое место для засады. Гораздо лучше иметь труднопреодолимое препятствие между засадой и «жертвой», и не отходить под огнем противника, а растворяться в растительности, или уходить в горы.
«Папа Карло» гонял меня по топографической карте, где я среди извилистых дорог, речушек и холмов, выбирал подходящие места для нападения из засады, и обозначал маршруты для отхода группы, пока мой мозг не стал работать на автопилоте. Во время пробежек в лесу, я инстинктивно выбирал позиции, оптимальные пути передвижения, запоминал рельеф и особенности местности. Таких же результатов Ион добивался от меня и в условиях городской застройки. Развернув план города, я видел критические места на маршрутах движения, точки для наблюдений, снайперские позиции и районы для безопасных убежищ.
