Дух лишь тоскливо усмехнулся словам арфинга: их бы да Повелителю в уши. Но кто знает, кто знает…
— Сегодня я помогу тебе, быть может, в следующий раз ты поможешь мне, — сказал дух. — Я не стремлюсь тебя доставить на Остров, я лишь выполняю твою просьбу, убедившись в твоей правдивости.
Вторя словам умаиа, в отдалении, перекрывая шум бури, раздался вой нескольких волчьих глоток.
— Терпи, нолдо, помощь уже близка.
Ламмиону оставалось только ждать и терпеть; больше он сейчас все равно ничего не мог сделать, и мог только надеяться, что призрак не солгал. Эльф сделал все возможное, чтобы избавить брата от страшной участи, и теперь, беспомощно лежа в мокрой траве, Ламмион продолжал думать о Нэльдоре: как он? Быть может, его и других уже допрашивают…
***
Через четверть часа волчьи всадники вынули раненого эльфа из-под повалившихся деревьев. Ветер и дождь ревели так, что их ругательств почти не было слышно. Дух указал оркам на уздечку и своим словом подтвердил, что эльф важен для Повелителя, что это соглядатай Маирона, на хорошем счету, а позже пояснил Ламмиону: «Так нужно было сказать, чтобы орки не причинили тебе вреда».
Раздав все указания, дух немедленно улетел, а орки понесли Ламмиона на носилках к убежищу — просторной землянке-схрону их отряда.
Примечания:
*(1) Как скажет Тйэлкормо по «Лэ о Лэйтиан»: «…Хотя наше войско велико и отважно, оно плохо подготовлено к штурму крепости чародея на острове. Не сочти, что в этом повинны наши сердца или воля».
Братья с большим трудом (как сказано в тексте - яростно сражаясь), смогли на время остановить поток осаждающих, чтобы помочь бежать Артарэсто и его народу, и фэанариони вынуждены были после отступить перед мощью Саурона, зная, что у них не будет сил удержать крепость. Тем более они знали, что у них не будет сил взять Минас Тирит — осаждать крепость намного труднее, чем оборонять.
Войско Наркосторондо тоже не могло отбить Тол-ин-Гаурхот: до прихода в город фэанариони оно было, пожалуй, самым слабым из войск нолдор. Так, Наркосторондо после Охта Вэрканаро (Дагор Браголлах) не отбивал свои земли.
*(2) «Лэ о Лэйтиан»:
«Да, ныне крепость та была
Твердыней тьмы, оплотом зла;
Бессонные глаза огня
Смотрели вдаль, во мглу долин».
В оригинале говорится «he watched with sleepless eyes of flame» — «он (то есть Саурон) смотрел бессонными глазами огня». Но о том, что Саурон наблюдает за долиной непрерывно, «бессонно», не могли бы рассказать даже пленники, так как они не находились все время при умаиа. Саурон и в действительности не мог быть непрерывно занят наблюдением за долиной Сириона: он допрашивал, командовал, принимал доклады и т.д. Но так будет и много позже, в Морнорэ (Мордоре), когда Саурон командовал войсками и страной, а его Багровое Око следило за тем, что происходит.
Вероятно, и в Тол-ин-Гаурхот «бессонные глаза огня» — это аналог Багрового Ока.
*(3) Бэлэг — velice (LT1:254)
*(4) В «Книге утраченных сказаний» такие темные духи, принимающие облик эльфов, названы каукарэльдар.
В «Квенте нолдоринва» сказано, что среди посланцев Моринготто, которые пробирались в лагеря нолдор, распространяли дурные предвестья, подстрекали людей к предательству, были существа (т.е., темные духи) в эльфийском обличье.
В «Сильмариллионе» духи в чужих обличьях упомянуты и ранее; в том числе они сеяли разобщение среди эльфов Валариандэ.
*(5) «Серые анналы».
«§158 И власть Моринготто тьмою простерлась над северными землями, но [вычеркнуто: все еще] Барахир не отступал и защищал остатки своих владений и народа в Норэтанионе (Дортонионе). А Моринготто преследовал всех оставшихся эльфов или людей, и он послал против них Саурона. Тогда все леса на северных склонах Норэтаниона были обращены в землю ужаса и темных чар, так что после их назвали Таурэ Хуинэва (Таур-ну-Фуин), Лес Ночной Тени».
9. Кухня и повар
Когда Линаэвэн согласилась накормить пленников при условии, что сама будет есть то же, что и они, и будет жить в тех же условиях, что и они, Саурон ответил:
— Конечно, ты можешь есть ту же еду, что и другие, — умаиа выглядел удивленным. — Что до твоего желания вернуться в подземелье, и это выполнимо. Но если ты не продолжишь кормить товарищей, то их никто не будет кормить. — Ведь если Линаэвэн добровольно спустится в камеру и лишится статуса «гостя», никто ее больше не будет выпускать погулять по крепости или пройтись до кухни. А значит, и готовить она больше не сможет. Маирону казалось это очевидным, но, на всякий случай, он напоминал деве о последствиях ее решения.
Линаэвэн же, услышав Саурона, подумала про себя: «Нет, умаиа не позволит ее спутникам умереть — они ему нужны живыми». При том тэлэрэ считала, что если накормить товарищей не однажды, а делать это раз за разом, то ее поступок будет уже не помощью (и еще жертвой — ведь дева была уверена, что враг постарается воспользоваться ее добрым делом против нее), но согласием исполнять службу Саурона. И тогда она станет рабыней Саурона из одного страха, что не сумеет вынести допросы. Саурон верно сказал про страх и про трусость, пусть он и враг. В этот момент Линаэвэн не обдумывала вопрос, можно ли стать рабыней ради помощи другим.
— Я приготовлю еду только сегодня, — ответила эльдэ со всей возможной твердостью.
— Значит, только сегодня, — кивнул Волк. Его смешил тот металл в голосе, с которым сейчас Линаэвэн объявляла свою волю. «Посмотрим, как скоро ты заговоришь иначе», — усмехнулся про себя умаиа. — За тобою придут.
Покинув «гостью», которая изводила себя страхами так успешно, как не смог бы ее мучить и Фуинор, Волк прошел в свою комнату; а орк, получив инструкции, повел Линаэвэн на кухню. Когда дева покинула гостевое крыло, новых гостей пригласили на завтрак к Повелителю Волков.
***
Дева вновь осталась одна. Вместе с одиночеством пришли сомнения и терзания. Поступила ли она правильно? Линаэвэн опустила голову, коснулась рукой лба. Тревога не даст ответа, помочь может только действие. Оно может быть ошибкой, но и бездействие может стать ошибкой. Сейчас же ей нужно не поддаваться страху. Даже если на кухне ей дадут отравленную пищу, она разделит этот яд с остальными, а не просто передаст его. И если пищу товарищам она принесет только в сопровождении Саурона или, скажем, Больдога, она все равно попытается поговорить с родичами.