Девушка обмерла, поняв, что озверевший насильник сейчас сотворит с ней нечто непоправимое, и вдруг в голове зазвучал знакомый материнский шепоток, отчетливо твердивший одно единственное слово: «Пепел. Пепел. Пепел». Мужчина схватил ее за майку, и с силой рванув на себя, но окантовка, простроченная вокруг шеи, не поддалась, и вот уже жесткая пощечина отбросила ее обратно к изголовью кровати. «Пепел-пепел-пепел» – звучало в голове. Страшное лицо, перекошенное гримасой безумия, приближалось к ней. «Пепел-пепел-пепел». Девушка отвернула голову к окну в надежде еще раз посмотреть на тающий в сумраке мир. Она уже не видела, а только почувствовала, как разорвалась майка, и холодные руки сильно сжали ее грудь.

…

Дрожь не отпускала ее до самой Москвы. В голове всплывали обрывками картины произошедшего: как с треском разорвались тонкие домашние брючки, как она била ногами, пытаясь скинуть с себя омерзительное звериное тело, и как голос матери, звучащий в голове, сорвался на крик. «Пепел-пепел-пепел». Как из последних сил она дернулась из-под рычащего насильника, и ее рука упала на хрустальную пепельницу, стоявшую на прикроватной тумбочке. «Пепел-пепел-пепел».

Удар пришелся точно в висок. Убила ли она его или просто лишила чувств, девушка так и не поняла. Лишь одно было ясно: дома оставаться нельзя. Надев, что попало под руку, схватив паспорт и деньги, девушка со всех ног побежала на станцию.

Поздний вечер, незнакомый город, Ленинградский вокзал и пятнадцатилетняя девочка. В ее карманах несколько мятых купюр, паспорт, наушники и ключи от потерянного дома. Куда идти, если имеющихся сбережений не хватит даже на ночь в дешевой гостинице. «Дура, какая же ты дура»,– твердила она себе незаметно уходя от площади трех вокзалов. Она шла и шла вдоль залитых огнями шумных улиц. Никогда она еще не чувствовала себя настолько одинокой. Свернув во двор, девушка заметила детскую площадку с маленькими качелями, и села на них.

– Ты кого-то ждешь?

Внезапный вопрос, вернул беглянку к реальности. Она повернула голову и увидела стоявшего рядом парня. Фонарь освещал его сзади, и лица было не разглядеть, одно можно было сказать точно: высокий.

– Нет, – Пересохшее горло с трудом выталкивало слова.

– Так ты не Ира? Мы вроде здесь договаривались встретиться. – Парень огляделся по сторонам и замялся. – В десять, на детской площадке. Я – Егор.

– Лиза.

Глава вторая

пятница, 14 октября

Трехэтажное здание, построенное еще до войны и обнесенное черным забором, служившим скорее для обозначения границ, чем для защиты, носило табличку «Тверская городская поликлиника №6». Желтая выгоревшая штукатурка, толстым слоем размазанная по стенам, напоминала прокисшее молоко, где коричневые деревянные рамы плавали, словно размокшие подушечки.

Не все врачи исповедовали альтруизм, не смотря на его активную пропаганду. Из-за подобного «неверия» в поликлинике возник дефицит кадров и постоянные очереди. Толпа посетителей собралась у кабинета гинеколога с самого утра. На старых, обтянутых дерматином банкетках места хватало отнюдь не всем. Среди пациентов были в основном молодые женщины и девушки. Прием должен был начаться двадцать минут назад, но врач, сидевшая в кабинете, еще никого не вызывала. Время тянулось медленно, первой по записи на восемь утра, должна была пойти женщина в белом свитере, за ней мужчина, вероятно, одинокий отец, приведший на прием дочку. Бесплатный талон, стоивший Лизе пятьсот рублей, был на девять пятнадцать, но терапевт, предупредил ее, что лучше приходить заранее. Так она и сделала, но, даже придя к восьми, места на банкетке, ей все равно не хватило.

Из-за двери раздался крик. Щукина Анастасия Игоревна, врач-гинеколог пригласила первого пациента. Зачем терапевт рекомендовал приходить пораньше, Лиза не поняла, в кабинет она попала в начала одиннадцатого. Небольшая комната с дизайном под спартанскую обстановку: смотровое кресло, рабочий стол врача, пара стульев, банкетка, как в коридоре, раковина, зеркало, вешалка.

