Колчина затравленно посмотрела по сторонам, она словно забыла, где выход, и сейчас, растерянная, пыталась его найти, а может, искала поддержку хоть в чьих-то глазах. Но все молчали. Кто-то был шокирован моей выходкой, кто-то обескуражен, но большинство ребят вообще не могли понять, из-за чего разгорелся сыр-бор. Глаза Колчиной метались считанные секунды, наконец, наткнулись на дверь. Она издала какой-то хлюпающий звук, и, дважды споткнувшись о поставленные в проходе между партами сумки, едва не упав, неловко выбежала из класса под пронзительное улюлюканье школьного звонка.

– Ну, маэстро, вот это змея! – восхищенно протянул Антонов.

– Как тебе не стыдно, Борисова?! – гневно обратилась ко мне Вера Еременко и, оббежав всех глазами, сказала: – Нужно классное собрание, – и замолчала: на пороге стояла англичанка – Зоя Ивановна.

– Гуд афтэнун! – сказала та, с любопытством оглядывая возбужденные лица, и добавила: – Я не помешаю? Кстати, был звонок.

Тут покраснела Еременко и пробормотала:

– Ай эм сорри…

Англичанка начала урок с опроса домашнего задания и первым спросила Агеева. Он отбарабанил упражнение без единой ошибки, хотя с ужасным произношением. И все же англичанка было явно довольна. Она покивала, сказала «вэлл», потом «клэвэ бой» и наконец, торжественно провозгласила оценку «файф» – пять.

Агеев уселся с невозмутимым видом, но через некоторое время повернул к Борисову голову, подмигнул и, сжав кулак, поднял большой палец вверх. Значит, это Борисов успел исправить Агеевские ошибки, и пятерку заработал он, а не Миша.

Я поняла, что с сегодняшнего дня Борисов перестал быть в классе чужим. Отныне ему будут покровительствовать Агеев и его друзья. Наш класс, как, вероятно, и другие, делится на группы и группочки, в каждой из которых есть лидер. Обычно каждый новенький попадает в ту или иную компанию. Это определяет его положение в классе, так как есть группы элитарные: с ними считаются ребята, их выделяют учителя, а есть другие, над которыми одноклассники посмеиваются, а учителя, вздыхая, ставят тройки. То, что Борисов попал к друзьям Агеева, сразу поставило его ближе к элите.

После урока Еременко, все еще возмущенная, стала требовать, чтобы я извинилась перед Колчиной.

– Вера, – у меня презрительно передернулись плечи, – ни за что. Пусть не сплетничает! Я понимаю, ей завидно, но зачем людей-то чернить? Слушать противно: «вкуса нет», «неряха», – передразнила я, зло сбрасывая учебники в сумку, жикнула молнией и уставила хмурые глаза на Веру. – Так она всех нас оболжет. Ты этого хочешь? Я права. Да, стопроцентно права и извиняться перед ней не буду. Надо расправляться со сплетниками. Пусть она извиняется перед теми, о ком сплетничает!

Что же подарить Сочину? Денег у родителей я стараюсь просить пореже, потому что с «монетами» (Костино слово!) у нас почти всегда проблемы.

И тут я вспомнила о сумке, которую сама задумала, сделала выкройку и почти уже сшила.

Я решила пошить ее после того, как наткнулась на выкройки спортивных сумок в одном из старых номеров «Работницы». Там в качестве материала предлагалась джинсовая ткань, сами же модели были уже устаревшие, хотя и красивые. Меня не только удивила, но и заинтересовала возможность самой сшить не какой-то примитивный мешок под продукты, а что-то модное, спортивное, и на свой вкус: объемную, стеганую, на длинных ручках, с разными карманами и молниями, и обязательно яркую, нарядную сумку.

Не знаю, решилась бы я на такой пошив, если б не занятия в УПК – учебно- производственном комбинате.

Раз в неделю мы приходим туда работать и слушать теоретические лекции. Мы, девочки, шьем детскую одежду. Не знаю, кому как, а мне нравится. Я получаю настоящее удовольствие, работая над нарядным платьицем или оригинальным костюмчиком, тем более, здесь установлены хорошие швейные машины, такие, как на фабрике. И приятно то, что модели для пошива часто меняются, и комбинат выделяет нам красивые ткани. Я б, наверное, не смогла полгода шить одно и то же, да еще из какого-нибудь тусклого материала.

