– Последнее – движение. Его не видно, когда его нет, или если оно очень медленное. Попробуй перемещаться со «скоростью роста травы» – и тебя не увидит глаз человека и детекторы. Научись двигаться так, чтобы не спугнуть животных и птиц, и тебя не заметит человек.

Ион предупредил, что полоса учебная, и мы пойдем вдвоем. Расстояние в километр мы преодолели с двумя ночевками. По дороге Ион показывал, как пройти ловушки и маскироваться на маршруте так, чтобы наступивший на тебя человек ничего не заметил. Оказалось, что инженерную защиту, в виде шипов, колючей проволоки и рвов со скользкими стенками победить труднее, чем технические средства. С ними можно бороться, если знать конструктивные особенности и диапазон действия приборов.

– А теперь скажи мне, какой из способов скрыться самый лучший? – задал вдруг вопрос Ион. – Как проникнуть в запретную зону проще, чем ползать по шипам?

Я уже привык, к тому, что «Папа Карло», как втихаря я называл Иона, задавал каверзные вопросы. Но ход его мыслей был понятен. Я должен был найти решение, о котором он не говорил.

Я вспомнил случай, про который рассказал мне отец. После года службы на погранзаставе, его отправили в школу радистов. Как положено перед новым годом, рядовой состав озаботился приготовлением праздничного стола, и особенно основным ингредиентом – выпивкой. Купить четыре бутылки водки не проблема. Труднее было спрятать «горючее» до праздника. После недолгих раздумий, отец решил спрятать водку на самом видном месте, перелив содержимое бутылок в двухлитровый графин, стоявший в красном уголке. Графин использовали только во время докладов, да и то скорее как предмет интерьера. Несколько раз старшина наведывался в казарму и служебные помещения, надеясь обнаружить спиртное в преддверии нового года. После безуспешных попыток, в красном уголке появился начальник школы. Отец с другом «изучали» труды марксизма-ленинизма, расчертив в конспектах сетку «морского боя». Старший офицер молча оглядел комнату, не утруждая себя проверкой внутренних полостей скудной меблировки. Посмотрев на обложки первоисточников, он направился к выходу. У двери он развернулся и медленно подошел к шкафу, в котором за стеклом стоял графин. Проверив чистоту стакана, он налил его до краев и выпил до дна, размеренно и спокойно, словно обычную воду. Отец с приятелем уткнулись в книжки, ожидая последствий. Не сказав ни слова «старый волк» дошел до двери и не оборачиваясь произнес:

– Два наряда вне очереди! Каждому! – и вышел из красного уголка.

Получалось, что проникновение на территорию подразумевало только три варианта. Первый – это прорыв, когда ты физически разрушаешь все препятствия на пути и достигаешь цели, обнаруживая себя – самый опасный и рискованный способ. Второй – это скрытное проникновение, требующее знаний, выдержки и терпения. А вот на третий вариант – проникновение легально, у всех на виду, способны только те, кто обладает изобретательностью, хладнокровием и умением адаптироваться к условиям. После того как Ион дал мне три ключа на вход – выход, я мог комбинируя варианты, проникать в пространство и покидать его уверенно и безнаказанно. Выбрав территорию, которая имела защищенный периметр, ночное освещение и вышки с ВОХРовской охраной, Ион устроил мне практический экзамен. Чтобы поберечь время и мою шкуру, он дал для отработки навыков не сложный объект. Обычный забор из колючей проволоки, дремлющую охрану и фрагментированное световое поле я смог преодолеть с первого раза. Проходить внутрь в открытую я тоже научился. А в завершении экзамена провел двадцать часов в убежище на охраняемой территории и вышел с «шумом» за периметр, переполошив часовых, которые стали прочесывать территорию, приняв мой выход за вторжение на объект.

***

В партизанский отряд приходили новые люди. Гарсия, вместе с другими новичками, занимался с инструкторами. «Повторение того, что ты уже знаешь – полезно, а на испанском полезно вдвойне»,– думал он. На уроке Ворчун заметил несколько индейцев. Откуда они появились он не знал. По-испански они говорили хуже, чем Мигель, и было заметно, что учиться им тяжело. Они крутили в руках Калашников, урок судя по всему прошел для них зря. После занятий они сели в сторонку, и ворчун видел их растерянные лица. Рядом никого не было. Мигель взял в ружейном парке автомат, один патрон, и подсел к ним. Сняв крышку затворной коробки он стал показывать как работает механизм. Отсоединив возвратную пружину, показал как досылается патрон из магазина, и происходит выстрел. Потом взял бамбук и сравнил, как работает индейское «духовое ружье» и газоотводный механизм АК. Индейцы закивали головами. Сначала трудно было общаться, но к вечеру они подружились.

