- Никаких так никаких, - пробормотал я. Я зол - на себя, на Дональда, на большое и любящее всех пространство, чьим символом был Тоторо, добродушное чудовище из мультика Миядзаки... Нет нужды бегать от того, что желает вам только добра. Но беглецы всё равно время от времени появляются. Такие, которые не знают, чего хотят, но знают, от чего бегут. Такие, например, как я или Дональд.
В абсолютно пустой комнате была дверь с самой обычной круглой дверной ручкой. Видно, регрессоры чурались даже тепловых панелей, позволяющих открыть и закрыть дверь простым касанием.
На корточках я подобрался ближе, так, чтобы дверная ручка оказалась прямо напротив лица. И, не давая себе времени на размышления, принимаюсь вбивать всю свою досаду в череп. До искр, до брызжущей на колени крови. Дружелюбный огонёк пространства сначала моргнул, а затем померк, растворяясь в грохоте сердца.
- Удачи в новых поисках, - бормочет где-то далеко мой цифровой друг.
Конечно, что-то ещё функционирует, но линза в левом глазу уничтожена, а вместе с ней и пользовательский интерфейс. Теперь это просто голоса в голове, и вряд ли им стоит уделять хоть сколько-нибудь внимания. Наверняка есть хирургические операции, позволяющие блокировать этой гадости доступ в сознание. Ирония в том, что теперь я не могу узнать об этом подробнее. Я не могу вызвать неотложную помощь. Я беспомощен, как котёнок. Придётся просить мою новую знакомую. В конце концов, частично её вина, что место-которого-нет принесло мне столько разочарования.
Я снимаю рубашку и ею заматываю голову - благо рукава оказались достаточно длинными. Я остаюсь ждать Нэни.
2. Место-которое-везде
Это стеклянное здание было банкой, в которой меня унесли из родного водоёма. Зачем? Выпустить в аквариум, где даже вода незнакомого цвета и отдаёт душком. "Я уникальный в своём роде, - крались от одного уха до другого непрошенные мысли, - архаичный обломок прошлых веков". Да, собственно, я и есть каракатица, морской гад, чьи причудливые изображения остались теперь только в пространстве.
Я твёрдо пообещал себе держаться. Приступы паники сдавливали мозг; я постоянно просил у Нэни воды, до тех пор, пока не понял, что жажда не имеет отношения, собственно, к шкурке. То был информационный голод: с каждым шагом мир открывал передо мной новую страницу; они, разделённые на те же самые абзацы, были написаны каким-то другим, малопонятным языком. А иллюстрации просто исчезли. Каждую вещь нужно было теперь изучать в деталях, чтобы понять, для чего же она предназначена.
Я шёл буквально разув глаза (вернее, глаз), и на каждый новый шаг приходилось затрачивать усилие.
Нэни появилась, как и обещала, почти через час. За это время повязка на голове потяжелела и стала влажной. Кислый запах чувствовался даже через забитые ноздри.
Повернулась злополучная дверная ручка, зажёгся свет, от которого я предусмотрительно прикрыл лицо. Почти десятисекундное молчание. Я не шевелился: прямая спина, скрещенные в подражание индийским мудрецам ноги. Стержень боли.
Далеко не сразу до меня дошло, что Нэни не стоит в ступоре в дверях, а действует.
- Молодец, что остановил кровотечение. Помощь скоро прибудет. Ты настоящий человек-катастрофа, если сумел пораниться в совершенно пустой комнате.
А голосок-то подрагивает.
Звуки шагов рикошетили от стен, словно упругие мячики. Девушка склонилась надо мной, отодвинула повязку. Где-то булькнуло; я подумал, что это моя кровь, но потом в область покалеченного зрения попал дрожащий подбородок Нэни. Она сдерживала рвотные позывы. Увидев, что я смотрю на неё, выдавила:
- Не волнуйся. Тебя... починят.
Я подивился столь нехарактерной для дурика-натурала фразе, потом ещё раз подивился нелепости выбранного для столь легкомысленного удивления момента.
- Линзу повредил?
"Нет, я снял её и положил в карман". - Хотелось съязвить мне.
- Я теперь куда натуральнее любого из вас, - не голос, а хрип. Кажется, что много крови протекло внутрь и сковало горло запёкшейся коркой.
- И дурее тоже, - парировала Нэни, справившись с минутной слабостью. - Что случилось?
Она уже поняла, что всё не так просто, как кажется. Чувствуя странную смесь раздражения, детского изумления и торжества, я рассказал, что натворил. Нэни испуганно оглянулась на дверную ручку.
- Да, да, прямо в неё. Прежде чем хвататься, лучше вытри платком. Или слепи из одежды перчатки.
Она помогла мне встать, подобрала шляпу, которую через секунду я почувствовал на своей голове.
- Лучше выйти навстречу врачам, когда те прибудут, - сказала Нэни.
Подразумевалось: "Я не хочу, чтобы об этом месте знали посторонние".
Цепляясь за свою спутницу, я положил начало длинному пути через новый мир.
Что за картина перед вами предстанет, если вы потеряете зрение?
Какой воздух вдохнёт в вас мир, если лишитесь обоняния?
Я потерял доступ к информации и теперь изнывал от ужаса и любопытства. Всё было таким необычным. Коридоры здания удирали от нас и таились за углами. Двери без опознавательных знаков; казалось невозможным, что Нэни может что-то разглядеть на их поверхности и найти нужную: для меня они были все как начисто лишённые индивидуальности лица. Странно и болезненно свет отражался от гладких поверхностей.
Выбравшись наружу, мы стояли посреди тихого переулка в ожидании спасательного модуля. Здесь старая кирпичная кладка, рисунки на стенах, окна обрамляют на декоративных балконах горшки с цветами. Воздух тих и прохладен. А дальше начиналось что-то невообразимое - словно заглядываешь в чьё-то развёрстое брюхо, где все сверкает хромом и протекают какие-то хитрые, враз ставшие недоступными для понимания, процессы.
