Рассказань Расскажи мне сказку, деревня Рассказань. Очень прошу тебя рассказать. Ты ветрами-вьюгами Её мне напой. Босиком стану я на холодный пол Да в окошко лунное посмотрю, Папироску горькую посмолю. Снегом некатанным Тебя занесло, Ветром негаданным К тебе меня занесло. Мне снега глубокие на грудь положи, Как друзья далёкие живут, расскажи. Пьют ли за меня ещё Хмель-вино? Я в родимом городе не бывал давно. Там в высоком тереме Жила княжна, Может, уж теперь она Чья жена? Аль меня, царевича, ждёт-пождёт, Пишет письма долгие, Напишет – пожжёт? Ты мне в сказке сказывай Всё как есть, Я не прогневаюсь на худую весть. Только, может быть, чуть-чуть загрущу, Только, может быть, губу закушу. А ещё, пожалуйста, дай ответ: Добрый я молодец Или нет? 1966 «Ветер светлые ветви полощет…» Ветер светлые ветви полощет. Накренился апрель к рубежу. Я сюда, как на Красную площадь, По просохшей тропе прихожу. Попрощаться и – в путь. До свиданья!.. На просторный берёзовый лес Опадает озноб ожиданья С колокольни высоких небес. Средь стволов замираю покорно – Всё отчётливей слышится мне: Набухают корявые корни В материнской сырой глубине. И в висках отзываясь со звоном – Знать, и вправду исполнился срок, – К учащённому сердцу – озоном Подступает берёзовый сок. И меня над бескрайней и милой, Что бессмертными нас родила, Подымает прихлынувшей силой, Как подъёмною силой крыла! Высота набегает полого, И на взмахе крепчает рука… И дорога моя от порога, Словно облачко в небе, легка. «Мы проснулись в минуту одну…» Мы проснулись в минуту одну На краю у лесного оврага, Где глубин отворённая влага – По студёному, тёмному дну. Ярь живицы, дурман земляники… И, срываясь меж сосен в пролом, По лицу беспокойные блики Задевают прозрачным крылом. Для единственной юной любви Вновь июль повторился на свете – В колошенье, смешенье, жар-цвете, С первобытною мукой в крови! И услышали слитный язык Птиц, ручьёв и соснового леса: Будто с памяти спала завеса На один оглушительный миг! Родник
Травы сохнут, пахнут пряно, Спелой ягодой маня. Родниковая поляна Приголубила меня. Под травою безголосо К тишине земли приник Не открытый до покоса, Новорожденный родник. Выбивается наружу В грозовой июньский зной Переливчатая стужа Из глубинной кладовой. Полноводных рек не стоит, Но, насколько хватит дня, Не кончается и по́ит Небо, поле и меня. Осень в Смолино А когда в пожелтевших березняках Ветер задул, загудел, засвистал, Мы вышли к оврагу, и с глазами враспах Отряд над обрывом встал. Молча скинули рюкзаки И выпрямили тела Над каменным руслом былой реки, Река давно утекла. Нам было такое увидеть дано! – Пронзило и бросило в дрожь: Взметаясь до неба, на жёлтое дно Сыпался жёлтый дождь. Томилось чувство – выше любви; Тоска… – но ясней тоски! Осень летела. Хочешь, лови И складывай в туески. Кончилась осень, как взмах руки, Легла прозрачней стекла По древнему руслу былой реки, Которая утекла… На закате Закат – как последний вагон уходящего поезда, И если ты добрый, вдогонку ему помаши. И поздно кричать и спешить. И раздумывать поздно. И если ты добрый, вдогонку ему помаши. Смотри… Откровенье закатов запомни, как заповедь. Разливы, и спелое поле, и снова январь, – Проносятся дни, громыхая, с востока на запад, И солнце качается сзади, как будто фонарь… Платформа «Циолковская» Третий Не будет громких и лишних слов, Пилот шагнёт к кораблю, Скажет: «Земля, я тебя люблю…», Скажет: «К полёту готов!» Земля от дюз шарахнется прочь И станет радужным шаром, И будут за ним в межзвёздную ночь Глаза телескопов шарить. Он – силу Земли вобравший титан, Он новые бьёт дистанции! И скажет торжественно Левитан: «Внимание… Говорит Москва!.. Работают все радиостанции…» Заглянет в московские окна утро, Прольётся трель соловья, И станут люди у репродукторов, Эти слова ловя. И все другие тысячи слов Померкнут от этих, вылиняв. И в ряд с именами Гагарин, Титов Встанет новое имя. Застынут звёзды, к себе маня, И он оттуда ответит: «Земля, Земля, слушай меня, Я – Третий!» 1962 |
