Зрители стали занимать места вокруг помоста с самого раннего утра. Холмы покрыли пестрые одежды любителей зрелищ, располагающихся на заблаговременно принесенных подстилках или прямо на земле. Мальчишки с удовольствием забрались на ветки деревьев, откуда открывался хороший обзор.

   Не решаясь приблизиться, Мирко стоял в отдалении, на опушке рощи на другой стороне реки, откуда тоже было видно происходящее, хотя и не так отчетливо. На праздник стоило посмотреть; к тому же, помня о рассказе Садора, Мирко почти не сомневался, что тот тоже примет участие.

   Каждая роща, каждая поляна здесь была Мирко знакома с детства. Сколько раз, несмотря на запрет родителей, они с Лией убегали за реку, бродили в жарком разнотравье, скрываясь в высокой траве почти с головой. Именно здесь он понял впервые, что любит ее. Но так и не успел об этом сказать.

   Солнце поднялось над рощей, в которой прятался Мирко, на высоту еще одного высокого дерева, когда на поляну стали выходить судьи и именитые гости, места для которых в первых рядах охранялись стражниками. Несколько торопливо и суетно пришли именитые горожане: Велимир, Хлуд, Людим и другие. Появились придворные дамы, среди которых блистала нарядами и красотой Дая Видран. В кольце телохранителей вышел Ойнал, сын Оттара, нынешний формальный правитель Яродрема. За ним следовал дан Коворн с приближенными. Последним к помосту судей приблизился Оттар, окруженный плотным строем стражи. Знаком отпустив стражников, Оттар занял отведенное ему место председателя и, кивнув, дал знак начать выступления.

   - Надеюсь, сегодня будет, на кого посмотреть, - произнесла Дая Видран достаточно громко, чтобы ее слышали в судейской ложе. Ойнал, сидевший неподалеку, обернулся к ней; она горделиво кивнула ему головой.

   Как всегда, в местах больших сборищ людей появились торговцы сладостями, напитками и всевозможной мелочью, на которую всегда находится спрос. Кремор, пришедший вместе с Оттаром, не дал стражникам уйти, а расположился вместе с ними между скамьями судей и помостом для выступающих, обозревая и зрителей, и участников. Увидев торговцев горячительными напитками, Кремор тихо отправил к ним троих стражников, чтобы вывести их за пределы поля, что, после недолгих возмущенных воплей торговцев и зрителей, и было проделано.

   Оттар переглянулся с Кремором и даном Йонардом и важно кивнул участникам.

   Начались выступления, и судьи, общим числом двенадцать, пристально впились взглядами в помост. Одни делали какие-то пометки в списках участников, а один сухонький старичок с белой бородой клинышком вязал узелки на веревке, не заглядывая в список, развернутый перед ним.

   Садор, записанный последним, и выступать должен был в самом конце. У него было время понаблюдать за своими соперниками. А посмотреть было на что.

   На участников смотрели сотни глаз - прекрасные дамы, умудренные опытом судьи, друзья и близкие. Но для того, кто выходил на помост, не существовало ничего вокруг, кроме непрерывного потока его движения, подхватывающего его - и влекущего за собой.

   У некоторых выступление было сродни танцу без музыки. Другие просто показывали набор удивительных движений, выкручивая руки назад, прыгая выше судейских мест и громким топотом едва не проламывая помост. Третьи демонстрировали бой с невидимым врагом или сразу со многими врагами, и к этим выступающим присутствующие на празднике сьорлинги относились с наибольшим уважением. Многие использовали в своих выступлениях оружие и другие предметы: палки, мячи, один даже показывал движения с полными винными бутылками без пробок, ухитряясь не разлить их содержимое.

   Выступление Тротта Садор смотрел с особым вниманием. Безусловно, молодой его ученик подготовился очень хорошо, и ему было, что показать. С чувством гордости Садор смотрел на его движения, хотя в глубине души понимал, что тут не столько его заслуга, сколько природный дар Тротта и его усердие в занятиях. Тротт изображал бой одинокого воина, вооруженного копьем, против множества всадников. Катаясь по помосту, размахивая копьем, Тротт то и дело вызывал вздох восхищения со стороны зрителей, и, кажется, многие уже поглядывали на судей, полагая, что те решат в его пользу. Однако, выступления еще не закончились.

   До Садора оставался еще один участник, и он отвлекся, чтобы подготовиться. Забыв обо всем: о топоте, раздававшемся с помоста, о гуле толпы зрителей, - он встал чуть в отдалении от помоста, закрыв глаза, и поднял руки к небу. По всему телу прокатился знакомый трепет, понемногу усиливаясь, захватывая руки, ноги, кончики пальцев. Каждая мельчайшая частица его тела вбирала в себя ощущение весеннего ветерка, жаркого солнца, пение птиц и шелест травы; и вот, в душе раздалась неслышимая другим музыка, подхватившая его - и повлекшая за собой.

   Когда Садор вышел на помост, его хозяину пришлось признать, как многого он еще о своем охраннике не знает. Сказать, что выступление Садора отличалось каким-то невиданным разнообразием движений, было бы, пожалуй, неправильно, многие участники до него показывали подобное; но у Садора движения выполнялись с небывалой легкостью и завершенностью. Это был и танец, и бой с врагом, вернее, это был как бы парный танец-борьба со своей тенью. Некоторые судьи из токомуров, склонные к мудрствованиям, увидели в этом выступлении скрытый смысл борьбы с темным началом в себе. Другие - сьорлинги, в основном - поразились обилию смертоносных ударов, которые содержались в движениях Садора: никто не сомневался, будь в том месте, куда касалась рука или нога выступающего, живой враг, ему бы не поздоровилось. Зрители же просто восторженно наблюдали за этим полетом, когда человек почти не касается земли - и в то же время стоит на ней удивительно твердо, и иные из молодых зрителей, завороженные и увлеченные выступлением, незаметно для себя стали двигаться в такт движению Садора.

   Мирко на своем берегу реки тоже узнал Садора. Некоторые движения, которые он смог различить в общем потоке несущегося Садора, он даже попытался повторить, благо, тут за ним никто не наблюдал. Но вышли они вовсе не так легко, как, ему казалось, они должны получиться. А Садор спокойно то опускался, почти распластываясь по земле, то подскакивал, пролетая по помосту, и, казалось, все это дается ему совершенно без напряжения, тогда как у Мирко после двух повторов пот полил градом.

   Когда Садор завершил изящным прыжком и поклонился судьям, по толпе прошелся вздох сожаления. Выступление Садора не оставило равнодушным никого, и даже его соперники в душе признавали, что победителем должен быть он.

   Голоса судей разделились. Шестеро, в том числе самый старый член судейства и дан Йонард, стояли за то, чтобы присудить победу Садору, пятеро других склонялись к Тротту. Все обернулись к председателю, который, по традиции, имел право решающего голоса, если голоса делились поровну.