Сталин был доволен, но в раздевалку не пошёл, повёз французов на аэродром.
Глава 10
Бессмертное дело Ленина живёт и будет жить в веках. Великим счастьем для нашей страны и всего передового человечества явилось то, что дело Ленина продолжил и продолжает его ученик, друг и соратник товарищ Сталин. Да здравствует ленинизм!
Газета "Правда" от 22 января 1950 года.
Здоровье – радость, высшее благо,
В столовой Моссельпрома – бывшая «Прага».
Там весело, чисто, светло и уютно,
Обеды вкусны и пиво немутно!
Владимир Маяковский, поэт.
Бывший ресторан "Прага". Именно сюда герой "Двенадцати стульев" Киса Воробьянинов водил комсомолку Лизу обедать. Сейчас это ведомственная столовая НКВД. Ресторан здесь, как сообщил Короткову заведующий, планируют открыть через несколько лет. После реконструкции с помощью Метростроя. Сейчас из окошка бывшего ресторана торгуют пирожками.
Не удивлюсь, если в том моём времени, начнут торговать шаурмой.
Расселись. Первый тост за Иосифа Виссарионовича Сталина. Второй – за команду ВВС.
Да куда же гонят так? А иностранцы в театр отбывают…
Третий тост – за молодого талантливого вратаря Николая Пучкова. Тут Коротков кивает мне, беру у него бумажку с именем певицы. Включаю в себе интонацию маэстро Каца, и объявляю:
– Сейчас, перед выступлением местного оркестра, мы попытаемся всех развлечь нашими песнями. Первой выступает начинающая певица Майя Кристалинская. Она мечтает поступить в авиационный институт и вместе с советским народом делать лучшие в мире самолёты.
После последовавших аплодисментов вышла стройная черноволосая девушка. И, объявила себя:
– Музыка Эдуарда Колмановского, слова Александра Галича, "Вальс".[18]
Народ хлопает. Анечка громче всех. Объявляю следующего:
– Василий Колобков. Хавбек футбольного клуба "ВВС". Исполнит песню, (провожу рукой в сторону столика Сталина и Кожедуба) которую самолёт поёт про вас, наши героические лётчики…
А, чё, не подмажешь – не поедешь!
Вася выкладывается на все сто. Молоток, как говорит Изотов.
– Следующая наша исполнительница – Афанасьева Аня, медсестра из нашего госпиталя. Она мечтает стать врачом. Поддержим девушку, товарищи…
Хлопают не только наши, но и компании, пришедшие за другие столики. Подруга с чувством поёт "Зорьку алую", глядя на сидящего меня перед сценой. Бурные аплодисменты. Тут, наш генерал, встаёт, подходит к оркестру и что-то говорит руководителю. Тот кивает. Сталин двигает меня от микрофона и машет рукой музыканту…[19]
Постепенно весь зал начинает подпевать. С последними аккордами – аплодисменты переходящие в овацию.
Сложно выступать после такого драйва.
– Песня для тебя – моя команда. – объявляю себя, настроив гитару. Пою "Трус не играет в хоккей". Хлопают нормально так.
На эстраду выходит местный оркестр. Довольный Сталин машет мне, мол иди сюда, милок.
Язык за зубами держи, дурында, – шепчет мне внутренний голос.
Знакомлюсь с Кожедубом. Генерал машет на трижды Героя Советского Союза, и спрашивает у меня:
– Ты рассуди нас как посторонний…
– Посторонний – хмыкает Кожедуб.
Мужики то уже тёплые.
– Ну, так вот, – продолжает Сталин, – рассуди. Допустим. Против нас много хороших самолётов, в том числе и новейшие. Мы можем выставить столько же хороших и даже больше. Выставлять ли против врага наши новейшие самолёты сразу или подождать пока количество их асов поубавится?
Это он, что меня про Корейскую войну спрашивает? Промолчать или сказать… Эх, была- не была…
– Василий Иосифович, – начинаю я, – Вы же помните сорок первый…
Тут же осекаюсь.
Хотел сказать – будь у немцев тогда осенью в резерве десяток свежих танковых корпусов с парой тысяч танков и десятка полтора свежих авиаэскадр тоже с парой тысяч самолётов. И брось они всё это под Москву… То как бы маятник качнулся – неизвестно. Потеряли бы мы Москву – за Гитлера вписались бы турки и японцы. И тогда в сорок втором мы бы потеряли Кавказ с бакинской нефтью и Дальний Восток с ленд-лизовскими маршрутами… Успел закрыть рот. Это же столовая НКВД.
