Так же, как он вот-вот заберёт музыкальную стипендию.

Так что Женевьева дождалась своей очереди, выстояв целых полчаса, только чтобы сказать ему:

– Это была не твоя музыка.

Тоби уставился на неё со сцены. Его волосы были сильно взъерошены, и он носил очки в роговой оправе, которые на самом деле были ему не нужны. Весь его облик был частью продуманного образа – образа безумного музыкального гения. Он щёлкнул пальцами, пытаясь вспомнить имя девочки.

– Ты…

– Женевьева, – представилась она. – Я стою позади тебя в оркестре.

– Невозможно. Я бы заметил эти веснушки.

– Это возможно. Я не очень примечательная.

Но тем вечером она выделялась. Женевьева начала разговор невинно и беззлобно. В её хрупком тельце не было места злу. Сейчас проверим. Скальпель, пожалуйста. Но Тоби нужно было найти способ остановить её, заставить Женевьеву замолчать, прежде чем она скажет что-то ещё. Люди, столпившиеся позади неё – поклонники Тоби – уже начинали шептаться.

– Погоди, – он снова щёлкнул пальцами. – Теперь я вспомнил. Я вроде помог тебе на концерте зимой? Ты тогда ещё зажигала на треугольнике.

Она раскраснелась, польщённая, что он вспомнил.

– Да, и было очень щедро с твоей стороны уделить мне время.

«Самые долгие две минуты в моей жизни», – подумал Тоби.

– Обращайся. – Он мягко взял её ладонь для рукопожатия. – Если тебе опять понадобится помощь, ты знаешь, кого попросить.

Тоби заглянул за её спину, в лицо следующего поклонника, который подходил ближе. Но Женевьева стояла на месте, и фальшивая улыбка Тоби начала таять. Безумный музыкальный гений становился безумно зол.

– Меня ждут ещё много фанатов. Давай обсудим это на занятиях оркестра в понедельник? Оки-доки?

Женевьева кивнула и уже повернулась, чтобы уйти. Но она не смогла. Ради миссис Бёрч она не могла всё так оставить. Глаза Тоби прищурились за фальшивыми линзами очков.

– Ты ещё здесь?

– Произведение, которое ты играл… – Женевьева подавила своё беспокойство. – Да, ты замечательно его сыграл. Миссис Бёрч могла бы гордиться тобой.

Тоби уже не мог скрывать переполняющую его злость. Он снял очки.

– Миссис Бёрч? О ком это ты?

Женевьева начала часто-часто моргать, что случалось, когда она была расстроена. Нужно было собраться. Будь сильной. Перестань моргать! Если бы девочка боролась за себя, то уже давно бы сдалась. Но она боролась за подругу, которая, как мы уже упомянули, больше не могла защитить себя сама. Женевьева трижды глубоко вдохнула, чтобы справиться с волнением, как учила её миссис Бёрч.

– Твоё произведение… – начала она. – На самом деле это её произведение. Может, ты сам этого не понимаешь. Может, это была невинная ошибка. Но я была рядом, когда она это писала. Я работала добровольцем в архиве. И сонату, которую якобы написал ты, на самом деле написала она.

Поклонник позади Женевьевы ахнул, и Тоби вдруг понял, что нужно сделать. Нужно разозлить фанатов, натравить их на робкую мышку, которая выдвигала эти не лишённые смысла обвинения. Он знал, что робкие мышки – не слишком хорошие бойцы. В них нет мужества. Поэтому-то и фанатов у них нет. О, хотя я знаю парочку «мышек», у кого они есть. Всё, что было нужно Тоби – надёжная мышеловка… с аппетитной долькой сыра. Ладно, хватит мышиных метафор. Тоби пора было пустить в ход травлю.

Он вдруг понизил голос до неуверенного шёпота, изобразив при этом лицо бедного маленького потерянного мальчика. Поклонникам пришлось податься вперёд, чтобы его расслышать.

– Ты обвинила меня в краже. В том, что я вор, грязный обманщик.

