— Нет, умаиа. Я не стану ничего рассказывать.

— Ты выбрал, — подвел черту Фуинор и вышел.

***

Утром Март, как обычно, зашел за Линаэвэн:

— Доброе утро! Сегодня приехал обоз с продуктами, у нас много работы! — Март был радостен и весел. Он жил в прекрасной крепости, и его друг и наставник, Повелитель Волков Маирон, был лучшим и благороднейшим на свете.

Линаэвэн хотела было произнести: «Извини, Март, но я ухожу в подземелья — я должна быть со своими товарищами», но запнулась. Большинство ее товарищей, рассказав известное им, ушли из плена, или готовились уйти. А дева не могла поступить, как они, потому что знала слишком многое. И хотя данные ей три дня уже прошли, Саурон не напомнил об этом даже после ее удара свечой. Значит, с Мартом она может говорить по-прежнему. Мало надежд, что это что-то изменит, но он хотя бы сможет дольше остаться собою… К тому же она могла готовить для своих товарищей, которых иначе кормили бы орки (и от Вэрйанэра дева знала, что он благодарен ей за это, а не считает согласие готовить позором); возможно, работая на кухне, Линаэвэн сможет помочь товарищам и чем-то другим. И сберечь тайну посольства и тайну Наркосторондо, оставаясь в замке, было проще, чем в застенках: быть в гостях у Марта не то же самое, что идти в гости к Саурону, расставлявшему хитроумные ловушки. И эльдэ после недолгого раздумья улыбнулась атану и кивнула:

— Идем готовить, — едва ли Март упрекнет ее, что она опять передумала.

***

Орки приносили на кухню ящики и тюки, работы было много, и говорить ни о чем не получалось. Однако Март успел передать Линаэвэн, что ночью Ларкатал уехал из крепости, и Вэрйанэр, кажется, тоже.

— Теперь только вы трое осталось здесь. И еще те, кто не успел уйти, но это ненадолго.

— Ларкатал и Вэрйанэр? — изумилась Линаэвэн. Первый, как она думала, не стал бы рассказывать о переданном ему Финдарато, второй, как она знала, уйти отказался. Хотя могло быть так, что Вэрйанэр, почти ничего не знающий о посольстве, согласился на что-то с условием, чтобы Ларкаталу даровали свободу. — Не ждала, что они могут уйти. Тебе сказал кто-то об их уходе?

— Я сам проводил Ларкатала, — ответил Март. — А Вэрйанэр ушел, когда я спал.

Услышав, что Март провожал Ларкатала сам, Линаэвэн расспросила его, как все произошло.

— Он Светлый, Ларкатал, — задумчиво произнесла эльдэ. — Возможно, его пожелание свободы и исполнится. Пусть его путь будет добрым, как и путь Вэрйанэра, и остальных.

***

Хэлйанвэ вновь привели в камеру для допросов и закрепили в кресле.

— Вэрйанэр умен и живет наверху, а скоро и вовсе уйдет. А ты держишься за глупые идеалы и обрекаешь себя на это, — сказал Больдог, для которого обмануть было, что стакан воды выпить.

Хэлйанвэ не слишком сомневался, что Вэрйанэр скоро уйдет: он так вел себя в последний раз, что может все выдать! Сколько их осталось, тех, кто до сих пор не сдался? Юноша меньше знал, чем его старшие товарищи, о том, кто кем послан, и кому поручено много, а кому мало.

Вскоре на стене напротив фэаноринга закрепили Кириона. Работа закипела.

Хэлйанвэ был готов (как он думал) к пытке. Но его самого не мучили, зато мучили Кириона на его глазах. Тинда не был вынослив, ему тяжело было сдержать стоны и крики, а Хэлйанвэ мог только клясть Темных и безуспешно пытаться вырваться.

Но пытка, которой Больдог подвергал Кириона, была так жестока и нескончаема, такая мольба читалась во взгляде тиндо, что Хэлйанвэ, который был уверен, что он-то ни в чем не уступит Темным, наконец выкрикнул:

— Прекратите это!

— Скажи, Хэлйанвэ, что ты знаешь, и мы оставим Кириона. — Как же нолдо не хотел говорить, как он сам осуждал Акаса, а родичу, может быть, пришлось ничуть не легче. Хэлйанвэ не мог отвести глаз от окровавленного, с трудом переводившего дыхание Кириона. — Обещайте, что не будете больше пытать Кириона, и я… расскажу вам о посольстве: я расскажу часть моего поручения, — наконец тихо выговорил юноша. Нолдо думал рассказать о том, что Лорд Тйэлкормо передавал Кириамо: при нападении на Фалассэ, при новой осаде, фалатрим могут рассчитывать на поддержку его воинов. Ведь Темные, об этом наверное, могли догадаться, они тоже знали историю.*(1)

Услыхав слова фэаноринга, Кирион хрипло выдохнул. Будь он покрепче…

— Ты хочешь слишком многого, — возразил Больдог. — Или ты расскажешь все, и тогда Кириона не будут больше пытать, или ты расскажешь часть, и Кирион получит неделю.

Конечно, Хэлйанвэ хотел избавить Кириона от пыток навсегда, но он не собирался рассказывать обо всем.

— Я должен передать, что если на Гавани Фалассэ нападут, то Лорд Тйэлкормо будет готов защитить фалатрим, — произнес эльф. — Больше я ничего говорить не буду. Пусть Кириона оставят на неделю.

— Хэл… йанвэ… не го… вори больше ниче… го.— запоздало произнес Кирион.

Темные были довольны. Эльф не подумал, что может отказаться, и заговорил. Не то чтобы рассказал что-то важное… но начал говорить, уже хорошо. С другой стороны, если при нападении на Гавани найти, чем связать руки Тйэлкормо, то подкрепления Кириамо не будет: не такие уж и бесполезные сведенья.

— Видишь, как все просто? — осклабился Больдог. — А расскажи ты все это вчера, был бы на свободе.

Слова Больдога словно обжигали Хэлйанвэ. Ведь он был уверен, что говорить не будет, что устоит. Вчера он отказался — неужели только для того, чтобы рассказывать теперь?!

***

Фэаноринга вернули в камеру, а Кириона закрепили на столе в целительской. Недавно вернувшийся Энгватар склонился над эльфом:

— Говори всем, что мое лечение было той же пыткой, — сказал умаиа, прикосновениями снимая боль. Эвег очень надеялся, что Кирион выполнит его инструкции, но не стал просить подтверждения. Будет как будет. Снова истязать было… отвратительно.