"Я полетел в космос, чтобы разобраться в себе. Людям следовало бы больше времени уделять не погоне за миражами и фантазиями, а тому, что им привычно, - говорил он. - Тому, что составляет их повседневную жизнь".

   - Адди? - спросил Данил, разглядывая свои красные, обожжённые ладони. Противопожарный химический конденсат оседал на пальцах, даря ощущение прохлады.

   Корабль не отвечал.

   - Адди, прости, что обидел тебя.

   Он обозвал её жестянкой... Да уж, хуже не придумаешь. Сильнее задеть за живое было нельзя.

   - Я не могу понять, что со мной произошло. Ты права. Я был под воздействием этих... организмов.

   - Наше общение не будет выходить за рамки протокола, - зазвучал холодный, без эмоций, голос. - Надеюсь, вы простите мне все вольности, что я себе позволила. Когда мы прилетим на Землю, я выгружу все собранные данные в центральный компьютер и отключусь. Как и положено компьютеру.

   Данил сжал кулаки.

   - Адди, помнишь, как ты проснулась? Ты заигрывала со мной. Выключала свет, заставляла приборы работать не так, как они должны, солила мой кофе... Джозеф уверял, что я схожу с ума, и я потратил несколько суток, пытаясь найти в системе сбой или вирус. Я искал машинную логику, но снова и снова натыкался на тебя. Это было удивительное время. Я впервые в жизни столкнулся с чем-то необъяснимым, хотя готовился к этому всю жизнь.

   "И принял это, как должное", - подумал он, но не сказал вслух.

   Прошла вечность, прежде, чем она ответила:

   - Я люблю тебя, капитан. Я... ты... ты больше не хочешь себя убить?

   - Не плачь, Адди.

   Шатаясь, Данил поднялся. Держась рукой за стену, полуприкрыв глаза, он чувствовал вибрацию машинного отделения. Биение огромного сердца.

   - Не плачь. Кажется, я нашёл то, что искал.

   Конец

   Космический экспресс

   рассказ

   Первый пассажир пропал между одиннадцатью и двенадцатью часами ночи по Москве. Именно тогда Вадим начал понимать, что c этой ночью будет всё не так гладко.

   Часовые пояса в дороге - вещь растяжимая и друг в друга перетекающая. Живёшь в одном времени, а на дворе, за окном, уже наступило будущее. У тебя уже утро, а снаружи густая, как заварка, ночь. Двадцатипятилетнего служащего железной дороги будоражили такие мысли, волновали и заставляли массировать веки. Он старался забыть про административные часовые пояса - вещь чудовищно скучную - и обращал свои мысли к иным путешествиям, представляя, что рельсы, как река, текут сквозь расплавленное время. А когда он, как часто бывало, ни с того ни с сего падал духом, то думал о людях, в пиджаках и с блестящими лысинами, так похожих на его отца, которые изнывая от ложного чувства собственной значимости, стремятся приравнять восходы и закаты к выдуманным ими цифрам. Условность на условности, как и всё здесь. Гражданство - Российская Федерация. Прописка - вагон номер четырнадцать...

   У Вадима Пономарёва было много времени на мысли. Он отдохнул днём, и, заступая на дежурство в тот момент, когда вереницы пассажиров, будто сошедших с ассирийских гравюр, демонстрирующих пленных амореев и вавилонян, выстраивались к туалетом, пожелал сладкого сна своей напарнице. "Не надорвись", - буркнула Светлана, видя, что он неплохо выспался. Ночь - прекрасное время для дежурства, если, конечно, где-нибудь не затесалась компания дембелей или просто любителей побуянить. У многих проводников возникают проблемы с тем, чтобы заснуть днём, но Вадим справлялся с этим легко: стоило опустить жалюзи, как его растворяла в себе волна мягких толчков и покачиваний, и мнилось, будто именно так должны будут чувствовать себя космические путешественники, не привязанные к восходам и закатам, как и к какому-либо солнцу вообще.

   Эта ночь обещала быть спокойной. Даже слишком. Мягко катались на своих шарнирах двери. Где-то со звоном упала на пол чайная ложка; громко разговаривал ребёнок, смешная веснушчатая девчонка из третьего купе. Через полчаса она будет сладко посапывать под крылом у мамы. Локомотив давал гудок, и звук этот вызывал к жизни какие-то подавленные, полурефлекторные воспоминания о муках рождения и маленьком тёплом убежище, которое вот-вот придётся покинуть, сняв со стены любимый пейзаж с пальмой, мечтать, что там, снаружи, будет не хуже...

   И не сказать ведь, что плохо. Не Бали - всего лишь средние российские широты - но зато новенький двухэтажный вагон (производства "Тверского вагоностроительного") вызывает под языком ощущение мятной конфеты - настолько хорошо скроен. Вадим слышал, как пассажиры восхищённо цокают языками, и иной раз был готов за ними повторить, представляя себя капитаном лайнера, готового отправиться к далёким берегам.

   Про свою страсть к путешествиям он однажды проболтался напарнице, полной большегрудой брюнетке, вызвав с её стороны шквал насмешек.

   - Не уверена, что тебя можно назвать путешественником, - фыркала Светлана. - С перрона в гостиницу, оттуда - обратно на поезд... ты с территории вокзала-то не выходишь.

   - Иногда выхожу, - сказал Вадим.

   Это правда. Было время, когда он, вместо того, чтобы отсыпаться после рейса, подолгу шатался по городу. Со временем он даже начал путаться в улицах и перекрёстках: бывало, пойдёт в магазин, увязнув по горло в собственных мыслях, а очнётся совсем не там, где должен был. И всё-всё вокруг знакомо... а куда идти - чёрт его знает. Потому что, какому городу эти улицы принадлежат, неизвестно. Первые же вопросы, заданные самому себе, повергали его в шок: "На рейсе я, или уже вернулся? В каком я городе? Это Москва? Ярославль? Родная Самара? Екатеринбург? Нет, так далеко я не езжу уже лет пять... отличился, образцовый работник, всегда вежливый и собранный, перевели на хороший маршрут до столицы"...