Обвела взглядом публику. Остановилась на Лидочке, высовывающеся из соседней гримерки на без зазрения совести снимающей скандал на телефон. Правда, к не тут же метнулся некий человек в черном, решительно сунул ногу в пытающуюся закрыться дверь и телефон отобрал.

Мне было все равно. Выложат в сеть — пусть. Я высказалась. Наконец-то я высказала Артуру все!..

И он выслушал. Впервые за… да не живут столько, сколько мы с ним вместе! И за эти годы — впервые он меня слушал. Внимательно. Не сводя взгляда. Не возражая.

Наверное, мне должно было стать легче. Но стало — пусто. И холодно.

Задрожав, я обхватила себя руками.

— Ты знаешь, — вдруг тихо сказал Артур. — Я виноват во всем, что ты сказала. И, наверное, получил по заслугам. Но… только одно но. Я никогда не спал с Даной.

Я только пожала плечами. Спал или не спал, уже не важно.

Отвернувшись от звездного квартета, великого режиссера, английских спонсоров и собственных коллег, я ушла в гримерку и закрыла за собой дверь. Тихо. Оставив за спиной приснившийся мне миг триумфа и надежду на звездную роль.

Ежу понятно, что после такого выступления и посылания в задницу Бонни Джеральд не захочет видеть меня в своей постановке. Ни один режиссер бы не захотел. Так что играть мне и дальше в дневных спектаклях.

Наверное, «Принцессу цирка» мне теперь не видать…

Неважно.

Надо просто переждать, пока они все уйдут — и вернуться домой. К Кате. И не думать о том, что моя единственная, моя любимая дочь могла быть в заговоре с этими. Спорщиками.

На доллар.

Никогда, никогда даже в руки не возьму серебряный доллар!

Хотел отсидеться впятером. Я и четыре стены.

Артур

Олеся

Окна репетиционной базы были темны. Олеся с сомнением посмотрела сначала на них, затем на Вадима, своего шофера и охранника. Тот только пожал мощными плечами. Дескать: тут пропажа ваша, у нас в конторе все точно.

— Рррр? — спросила Клеопатра, которую взяли с собой для моральной поддержки, закутав в теплый комбинезон.

Ну, и на Артура кошка оказывала положительное влияние. Что, похоже, было ему решительно необходимо.

Вадим распахнул перед Олесей входную дверь, которая вела в темноту и тишину. Если тут и были люди, то никаким образом себя не проявляли.

— Хорошо, хоть дом не выстыл, — пробормотала Олеся, открывая переноску и выпуская Клео.

— Мр-р? — поинтересовалась царица, которой темнота не доставляла никаких проблем.

— Пойдем, дорогая.

Кошка знала, куда идти. В репетиционный зал. Там было темно, как и во всем доме, лишь из окон падал слабый свет луны и уличных фонарей. И тихо плакал и вздыхал рояль. Битлы. «Yesterday».

Ожидаемо. Но красиво.

Олеся уже достаточно привыкла к темноте, чтобы рассмотреть Клео, бесшумной молнией пересекшую зал и вскочившую на рояль. Честно говоря, Олеся ждала замечательного вокала. Вопля. Но услышала только безучастное:

— Привет, лютый зверь.

— Мр-р, — утешающе пропела царица.

— Привет, Артур. — Олеся шагнула в зал.

— Кошка, чтобы загрызть меня? — легкая усмешка в голосе. Лица по-прежнему не видно. И тут же: — Прости, Клео, я глупости говорю.

— Вот именно, — кивнула Олеся, подходя к роялю.

— А я сегодня в драку полез. К лорду.

Олеся вздохнула. Видео ей Томбасов показал. Кстати говоря, больше с восторгом, чем с негодованием. Тигриный прыжок Артура. Противный визг блондинистой Констанции. Отчего-то радостные лица Бонни и Розы — все-таки они абсолютно ненормальные, может, и не люди вовсе. И лорд. Незыблемый, как скала. Непоколебимый, как белые утесы… чего там, что любят снимать в фильмах про старую добрую Англию?

И кстати, отчего неугомонный тенор решил, что во всех его бедах виноват британский аристократ? Странно.

Ну, и охрана, которая технично, но аккуратно иммобилизует сорвавшегося с катушек Артура. И берет под контроль остальных троих, потому что и Лева, и Иван, и Сергей немедленно метнулись на помощь.

