— Вэрйанэр, я не думаю, что ты много знаешь и представляешь собой ценного пленника, — отозвался Волк, изучающе глядя в лицо эльфа, — но я могу ошибаться. Тогда тебе просто нужно рассказать мне о себе больше, рассказать, в чем твоя ценность. — Нолдо сам себе расставил ловушки, пусть теперь выкручивается. И по дороге делает как можно больше ошибок.
— Довольно и того, что я сказал: есть то, что я знаю, а Морнахэндо нет. Подсказывать, что именно я знаю, я не стану. Раз тебе это не нужно. Да и как бы ты сам доказывал, что представляешь какую-то ценность?
Волк усмехнулся.
— Ты ведешь себя, как капризная женщина у Смертных. Ты хочешь, чтобы я считал тебя особым, и притом не желаешь говорить, почему, я сам должен догадаться. Но вот загвоздка: это ты хочешь, чтобы я интересовался тобой больше, чем другими, так что ты и заинтересовывай меня. Или все, на что тебя хватило, это поставить под удар своих товарищей? — Прелесть ситуации была в том, что как бы теперь не повел себя Вэрйанэр, это в любом случае устраивало Волка. Если нолдо будет подтачиваем виной, это будет хорошо. Если эльф отмахнется от вины, решив, что «пленников так и так бы допрашивали», это тоже будет хорошо. Потому что вина-то на Вэрйанэре была, и если он ее не заметит сейчас, то постепенно будет прощать себе все больше и больше. Нолдо не просто расставил себе ловушку, он угодил в паутину, и теперь, чем больше дергался, тем больше в ней увязал.
— А ты, — ответил эльф, — делаешь вид, что я тебе вовсе не интересен, хотя весьма старался привести меня сюда. Ведь это мы нужны тебе, а не ты нам, — Вэрйанэр ответил едва ли не в тон умаиа, хотя на сердце у него лежала тяжесть. И не столь важно было, что он вовсе не подставлял товарищей, а, напротив, пытался добиться того, чтобы Саурон допрашивал именно его. Он же догадывался, что его попытка защитить город может ускорить начало допросов. Что его товарищи могут пострадать не просто по жестокости Темных, но из-за его плана: он был в ответе за это, а значит… он тем более должен был сделать все возможное, чтобы защитить Морнахэндо…
— Видишь ли, — возразил Маирон, — мне был интересен не ты лично, мне подходят разные собеседники, а ты просто оказался среди тех, кто согласился, — Волк весело засмеялся. — И раз ты пришел, мне интересно узнать тебя. Как велика твоя гордыня, насколько тебя ослепляет твой страх, что ты считаешь приемлемой ценой за свое молчание. Я выяснил, что сам ты ничего для своих друзей делать не желаешь, но хочешь получить от меня избавление для них как жест доброй воли; ты уже не раз обманул меня, я же тебя ни разу, но, меряя по себе, ты считаешь лжецом меня. И, что примечательно, убедившись, что я не врал, получив от меня то, что ты хочешь, ты ничуть не станешь лучше ко мне относиться. Ты хочешь, чтобы я делал для тебя что-то просто так, но готов ли и ты для меня делать хоть что-то просто так? — Как жаль, что они не смогли поговорить об этом с Ларкаталом… И Маирон внезапно добавил: — Ты, конечно же, не поверишь, но я вовсе не желал отправлять Ларкатала в подвал. И сколько я могу, столько буду хранить его от пыток; но уберечь себя от допросов он сам не дал, — Волк говорил то ли с горечью, то ли со злостью.
— Сделать что-то просто так, для тебя? — переспросил Вэрйанэр. Конечно, он сделал бы, что мог, если бы получил оружие… Но Саурон явно спрашивал не об этом. Нолдо снова зачерпнул супа, глянул на рукав рубашки, которую вместе с другой одеждой им с Лаирсулом выдали в ванной… и прищурился. — Могу вот эту рубашку отдать. — Но не передумает же Саурон допрашивать Ларкатал, требуя рассказа о Наркосторондо удовольствовавшись рубашкой! Вэрйанэр горько усмехнулся. В то, что Саурон не желал допросов Ларкатала, эльф, естественно, не поверил ни на миг. «Не дал уберечь от допросов…» Верно, Ларкатал тоже не стал открывать тайн!