На следующий день, когда Мигель осматривал оружие предназначенное для разборки на запчасти, один из командиров подошел к нему. Рядом с ним стояли новенькие «индианос».

– Позанимайся с ними Амиго,– сказал он,– у тебя хорошо получается.

И Гарсия понял, что в лагере ничего не остается незамеченным.

Ворчун снял резинки, вынул из зубов проволоку и стал заниматься с новичками отдельно. Все, что знал и умел, Гарсия передавал товарищам. А когда пришло время рассказывать про передвижение на местности, ученики стали его поправлять. И Мигель стал учиться у индейцев. Такие отношения укрепляли дружбу, и постепенно сложилась хорошая команда. Мигель выпросил у девушки, которая вела политподготовку, доску с мелками и занятия продолжились. Рассказывая, и дополняя рисунками слова, он закреплял знания на местности. В этой стране, человек, получивший в руки оружие, приобретал совсем другой статус и положение. Гарсия был удивлен, как терпеливо его ученики раз за разом повторяли упражнения. Было заметно, как усталость накапливается, но они ждали, когда у них появится возможность передохнуть. Жизнь в сельве наградила их способностями, которыми Мигель Гарсия должен был только овладеть. После того как он провел их по тропе нашпигованной ловушками и растяжками, индейцы показали, как передвигаются на охоте, босиком ступая по земле, которая для Мигеля была смертельно опасна. Они рассказали, как находят броненосца под землей и обезьяну, затаившуюся в ветвях. Время летело незаметно. Команда научилась патрулированию, засадам, охране и наблюдению. Мигель понимал, что в сложной и скоротечной ситуации, может потерять коммуникацию, потому что индейские имена были непривычными для него. Тогда в группе появились клички Касик, Пасо, Амадо, Кики и Рикардо.

Первое время команда разделялась и ходила в патрулирование вокруг лагеря в составе опытных групп. Но постепенно индейцы начали выполнять задачи самостоятельно. Передвигаясь по джунглям, Ворчун убедился, как сложно здесь маневрировать и как легко делать засады. Неподвижный, замаскированный противник мог подпустить тебя и вплотную открыть огонь. Все что двигалось, демаскировало себя. Поэтому передвижение в сельве было рваным и состояло из быстрых перемещений на знакомых, неопасных участках, и наблюдения и выжидания на малознакомой местности. Это и физически и психологически было не просто. Несколько раз во время тренировок, Мигель на расстояние в несколько метров подходил к «противнику», который стоял, замаскировавшись в полный рост. Вероятность скоротечного столкновения на близкой дистанции беспокоила его, и Гарсия показал бойцам своей группы несколько приемов, которые они вместе стали практиковать. Индейцы, словно роботы, подчинялись звуковым и визуальным сигналам. Они стали автоматически менять построение и состояние готовности к столкновению с противником. Наблюдая за группой, Ворчун пришел к выводу, что его место не командирское, а скорее замыкающего и поддерживающего члена команды. Более старшего, которого он назвал Касиком, индейцы слушались беспрекословно, и Касик по праву занял место командира. Неизвестно, кем он был в прошлой жизни, но его авторитет среди остальных был очевидным и Гарсию это устраивало.

***

Самостоятельная работа была назначена на 7 ноября. Наш институт участвовал в демонстрации, и я шел на экзамен, как на праздник. Все, что было мне нужно – закуска и две бутылки водки, которые я положил в спортивную сумку. Исходная позиция – первый корпус института, где раздавали знамена и транспаранты. Я пришел первым, чтобы мне не досталась растяжка на двух человек или флаг. Нужна была мобильность и я хотел взять что-нибудь полегче. А первые имеют выбор. У стопки с портретами членов политбюро стоял проректор по режиму Агафонов. Я знал этого человека. Фронтовик и друг моего деда, он подписал мне второй студенческий билет, вместо ректора института, который был в отпуске. Свой первый пропуск я случайно постирал. Когда билет восстановили, осталось поставить подпись ректора, а без нее я не мог войти в режимные корпуса. Несколько дней, используя знакомые мне лазейки и приемы, которым научил меня Ион, я проникал на занятия. Эта игра мне даже нравилась, пока я в очередной раз не решил воспользоваться именем отца, чтобы через лабораторию пройти в лекционный зал. Узнав причину моих поползновений, отец отправил меня к Агафонову, сказав, что подпись на студенческом билете этого человека, ничуть не хуже ректорской, а в некоторых случаях даже лучше. Агафонов лежал в это время в госпитале ветеранов войны, через дорогу от главного корпуса, и услышав мою историю, где я не постеснялся признаться, что гуляю по корпусам нелегально, поговорил со мной «по-морскому». В какой-то момент я пожалел, что не оказался в кабинете ректора института.