Старик сказал, потупив взор,

– Не стану отрицать позор.

Раз он в моём дворе случился,

Моя вина лежит на том.

Я вырос среди вас и жил,

Аллаху правдою служил,

И никого за это время

Я не задел, не оскорбил.

Теперь я стар и потому

Спросить я с сына не могу.

Когда пройдут мои лета,

Вы эти вспомните слова,

Тогда мой внук предъявит сыну

Все по долгам его счета́.

Жизнь небесами соткана́,

За всё получит он сполна,

За каждую мою слезинку

Он будет плакать в три ручья.

Я лишь одно хотел просить:

За сына грех-меня простить,

И его тяжкие деянья

На суд небесный отпустить.

На берегу ручья лягушка, отдыхая,

Услышала невнятный шорох. Замирая

Душой и телом, прямо пред собой

Увидела она вдруг скорпиона. Сам не свой,

С обмякшим телом и понурой головой

Что–то ждал он, трепеща душой.

– Тебе, я вижу, нелегко, с тобою что случилось? -

Участливо она осведомилась.

– Голубушка-лягушка, помоги,

Мне вброд ручей, увы, не перейти,

Ты предрассудки лишние отринув,

На берег тот меня перевези.

– Ах, что ты… что ты… Всем твой нрав известен,

Ужалишь ты, как будешь в нужном месте,

Мне ещё в детстве мама говорила,

Таких, как ты, исправит лишь могила.

– Не бойся, милая, не ангел-признаюсь,

Но за добро-добром я расплачусь,

И если вдруг с тобой беда случится,

Я первым другом пред тобой явлюсь.

– Нет, нет. Я всё равно боюсь.

Кто знает, что на ум тебе придёт,

Недаром опасаются ваш род,

И чем о помощи тебе радеть,

Гадюку лучше на груди пригреть.

– Ну, как ты можешь не помочь в беде?!

А где же жалость, состраданье где?

Хорошая, подумай, как же без тебя

Обратно я вернусь сюда?

"И верно,-призадумалась лягушка, -

Зачем ему кусать меня?

Ведь не враги мы, и к тому же…

Мне жаль его, признаюсь я."

– Ну, хорошо. Садись на спину.

Поосторожней будь, не юли,

А то сорвёшься и в потоке

Тебя мне будет не спасти.

Но только ноги скорпиона

Переступили на песок,

В желании её ужалить

Он отказать себе не смог.

И на немой вопрос лягушки,

Что в её взгляде он прочёл,

– Я есть такой по своей сути, -

Безжалостно ответил он.

Сидят два чёрта в распределителе чистилища и делают пометки в записях, кого из преступивших на какой круг ада отправить. Один из них, старый бывалый чёрт, работает спокойно и методично, а тот, что первый день на работе, совсем ещё молодой, каждого грешника жалостливым взглядом встречает, похрюкивает, головой покачивает, плечами пожимает. Наблюдает за ним старый чёрт да про себя посмеивается: "Молодо-зелено…"

Вот подходит очередной и к молодому чёрту,

– Ты за что сюда попал?-спрашивает он.

– Мать зарезал за выпивку.

Пометил что–то чёрт в своей тетради и спрашивает следующего: " А ты?"

– Ребёнка собственного растлил.

– Следующий… ты?

– Увёл жену брата, а его самого продал в рабство.

– Ты?

– Деда зарубил и обокрал.

Чем больше признаний он слушал, тем меньше удивлялся и тем холоднее становился его взгляд. Под конец смены, втянув голову в плечи, хладнокровно, почти автоматически он записывал, кого куда.

К концу дня им на смену пришли два других чёрта. Старый бес, собирая бумаги, и спрашивает:

– Смотрю я, ты быстро освоился и кое-чему научился. От былого благодушия ничего не осталось? – молодой чёрт покачал головой:

– Я всё понял.

– И что же?

– Я понял, почему Он не поклонился.

– То-то, – довольно хрюкнул старый бес, – то-то.

(из серии "Посмеёмся над собой" по мотивам анекдотов из интернета)

I

В круге ада кипели, дымясь, три котла.