Но самое удивительное то, что наши изделия идут в продажу. Недавно я собственными глазами видела, как в магазине продавали платьишки, пошитые нами. Было очень даже приятно наблюдать, как люди охотно их покупают.

Я не собираюсь быть портнихой, но кому из женщин помешает умение красиво шить? Поэтому к работе в УПК я отношусь серьезно.

Мастер разрешила нам оставаться после работы на полчаса, чтобы шить что-нибудь для себя. Я взялась за сумку. И сейчас осталось вшить только большую молнию и пришить фестивальную эмблему, которую шелковыми нитками вышила моя мама.

Сумка получилась по высшему классу. Даже мастер перечертила мою выкройку. Она же помогла мне сделать красивую строчку в особо ответственных местах. Именно эту сумку я и решила подарить Сочину. Она спортивная, значит, ее может носить и девушка, и юноша. Завтра, во время занятия в УПК, я вошью молнию – и подарок готов.

Приняв такое решение, я повеселела и побежала к Косте.

В комнате у него негромко играла музыка: Тото Кутуньо чуть глуховатым голосом повторял: «серенада». Сам Костя в белой футболке с английскими буквами показался мне по-южному смуглым.

– Чем ты занимаешься? – спросила я, вновь удивляясь строгой красоте его лица, глубине темных глаз, силе плеч и рук. Так бывало всегда: казалось, помню до малейшей черточки его лицо, знаю наизусть движения губ, выражение глаз, но стоило увидеть Костю наяву, как я вдруг понимала, что все мои мысленные образы бледны и бедны.

– Уроками, мисс, – Костя шутливо поклонился, видно было, что он рад моему приходу.

– А магнитофон тебе не мешает?

– Ты же знаешь: это обычный звуковой фон.

На столе у Кости, помимо учебников и тетрадей, я заметила полиэтиленовый пакет с джинсами. Сквозь прозрачную упаковку виден был темно-синий цвет фирменной джинсовки и четкий рисунок шелковых строчек.

– А это что? Где ты их достал? – спросила я, трогая пакет.

Костя хитро на меня взглянул и гордо сказал:

– «Супер Райфл»!

Он быстро вынул брюки из пакета, развернул их и ткнул пальцем в наклейку, потом его пальцы пробежали по бляхам и заклепкам. Затем Костя побежал за спичками, чтобы показать, какого высокого качества его новые штаны, потому что, если спичка синеет, когда ею потрешь о джинсовку, значит, материал высшего качества, без липы.

Брюки удивляли обилием карманов: украшенные золотистыми молниями, они были не только сзади и спереди, но и на коленях. По бокам от передних карманов спускались джинсовые ремни, придающие одежде не только оригинальный вид, но и дерзкий.

Восхищенная, я стала просить Костю:

– Примерь, а? Ну, примерь, я посмотрю на тебя.

Тут он сразу поскучнел, бросил джинсы на диван и уселся за стол.

– Они мне не подходят, сорок четвертый размер… А нужен сорок шестой. Обидно: экстра-класс и не для нас, – тут он встрепенулся и внимательно посмотрел на меня. – Слушай, Сашка, примерь ты.

– Да ты что? – забормотала я, чувствуя, как моему лицу стало жарко, оно явно стало наливаться краской. – Да как я? И потом, они мне плохо будут… Не подойдут.

– Давай, давай! А я пойду, чай поставлю, мама купила конфеты «белочка», – сказал Костя уже из-за двери.

Решив не надевать брюки – вдруг в них буду плохо выглядеть? – я села на диван, а джинсы отодвинула, но соблазн был слишком велик, и через несколько минут, задрав клетчатую широкую юбку, стала быстро натягивать брюки. Только успела застегнуть молнию, как в дверь послышался стук, и снаружи Костин голос галантно произнес:

– Девушка, к вам можно?

Я мигом опустила юбку, и она до колен закрыла мои ноги, одетые в заграничный наряд.

– Костя, заходи, но демонстрации мод не будет до тех пор, пока я сама, естественно, без тебя, не осмотрю себя в большое зеркало, – я натянуто улыбнулась. – Вдруг мне узко или широко? Не хочу быть смешной в твоих глазах. Лучше посмеюсь одна. У тебя тут нет подходящего трюмо. Я пойду в прихожую. А ты побудь здесь, я тебя позову.