без волевых напряжений, ответственности и взаимовыручки, которые отрабатывались в наших двухдневных выходах. Здесь же складывался и характер межличностных отношений. Поэтому горные путешествия я рассматривал как лакмусовую бумажку, определявшую успехи и промахи, занесенные на ледники из нашей городской жизни и подмосковных походов. В одних ситуациях нравственные качества туристов могли укрепляться и совершенствоваться, в других могли происходить сбои - это требовалось замечать, исправлять или корректировать, но сетовать на чье-то неудовлетворительное поведение надо не в горах, а внизу, где и формируется нравственный, физический и технический уровень группы. Конечно, горы, как набор естественных препятствий, а порой и тяжелых погодных условий, могут деформировать привычный уровень взаимодействий и отношений. Но опять же, это задача руководителя - так подготовить группу, чтобы она могла достойно выходить из трудных положений за счет наработанных уже умений и моральных качеств, приобретенных ранее. В этом я лишний раз убедился в первом же выезде со своими новыми школьниками на Кавказ.

Проверка на прочность

Мы что-то не расчитали зимой - и вот оказалось, что студенты могут принять участие в путешествии только в августе.

Школьникам же оставаться два месяца в городе не было резона, да и родители их, зная, что поездка будет в июне, тоже распланировали свое время. Поэтому решили, что сначала мы с Людмилой Яковлевной и Валентиной Ивановной пойдем со школьниками, а затем я выведу на маршрут студентов. Для нас, руководителей, появилась возможность проверить, как поведут себя 12-15-летние туристы, оказавшись в горах без старших товарищей.

Учитель соседней школы попросил, чтобы его группа старшеклассников шла позади нашей. Он в первый раз выходил в горы и хотел на всякий случай подстраховаться. Я подумал, что будет полезно сравнить поведение ребят в двух группах, и согласился. Но уже в поезде увидел, что сравнивать особенно нечего. У нас - дежурства и трехразовая уборка, негромкое пение, викторины, чтение стихов. В вагоне соседей - грязь на столиках, разбросанные вещи, заглушающие стук колес песни и постоянная возня на полках. И это в 16-17 лет!

Я сказал руководителю, что надо бы навести порядок, ведь рядом посторонние люди, но он только плечами пожал - мол, ничего страшного, ребята отдыхают, и никто на них не жалуется.

Под Пятигорском мы неделю работали в совхозе на сборе черешни. И опять же: у нас бригады по 3-4 человека, у каждого норма выработки, если не успеваешь - помогут товарищи. У соседей - все по отдельности. Нормы тоже есть, но о них не вспоминают: сколько соберут ящиков, столько и ладно.

И что удивляло - руководитель старшеклассников почти не появлялся в саду, а оставался возле палаток и следил за приготовлением пищи. А без него ребята, полакомившись сочными ягодами, спокойно отдыхали в тенечке. Я тоже отлучался из сада по разным делам, но знал, что работа не остановится. А когда был в саду, пристраивался по очереди к каждой бригаде, чтобы никого не обидеть. Ну хорошо - у них своя музыка, у нас своя. Но и в нашем оркестрике прозвучала однажды фальшивая нота. Выдул ее восьмиклассник Женя Мухин, с которым в группе возились уже два года.

Пришел он к нам за месяц до первой поездки в Крым, увешанный двойками, как новогодняя елка игрушками, и сразу спросил:

- А меня в Крым возьмете?

Вопрос был, что называется, в лоб, и ребята рассмеялись.

Действительно, с какой стати? Мы тренировались, занимались полгода, а тут... Этак в группу придут записываться за день до отъезда - мало ли кому захочется погреться на крымском солнышке! Но Женя, нимало не смущаясь, ждал ответа.

- Как же тебя брать, если ты в двойках погряз, - пряча улыбку, спросил Саша Орлов.

- А без двоек возьмете?

Саша оглянулся на товарищей:

- Без двоек возьмем.

- Не врете?

- Возьмем, - твердо пообещал Саша.

И Женя Мухин окончил четверть без двоек.

В Крыму Женя особой расторопностью не отличался, но ребятам нравилось его добродушие, а скорее всего, они согласились с его ролью простачка, которому можно простить и незлобливые пререкания с дежкомом, и опоздание на зарядку. Все поручения Женя выполнял неряшливо и нелепо, охотно принимал помощь товарищей, вслух удивляясь, почему это у них все получается так быстро и хорошо.

Прошло время - и ребята перестали улыбаться жениным выходкам, да и сам он увидел, что жаргонные словечки и постоянное шутовство особой цены у нас не имеют. Тогда оказалось, что работать Женя умеет не хуже других и полезными идеями не обделен. На Карпатах, после того как он выполнил поручение, требующее инициативы и самостоятельности, и заработал уже не первую благодарность, я спросил, почему же в школе он ни в чем хорошем не проявляет себя.

- А меня там за дурачка считают. Учусь-то сами знаете как, - тихо ответил Женя, но, заметив, что нас слушают ребята, состроил простецкую рожу и весело добавил:

- А мне так и жить легче. С дурачка-то какой спрос?

И столько в этой веселости было неподдельного отчаяния, что никто из ребят даже не улыбнулся.

Где и когда начали убивать в человеке человеческое достоинство, мы не пытались выяснять. Сидел перед нами четырнадцатилетний товарищ, Женя Мухин, растягивал в усмешке непослушные губы - а в глазах затаилась тоска, и всем нам было неловко и от этого взляда, и от наступившей тишины.

В классе Женю снова никуда не выдвигали и ничего ему не поручали. Так и остался он в глубоком пассиве, и вспоминали о нем только при разговорах об успеваемости. В двух местах его уважали: в туристской группе и в темном подъезде среди нечесаных фигур с поднятыми воротниками. Но в группе требовали учебы, активности и дисциплины, в подъезде же было достаточно скабрезного анекдота. Все чаще Женя оставлял подъезд ради походов, поэтому мы до самого отъезда не сдавали его билет на Кавказ, готовя Женю к переэкзаменовке, которую он все-таки умудрился получить.

И вот мы работаем на сборе черешни. Никакого контроля за ребятами нет, только вечером дежком подводит итоги.

На Штабе докладывают: недобрали три ящика.