Маирон выслушал нолдо и улыбнулся. Вэрйанэр решил посмеяться, что же, Волк мог подыграть:
— А я могу тебе свою рубашку отдать. Хочешь? Махнемся рубахами. Но ты ведь не будешь этим доволен, не так ли? Так вот, я возвращаю тебе твой вопрос, можешь ли ты сделать что-то для меня просто так, без условий? — Волк метался, чего не случалось с ним почти никогда. С одной стороны, умаиа жаждал тайн Наркосторондо и игр с пленниками, и их мучений… Но, с другой стороны, был готов ни одного из них не тронуть, если бы Ларкатал пришел к нему. Волк бы даже не стал спрашивать ничего о тайнах. — Я, как смогу долго, не дам пытать Ларкатала, но не ради тебя, ради него самого. Что до Кириона: я даю тебе последний шанс. Скажи, куда вы шли, и его не тронут. Ты не выдашь тайны, поверь мне.
Саурон, как увидел Вэрйанэр, продолжал гнуть свое — ему было очень важно узнать, куда они шли. Но Кирион… может быть, его в самом деле можно было избавить от боли, защитить… Фалассэ не так далеко от места, где их взяли. Но Саурон мог догадаться, он вызнал как-то даже границы Наркосторондо. Быть может, так и выманил — обещанием, что кого-то не тронут. На день, на два… сколько у него таких дней?
— Кириона не тронут в продолжение суток? — переспросил Вэрйанэр. Он осознал: вопреки всем намерениям бывшего дозорного, разговор стал опасным. Не зря он так не хотел приходить сюда, так опасался, что за столом можно что-то выдать. А откажись он сейчас, встань и уйди, его тем же и в подземелье взять попытаются. Лаирсул, Кирион, посланница… Он должен был остаться здесь и ответить отказом. Саурон смотрел как-то странно, выжидающе, а Наркосторондо грозила скорая война, которую Вэрйанэр, может быть, мог оттянуть немного, но не предотвратить… и также немного оттянуть, но не предотвратить пытки Кириона. За всеми этими мыслями другие слова Саурона нолдо почти забыл и обругал себя: не годится так, даже если одна весть хуже другой. Так его легко подловят на чем-то! Саурон спрашивал, даст ли Вэрйанэр что-то ему просто так… Хотелось ответить: «Нет, конечно», кто бы стал делать что-то просто так для врага? Но Вэрйанэр ответил иначе. — Я могу отдать тебе рубаху не в обмен на твою, а просто так. Мне это кое-чего стоит: если я вернусь в подземелье, сидеть полуголым будет холодновато; я же просил тебя о том, что для тебя не стоит ничего, — хотя для гордого эльфа сама просьба уже отнюдь не была «ничего».
Умаиа был так добр с этим эльфом, открыт ему, хотел идти навстречу, и что он получал в ответ? Впрочем…
— Ты убедил меня, — усмехнулся Повелитель Волков. — Пожертвовать рубашку… Что же, Кирион получит сутки отдыха. Можешь не говорить мне о том, что вы направлялись к Кириамо. Я ведь предупреждал тебя, что ты ничего не выдашь. Но ты совершаешь те же ошибки, что и все, — «Интересно, эльф, насколько ты умен?» — Ты считаешь каждое мое слово ложью и ищешь за каждым предложением ловушку. Но их нет, и тогда ты создаешь их сам. И, пытаясь обмануть меня, ты сам расставляешь себе ловушки и выдаешь мне то, о чем я и не спрашивал. — «Какой будет твой ответный ход, эльф?», с любопытством подумал про себя Маирон.
— Я рад за Кириона, — тинда все же будет на сутки избавлен! Вэрйанэр сам удивлялся, ему удалось добиться такого от Саурона, не выдав тайну, а найдя что-то, что Темный, видимо, желал услышать… Не зря эльф все же попытался! Нолдо не видел, что враг проявил милость и действительно не выспрашивал о тайном. — С трудом верилось, что ты можешь дать ему отдых, но … если бы я буквально каждое твое слово считал ложью, то я и не говорил бы с тобой. А в чем, как ты считаешь, я тебя обманул? Скажем, сегодня, сейчас? — Хотя на самом деле все, что сейчас интересовало эльфа, это Наркосторондо. Что враг знает, каковы его планы? Вэрйанэр, пусть и надеялся на бдительность дозорных, и на защиту, что давал Улмо, но не мог сидеть и ждать, пока на их земли явятся войска Севера. Именно потому, что представлял себе, сколько нолдор могут погибнуть и попасть в плен. Защитить город, вот что было его делом, но вместо этого эльф пытался вести вежливые беседы.