Возраст женщины бывает непросто определить не присмотревшись. Лоб говорит одно, уголки глаз – другое, руки – третье, а сама женщина и вовсе лукавит. Белый халат не скрывал грациозную фигуру Щукиной по причине ее банального отсутствия. Крашеные темно-каштановые волосы до плеч имели два ярких минуса: сальный блеск и отросшие светло русые корни. Незаурядная внешность и скромная, на первый взгляд одежда врача, заставили Лизу вспомнить, где она находится, и что это совсем не Москва и даже не Питер, из которого она недавно приехала.

– До пояса раздевайтесь, – не отрываясь от записей, пробормотала врач. Анастасию Игоревну мало волновало, кто к ней пришел. «Нам не о чем говорить, пока вы не раздвинули ноги», – отвечала врач на поспешные жалобы. – Ложитесь в кресло.

– Я могу просто задрать юбку? – спросила Лиза, стягивая колготки.

Щукина на мгновение оторвалась от бумаг и смерила пациентку оценивающим взглядом.

– Можете. Так, вам лет сколько, и когда цикл закончился?

– Двадцать восемь, а вот с циклом у меня какая-то проблема. Задержка уже на неделю, – ответила Лиза, попутно надевая чистые носки, специально захваченные для осмотра.

– Так вам не ко мне надо, а в аптеку за тестом или уже сделали?

– Дело не в тесте, я девственница.

Практически на целую минуту из всех звуков в кабинете осталось только легкое потрескивание ламп. За это время зрачки Щукиной несколько раз изменились в размерах, от чего по телу застывшей у банкетки Лизы, блуждали то – черные бусинки, то – двустволка с носом посередине.

– Ложитесь, – жестом пригласив Лизу в кресло, сказала Щукина, мило улыбаясь и одновременно поднимаясь из-за стола. – Вас кроме цикла ничего не беспокоит?

Накинув одноразовую простынку (свою, прихваченную вместе с носками) на потертую кожаную обивку, девушка легко забралась в кресло. Пластиковые упоры для ног не сохранили тепло, предыдущего посетителя, но Лиза решила, что это и к лучшему. Все вокруг было обшарпано и изношено, даже зеркало в уголке имело небольшую трещину.

– Нет, ничего, – ответила Лиза, отвернувшись в сторону окна. Вид собственных раздвинутых ног с головой врача между ними, всегда смущал ее.

– Как это вы так в девушках засиделись? – поинтересовалась врач, но, не дожидаясь ответа, продолжила, – тут вот, перед вами папаша с дочкой были, четырнадцать лет девчонка, а уже, ну вы поняли. Вперед чуть продвиньтесь, – попросила врач. – Мать узнала случайно, в компьютер залезла, а там, то ли переписка, что-то такое, в общем. Можете представить?

Лиза не могла представить, чтобы мать, копалась в ее письмах или мобильном телефоне. Мать погибла, возвращаясь домой, когда девушке было одиннадцать. От внезапных воспоминаний, ей стало не по себе и она, погрузившись в свои мысли, моментально забыла о вопросе.

– Все в порядке, одевайтесь.

– Что со мной? – робко спросила. Лиза.

– Да ничего. У вас не могло быть стресса, нарушения сна, может, болели чем-нибудь недавно?

– Стресс? Да, есть немного. – Лиза опустила глаза. – Я здесь родилась, но жила в другом месте. Недавно приехала.

– Это никак не связанно, с тем, что вы еще девственница?

– Я… – осторожно начала Лиза, – не уверена, но почему вы спросили?

– Вы недавно приехали, и у вас пропал цикл, при этом вам двадцать восемь и у вас никогда не было мужчины. Мне можете не рассказывать, но лучше у психотерапевта нашего проконсультируйтесь. Терапевт даст талон.

«Терапевт продаст талон», – подумала Лиза, а вслух сказала, – я пью диазепам.

– Сильное средство, привыкания не боитесь? Хотя, дело ваше, вы, кстати, надолго приехали? Мне вас на учет ставить или как?

– Не знаю, вряд ли. Не хочу здесь долго оставаться. Это уже не мой город.

– Я вам в карте отметила, что требуется консультация психотерапевта, а дальше вы уж сами думайте.

Забрав пальто, Лиза вышла на улицу. Солнце бросало холодные лучи, казавшиеся день ото дня все прозрачнее и реже, будто место плотной солнечной портьеры занял ажурный тюль.