– То есть, сорок пятый, – поправляюсь я, – турне московского "Динамо" в Англию. Наши очень хорошо сыграли. А, вот представьте, противники в каждой игре сбивают нашего аса… то есть выбивают наших лучших игроков. Мы их меняем на запасных. Игра ухудшается. Они выбивают последних асов и бьют запасных. Мы присылаем на срочную замену несыгранных новичков… и проигрываем все матчи. А если бы мы послали в Англию все свои команды. Если бы наши середнячки выбили у них всех звёзд прежде чем в игру вступят наши звёзды…
– Получается, – размахивая вилкой с насаженным пельмешкой, начинает набравшийся Кожедуб, – мы не полками, а авиакорпусами – всей огромной кодлой долбим волнами по их стороне середняками, а наши асы на реактивных сбивают у нас всех их разведчиков или добивают их потрёпанные бомбардировочные эскадры на нашей стороне… Их асам – капут, а мы получаем новую технику и жжём их авианосцы…
Тут, Изотов, изображавший мумию, простонал:
– Товарищ полковник, Вас же предупреждали…
Сталин, покосился на старлея, и сказал Кожедубу:
– Ваня, тебе хорош… – И, кивнув, мне:
– А с тобой мы ещё поговорим.
Вот, пью чай у Сталина. Василий переоделся в домашнее и на вид уже совсем не строгий. Он ведь молодой ещё – и тридцати нет. Жена вон какая красивая, крепкая – Капитолина Васильева. Она – спортсменка-чемпионка. Любит этого дурня, что пьёт, бьёт и гуляет.
– Так что ты там про авиакорпуса говорил? – прихлёбывая чай из чашки спрашивает Василий Иосифович.
– Это не я говорил. Это, товарищ полковник… – замечаю я, и после паузы продолжаю:
– Когда два равных пацана дерутся, то важно кому первому помощь придёт. Может это и не по правилам. Но, если нужному парню дать уроки бокса и самбо. И, на всякий случай, добавить ТТ в карман – он точно не проиграет…
– Ты мне хватит тут сказки рассказывать, – прорезается командный голос, – мне завтра на совещании предложения по этому вопросу делать… Конкретно давай.
Чешу репу.
Вот, блин попал так попал. Скажешь чё не то и привет…
Молчу. Сталин взрывается:
– Ты, что газет не читаешь? Там на границе северные с южными мутузят друг друга по-чёрному. Это ещё приказа не было. А он скоро будет. Американский президент видишь захотел Корею объёдинить. На своих правилах. Коммунистов-смутьянов в тюрьму, а сам там базы военные построит. Ни нам, ни китайским товарищам это не нужно. Скоро Ким Ир Сен приедет, а мы пальцем в жопе ковыряем. Я вот тебя второй раз спрашиваю… Конкретно давай.
Генерал нервно наливал коньяк себе в рюмку, а я вспоминал…
– Сейчас. Минутку. – говорю, закрыв глаза.
Из своей юности я помнил, что каждый понедельник перед началом занятий была политинформация. Докладчик читал или коротко пересказывал газетные новости за неделю. Почти в каждом докладе осенью 1950 года было про Корейскую войну. Я и сам перед Новым 1951 Годом такой доклад делал. Поэтому кое-что помнил с тех времён, а под старость в больницах и прочитал многое про ту войну. Помнил, что северокорейцы собирались объединить страну одним могучим ударом. Мол, трудящиеся юга поддержат. Хрена поддержали. Сначала то северные попёрли, а потом выдохлись. Тут американцы и вдарили…
Сталин прервал молчание:
– Я тут во сне недавно одну хрень видел. Сижу я типа в штабе, а заходит паренёк с виду прибалт, и даёт мне письмо. Я читаю, улыбаюсь, жму ему руку. Видать важные для меня новости… Капе утром рассказал. Она говорит – это знак. Не проспи важную информацию. И вот как ты на банкете заговорил… Тут меня и прошибло. Вот эта информация. Давай выкладывай. Не тяни кота за яйца…