Прежде чем Женевьева успела что-нибудь ответить, толпа взорвалась недовольным ворчанием. Его толпа. Видите ли, в чём дело. Футбольная команда Буэна-Виста показывала почти нулевые результаты. По рейтингу успеваемости школа болталась где-то на дне почти бездонной ямы. И только Тоби, единственный луч света, не давал школе пропасть с карт – не важно, обычных или из кожи. Покуситься на его честь было так же кощунственно, как покуситься на символ школы. (Которым по чистой случайности оказалась мышь. Не верите – сами проверьте.) Даже директор Гриббонс, похоже, жаждал крови, быстро поднимаясь на сцену.

– Всё хорошо, Тоби? Выглядишь расстроенным.

– Всё хорошо? Меня только что назвали грязным обманщиком. Может, мне стоит пропустить финал? – Он вопрошающе посмотрел на толпу. – Что скажете?

– Не-е-е-ет! – ответила толпа совершенно синхронно. Без Тоби здесь не будет телекамер. Не будет статей, за исключением разгромных заметок о рейтингах футбольной команды. Вообще ничего. Множество злобных глаз уставились на Женевьеву, обвинителя. Та робко вскинула руки и попыталась объясниться:

– Вы не поняли. Я уважаю Тоби больше, чем кто-либо. И я не называла его обманщиком.

– Называла! – крикнул кто-то из толпы.

– Я тоже это слышал! – закричал кто-то ещё. А потом грянул целый хор:

– И я слышал! Я тоже!

Ему вторили оскорбления с балкона:

– Она просто завидует! На всё готова ради стипендии!

Ему вторили призывы:

– Выгнать её! Выгнать её!

Звук был оглушающим. Женевьева не могла перекричать злую толпу, чтобы объясниться. Она обернулась на директора Гриббонса в поисках поддержки. Всё-таки именно он установил политику нулевой терпимости к травле в этом районе. Но тем сильнее удручало видеть, как он возглавляет хор криков, дирижируя руками:

– Выгнать её! Выгнать её! Выгнать её!

Женевьева сбежала со сцены, опасаясь за свою жизнь. Злобные толпы действительно пугают. Особенно в историях ужасов. Тоби встал по центру сцены и успокаивающим тоном начал объяснять, что Женевьева ни в чём не виновата. Она всего лишь хотела использовать любые возможные способы, чтобы выиграть стипендию, даже если это означало запятнать репутацию конкурса. Его заявление вызвало ещё большую поддержку толпы, которая наградила Тоби семиминутными овациями – он побил свой прошлый рекорд! Теперь в глазах фанатов Тоби стал настоящим защитником справедливости.

Он заставил замолчать своего противника, и теперь никто не мог встать у него на пути. Второй человек, знающий правду, был мёртв. А мёртвые не очень-то разговорчивы. Трупы в основном хранят секреты в своих уютных могилах. Хотя и тогда, и сейчас порой можно наткнуться на шумных мертвецов. Тех, которые громыхают цепями на твоём чердаке или скрипят дверцами твоих шкафов. Если тебе повезёт, звуки прекратятся сами собой. Если не повезёт, они сделают с тобой то же, что сделали с Тоби.

Юный маэстро очень скоро встретится с одним шумным духом. Духом, у которого с ним личные счёты.

Миссис Бёрч умерла в музыкальном архиве, где проводила большую часть своего времени. Причину смерти ученикам не сообщали, но это не мешало появляться догадкам. Несколько теорий стали темами обеденных сплетен в столовой. Например: миссис Б. умерла с широко открытыми глазами, что случается нередко, и с открытым, словно посреди песни, ртом, что встречается уже реже.

Или же она умерла, крича?

Пальцы миссис Бёрч после смерти ещё касались клавиш. Души фортепиано, как их иногда называют. Принимая во внимание эти два обстоятельства, можно было сказать, что она умерла, занимаясь любимым делом. Пением и игрой. Смерть во время любимого занятия – приятная смерть, если ты, конечно, не поклонник корриды; иначе это будет болезненно… и довольно грязно.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.