Очень быстро появилась небольшая группа всезнаек из студентов и старшеклассников, захватывавшая львиную долю призов. На какие-то вопросы я просил их не отвечать или шел на хитрость, спрашивая о том, чего они знать, как правило, не могли:

- Самое крупное озеро в центре Памира?

- Сарезское! - радостно кричат наши ветераны, побывавшие уже в этих далеких местах.

- Водопад на Телецком озере?

- Корбу! - сразу отвечают участники алтайской экспедиции.

Победители щедро делились призами со стыдливо молчавшими товарищами, а я нещадно добивал молчунов, обращаясь с вопросами непосредственно к ним. Прошли годы - и уже взрослые люди признавались, как им было неловко за свои пустые головы и как они набрасывались на те списки литературы, которые я давал им, предупреждая, что вопросы будут из рекомендованных книг.

- Я даже принесла первую выигранную конфету домой, - вспоминала вагонные викторины сорокалетняя учительница. - Не поверите, но для меня это был такой праздник!

Кто не знает такую простенькую игру, как "Города"?

Один называет город, следующий должен назвать город, начинающийся с буквы, которой оканчивался предыдущий: Москва - Архангельск - Клин и так далее, все по очереди. Не назвал - выбываешь из игры. Я вызывал на бой всю группу и всегда оказывался победителем. Еще где-то в седьмом или восьмом классе мы увлекались этой игрой, и я по алфавитному списку в атласе вызубрил множество городов, начинающихся и кончающихся на букву "А". И теперь был неуязвим.

- Москва, - начинал я.

- Архангельск, - не ожидая подвоха, говорили ребята.

- Калуга.

- Астрахань, - предвкушая легкую победу, отвечали знатоки.

- Нарва.

Через пару минут ребята улавливали методу и становились осторожней. Теперь они совещались, отыскивая города, с началом и окончанием на "А":

- Анапа!

- Алушта, - спокойно говорил я.

- Анкара!

- Аделаида! - укладывал я на лопатки довольно потиравших руки знатоков.

Наконец, даже студенты озлились и пообещали вскорости разделаться со мной. Но я поставил условие - не только называть город, но и указывать, где он находится. Вроде бы чепуховая игра. Но всей группе, в предвкушении грядущей победы, пришлось рыскать по карте, а значит, пополнять свои знания. Игра была у нас в моде много лет, пока не появился студент-географ, сражавшийся со мной на равных. Наскучили "Города" - и я предложил называть полотна художников с изображением батальных сцен, потом перешел на музыку и на что-то еще; короче, постоянно искал возможность подтолкнуть ребят к знакомству с материалом, который не умещался в школьную программу. Так без всякой принудиловки члены группы приобщались к тому, что раньше лежало вне круга их интересов.

Сложнее было с нравственным воспитанием. Ну да - бытие определяет сознание. Есть общественное и индивидуальное бытие, как и общественное и индивидульное сознание. Они взаимосвязаны, причем эталоном служат общественные ценности. С этими азами социальной психологии - а в мои годы это называлось историческим материализмом - знакомят еще в школе. Значительную роль в формировании нравственных представлений играет конкретная среда обитания индивида. И здесь было все ясно: "Человек продукт обстоятельств и воспитания". В общем, я был готов, не сходя с места, написать обстоятельный реферат о детерминации личности всем, чем угодно, ссылаясь на Маркса, Рубинштейна и на работы отечественных и зарубежных исследователей. Но ведь человек обитает в разных средах - семья, дворовые компании, школа, институт, производство - и нравственные понятия в этом множестве не всегда совпадают, а на бытовом уровне не всегда согласуются с общественными. Это я тоже усвоил еще на студенческой скамье. Неясным оставалось одно: как сделать нашу группу той средой, где нравственные представления ее участников будут формироваться и трансформироваться в стойкие убеждения. У меня были примеры разного поведения ребят в группе и вне ее. В одних случаях это было вынужденное приспособление к нормам иной среды, в других - смена, без всяких внутренних конфликтов принятых в группе норм на новые, которые мы не могли одобрить. Конечно, если жизненные принципы находятся только на уровне понятий, их можно припрятать подальше, чтобы не лезть в чужой монастырь со своим уставом. А как быть со стойкими убеждениями в обстоятельствах, где отстаивание своих позиций принесет не только кучу неприятностей, но и навредит делу? Жизнь есть жизнь, и дороги ее не всегда вымощены первоклассным асфальтом. Приходится маневрировать, отступать, идти обходными путями. Согласуется ли это с нравственными принципами? В пьесе В. Соловьева "Победителей судят" один из персонажей говорит:

" И знайте - истина лежит обычно между."

А другой отвечает:

" Не истина, а только компромисс.

И этот компромисс, как и любой, непрочен.

Я буду на своем настаивать опять."

Надо ли быть столь категоричным? И в каких случаях?

Мы учим ребят честности, а сами у них на глазах лукавим и находим этому оправдание.

Появилось, к примеру, такое мудрое постановление: в дальние путешествия могут отправляться люди только из одного учреждения и приписанные к одному спортивному обществу. А у нас в группе - школьники, студенты, учителя, рабочие; кто числится в "Юности", кто в "Буревестнике" или в "Труде". Доказывать что-либо, упирая на нашу специфику, бесполезно: на маршрутных комиссиях понимающе кивают, но сочувственно разводят руками - существует инструкция! И тогда я толкаю ребят на прямой подлог: говорю, чтобы с помощью родственников и знакомых обзавелись справками о работе дворниками, сторожами и уборщицами в школах, ЖЭКах и детских садах - прямое свидетельство того, что все мы дышим одним "спартаковским" воздухом. Маршрутные комиссии прекрасно знают, что все это липа, но инструкция соблюдена!

Несколько лет одна сердобольная мама ставила печать на нашу "Заявочную книжку", подтверждая, что все мы - работники ее конторы. Нравственно ли это? Но иначе - сиди дома или путешествуй в пределах своей области. Когда стало совсем невмоготу, я опубликовал в "Московском комсомольце" большой подвальный материал, на который тут же посыпались отзывы отчаявшихся туристов, и постановление через год отменили.