Секунда. Все мордой в пол. Отношение к конечностям и лицам самое нежное. Трепетное даже. Любовное.

Вот на этом моменте муж ворчать изволил. Мол, упущение Петра Ивановича, что личных музыкантов Томбасова раскатали по полу какие-то бриташки. И никто-то за бедных музыкантов не вступился. Это ж какое безобразие!

Судя по интонациям Томбасова, службе безопасности в скором времени ожидал международный чемпионат по крутизне. В смысле, кто выше на забор. Быстрее. Сильнее.

— Но до лорда, — Артур мечтательно прикрыл глаза, — я почти дотянулся.

— Знаю.

— Меня охрана успела скрутить.

— Тоже в курсе.

— А Леву я покалечу.

— Его-то за что?

— За то что скотина. Пари ему, видите ли.. Ладно, эти… Лорды, леди. Бонни этот. Он гений, но отмороженный на всю голову. Ладно, дурная девчонка, — он взял аккорд и пропел: — Констанция-а-а! Но свои! Зачем полезли?!

— Обрадовались за вас, придурков, — мрачно прокомментировала Олеся, вспомнив совершенно потерянных трех участников квартета, которые места себе не находили после подвигов этого безумного дня.

— Ха-ха-ха, — четко и раздельно проговорил Артур. — Козлы.

— Согласна.

— Придурки.

— Не спорю.

— И я не лучше.

— Ты, Артур, конечно, звезда. Это тебе любой скажет. Но…

— Скажешь — не виноват? — зло выдохнул тенор.

— Виноват, конечно. Но… С другой стороны, надо смотреть на вещи позитивнее.

— Это как? — Артур так удивился, что играть перестал. Так и застыл, чем тут же воспользовалась Клео, скользнув к нему на колени.

«Не печалься, — завела она вечную мурчащую песню. — Все пройдет, все образуется».

Тенор же, нежно гладя обжигающе горячую кошку, так и продолжал вопросительно смотреть на Олесю.

— Ну, ты хотел поговорить с Аней, — пояснила она.

— Хотел, — мрачно подтвердил Артур.

— Вот и поговорил. Заодно и узнал, почему вы развелись.

— Дана, — с ненавистью выдохнул Артур.

Олеся посмотрела на него с сомнением. Он хоть понял то, что ему бывшая жена сказала?

— Не обижайся, Артур, но… — «ты полный кретин», очень хотелось сказать Олесе, однако она изменила формулировку на вежливую: — Но я склонна считать, что в вашем с Аней разводе бывшая пиарщица-многостаночница не виновата. Так, слегка приложила руку. Немножко.

— Но она!.. — От возмущения Артур привстал, за что схлопотал недовольное шипение Клео.

— Не она, — оборвала его Олеся. — Вспомни, как тебе звонила Аня. Поговорить. Перед тем, как принять решение. Помнишь, что ты ей сказал?

Артур опустил голову и виновато выдохнул:

— Я ответил, что мне некогда. — И мгновение помолчав, отчаянно спросил: — И что мне теперь делать?

— Ну даже не знаю, — пожала плечами Олеся. — Может…

Она замолкла и прислушалась. Входная дверь открылась? Странно, вроде никто больше сюда не собирался. Кого там принесло?

Катя

Две тоненькие фигурки пробирались к репетиционной базе, пытаясь слиться с кустами и стремительно наползающей ночью.

— Ты уверена, что они тут? — в очередной раз спросила одна фигурка, та, что была без шапки и ежилась от холода, уже точно приморозив уши.

Другая, чуть повыше, уверенно кивнула и хлюпнула носом. В Перхушково, куда они добрались на электричке, было холоднее, чем в Москве. Да и идти пешком от станции к охраняемому поселку оказалось не такой хорошей идеей, как показалось вначале.

— Почти пришли, — лязгнув зубами, сказала Маша. И вперив злобный взгляд в Катю, злобно прошипела: — Мы, конечно, огребем. Но я тебе докажу раз и навсегда, что между мамой и Артуром ничего нет. И быть не может!

— Пфе! — был ей ответ. Предполагался сардонический, но хлюпанье носом испортило весь образ.

Наконец, показались освещенные тусклым фонарем металлические ворота с нужным номером.

Машка приложила карточку к замку.

Никакого эффекта.