Первый чёрный котёл стража вдруг стерегла,

У второго стояло два беса, томя́сь,

Ну, а третий никто не стерёг отродясь.

Не сдержав любопытства, один новичок

Двум томящимся бесам вопрос задаёт:

– Вашим братьям, я вижу, не время скучать,

Почему всем им нужно котёл охранять?

– Там евреи кипят, нужен глаз здесь да глаз,

Чтобы всяк из евреев еврея не спас.

Нам полегче: здесь русские чистят нутро,

Здесь друг другу помогут, ну, двое на сто.

А вон третий котёл, там, где нет ни души,

Там по самую крышку кипят ингуши,

Даже если случайно кому повезёт,

Вмиг на днище утянет его же народ.

II

Крайне был удивлён рядовой ДПС,

Когда пятой петлёй "Брабус" в гору полез.

Свистнул, жезлом махнул и представился он.

В стельку пьяный ингуш вёз с собой самогон.

– Как не стыдно тебе, пьёшь в святой Рамадан?!

– Не греши, ДСП, я не так уж и пьян,

День-деньской как положено я голодал,

Вечерком прихлебнул, ты своё, что я пьян!

– Ящик водки зачем, разреши мне спросить?

– Чтоб с утра голодать-надо горло смочить.

III

Закатом окрасило стены Шатоя,

Ингуш развалился и в пьяном запое

Тихонечко спал под забором базара.

Сельчане его земляком не признали.

– Скажи, ты чеченец, откуда ты, кто? -

мужчина седой теребил за плечо.

Воздев очи горя свои к небесам,

Ингуш отвечал: "Я не помню и сам.

Мне выпало бедствий на долю немало,

И только чеченцем мне быть не хватало."

IV

Плетутся два друга-чеченец, ингуш,

А после дождя на земле много луж.

Огромная жаба навстречу прыг-скок,

Из ножен кинжал свой ингуш достаёт,

Чеченец расширил большие глаза:

– Оставь, Абдулла, ведь лягушка она!

Ингуш посмотрел на лягушку, грозя,

– Тогда пусть не скачет она на меня.

V

Сидели ингуш и чеченец в харчевне;

Лепёшки, шашлык, чай стоял и варенье.

О жизни вели разговоры они:

– Уж слишком простые в общении вы. –

Заметил ингуш,-Тебе больше скажу,

С душко́м панибратства я вас нахожу.

– Наверно ты прав, очень прост мой народ,

Он гонор ингушский никак не поймёт,

И, если ваш гонор сиять только мог,

Затмил бы свеченьем он даже восход.

VI

В больнице был переполох,

Кричали все и "Ах!" и "Ох!".

У перепуганных рожениц

На выдохе случился вдох.

– Как перепутали детей?!!

Кто бирки с ночи растерял?!!

Случился нальчинской больнице

Сей грандиознейший скандал.

Стоял по всей больнице плач,

Когда по вызову явился разбуженный дежурный врач.

– Мамаши, страшного ничуть,

Мы постараемся вернуть

Вам сладких ваших малышей.

Зовите через час мужей

И вместе с ними в детском боксе

Вы распознаете детей.

Лежат, как куклы, малыши,

И все, как братья, хороши,

У всех курносики и щёчки –

Поди кровинку отыщи!…

– Есть у меня секрет один, –

К врачу подходит армянин,

– Я точно знаю, что я сына

С пятном на локотке родил.

– Ну, вот и славно, господа,

На лад пошли у нас дела, –

От счастья рот не закрывая,

Залепетала медсестра.

Кто дочь нашёл по завиткам,

Кто по наитию признал,

А кто никак определиться

Ни с помощью не мог, ни сам.

Стоит балкарец, хмуря лоб,

Ни этот не его, ни тот.

Вдруг, ко всеобщему веселью,

Он негретёночка берёт.

– Касым, опомнись… Ну, дела! –

Запричитала тут жена,

– Быть матерью такого сына,

Поверь, никак я не могла!!!

– Что ж, если ты такая мать,