Теперь причин держаться у Тандаполдо было много.

— Нет, мой дорогой гость, я ни одного еще не пробовал допросить, — Волк улыбался. Все шло хорошо. — И если ты после омовения и трапезы восстановил силы и вновь обрел мужество, можешь встать и выйти за дверь. Тебя встретят и отведут в застенок. Будут пытать, но не допрашивать, не надейся. По крайней мере, до тех пор, пока у меня есть хоть один гость, допрашивать его спутников не будут.

Морнахэндо прикусил губу. Всех их мучили просто так, не задавая вопросов, просто для… развлечения Темного. Хотя нет, Саурон добивался, чтобы согласились прийти сюда. И добился признаний от юного Нэльдора. Говорит, не мучил. Может быть, мучил, только не его. И Морнахэндо сразу вспомнил почти невольно об отпущенных из Ангамандо, о том, что о них говорили… Но Тандаполдо не такой, конечно же — это сломленные, поддавшиеся врагу. Возможно, уступавшие ему с самого начала… Тандаполдо не такой… Они все не такие…

Тандаполдо слушал Саурона молча. Нолдо знал, что его теперь ждет наказание — то есть пытка. За тот брошенный нож. Что же, теперь у него появилась причина молчать. Теперь он выдержит, несмотря на издевки Саурона: он будет страдать за то, что оказался слишком горд и не склонился перед врагом. Умаиа под конец еще попытался задеть их насмешкой, но ужин был закончен, и можно было не отвечать. Разве что метнуть в Темного взгляд, полный ненависти и презрения.

По мнению же Волка, Тандаполдо был очень забавным. Его самоуверенность, самовлюбленность и ярость, которой что в подземелье, что наверху хватало лишь на гневные взгляды — за всем этим было смешно наблюдать. И как Тандаполдо ни уверял, что больше не желает быть «гостем», ни он, ни его товарищ так и не последовали к выходу.

И Маирон продолжил:

— Что же касается тебя, Морнахэндр… Тебя ждет особая участь. — Маирон больше не выглядел дружелюбным, но был довольным и хищным. — Ты не видишь своего падения, ты мнишь себя чистым, и это очень хорошо. Именно такие, как ты, и становятся рукой Севера в ваших крепостях. Я не буду ломать тебя, я лишь немного подправлю, так, чтобы ты принес максимальную пользу Северу. А потом отпущу тебя. И благодаря тому, что ты не сомневаешься в себе, ты даже не заметишь и не поймешь, не захочешь узнать, что я в тебе изменил. Ты будешь служить мне, уверенный в том, что ты — мой враг. — Повелитель Волков усмехнулся этой иронии, предвкушая, что именно он сделает с таким прекрасным материалом.

Морнахэндо похолодел. Сначала Саурон угрожал Тандаполдо, а теперь обещает ему самому такую страшную участь… Наверняка врет. Непроизвольно Морнахэндо взглянул на друга, ища в нем поддержки, и Тандаполдо ответил:

— Эльфа нельзя изменить против его воли.

— Ты думаешь, нельзя? — снова усмехнулся Волк, пряча клыки. О Тьма, какой занятный вышел вечер! — Ты хочешь сказать, что не изменился за время Исхода, после резни в Альквалондэ, после того, как тебя предали в Арамане*(2), после того, как на твоих глазах гибли во Льдах? Или это все было в согласии с твоей волей? Но ты прав, твой товарищ даже не заметит изменений, будет уверен, что он остался во всем прав. Он хорошая почва, а я умелый сеятель.

Морнахэндо при упоминании Льдов напрягся еще сильнее, хотя и так был напряжен, и сжал зубы, чтобы не сказать какую-нибудь глупость, над которой Саурон только посмеется. Но не удержался, и, вскинув голову, бросил:

— Мы прошли Льды, пройдем и это.

Слова об Исходе и всем связанным с ним, задели и Тандаполдо, но эльф не подавал виду, о чем думает: не он тогда предал, его предали, а Саурон теперь словно в вину ему это ставит. Хотя чего ждать от умаиа? Родичи гибли на его глазах… А теперь Саурон может убивать и мучить других на его глазах? Впрочем, нет, это ему самому обещана пытка…

А Маирон смотрел на своих «гостей» и думал, как же порой были скучны вот такие, как эти двое. Скучны своей однообразностью, похожестью на многих других. Скучны… хотя и полезны, хотя и забавны. Высокопарные слова, гневные взгляды — за которыми, кроме напыщенности, ничего не стояло. Из всех слов и упреков на эльфов подействовало лишь упоминание Льдов — они не знали за собой стыда или вины, но прекрасно помнили обиды, хотя в начале ужина и изображали благородство и делали вид, что простили Первый Дом.

— Пройдете, — заверил Морнахэндо Волк. — Пройдете к славе моего Владыки, и все, к чему потом будете прикасаться, будет отмечено тенью Мелькора.

Сказав это, Волк, как ни в чем ни бывало, сложил приборы на тарелку, завершая тем самым трапезу, и дружелюбно продолжил:

— Думаю, пора перейти к десерту. Мой повар делает изумительное мороженое.

Но эльфы продолжали нарываться:

— Что-то я не вижу твоих орков, — фыркнул Морнахэндо, старался скрыть волнение за насмешливым тоном, но товарищ тронул его за руку: идем, что ждать, пока нас выведут? А то Саурон считает, что ужин продолжается.

Ни слова не говоря, нолдор встали из-за стола и (к облегчению Волка) вышли за дверь, где под взглядом Повелителя Волков, не давшем нолдор сопротивляться, пленников скрутили и увели в подземелье — каждого в одиночную камеру. Впрочем, больше с ними ничего не происходило. Двери камер закрылась и нолдор остались одни, почти в полной темноте — лишь в щель под дверью проникал тусклый отсвет факелов в коридоре.

***

День завершился, и до самого рассвета замок пребывал в тишине.

Примечания.

*(1) «Серые анналы»:

«Моринготто, узнав о поражении сыновей Арафинвэ и рассеянии народа Фэанаро, окружил Нолофинвэ в Хитиломэ и послал огромное войско атаковать западный проход Долины Сириона. Его наместник Саурон (которого в Валариандэ звали Гортод) возглавил эту атаку, его войска прорвали ряды защитников и осадили крепость Инглора, Миннас-тирит на Толсирионе. И Темные взяли крепость после жестокой сечи, а Артарэсто (Ородрет), брат Инглора, что держал ее, был выбит из замка. Там бы он и погиб, если бы Тйэлкормо (Кэлэгорн) и Куруфинвэ не подошли со своими всадниками и другими воинами, которых они смогли собрать. Яростно сражаясь, они задержали врага на некоторое время; и Артарэсто смог бежать и достичь Наркосторондо. Туда же, отступив пред мощью Саурона, отправились и Тйэлкормо и Куруфинвэ и остатками своей дружины; их с благодарностью приняли в Наркосторондо, и вражда меж домами Арафинвэ и Фэанора была на время забыта».