— Всё хорошо? — мужчина почесал щетину, которая, кажется, не удлинилась ни на миллиметр. — Ты какой-то дерганый.

— Просто не выспался, — улыбнулся Платон.

Игорь двусмысленно ухмыльнулся и хлопнул его по плечу. Не то, чего ожидаешь от такого человека, но это было к лучшему.

— Если хочешь, можешь подремать, до обеда я поведу.

Слишком подозрительно, удивительно мягкое поведение.

— Да не, я в норме. Не парься, — ответил Платон.

— Ну как знаешь. Мы минут через 10 выезжаем, так что далеко не уходи.

Кажется, никто не успел заметить ни пропажи раба, ни смерти того кочевника. Судьба повернулась к нему светлой стороной — как оказалось, кочевники встают довольно поздно. Судя по всему, что-то связанное с обменом веществ, якобы у них реакция не та и голова плохо соображает на холоде. Во всяком случае, так сказал тот молодой караванщик, который ходил с ними к пруду.

Тем не менее, проблема оставалась. Платон не сомневался в правильности своего решения — этот человек страдал и не был виновен в той степени, в которой его наказали, а убитый кочевник… ну, он свою судьбу выбрал сам. Простое решение, убить виновного, чтобы спасти невиновного. Пугало только то, как быстро он решился на это. Но куда важнее было, что у него не было никаких идей, что делать дальше. Прятать Криксара в повозке долго не получится — до Псайкры было не меньше 15 дней пути, ему нужна вода, ему нужно мочиться, ему нужно есть. Рано или поздно его заметят.

Платон проснулся от того, что повозка остановилась. В глаза ему ударил солнечный зайчик от ножа, который держал Игорь.

— В нашем фургоне кто-то есть. Сиди здесь.

Он спрыгнул с козел и начал медленно обходить повозку. Впереди идущие тоже остановились, сзади были слышны ругательства из-за неожиданной остановки. Платон, с трудом разлепив глаза, не сразу сообразил, что происходит. Дерьмо. В фургоне-то действительно кое-кто есть. Какого черта Криксар выдал себя так быстро?

Платон спрыгнул на землю и начал обходить фургон с противоположной от Игоря стороны.

— Стой, Игорь!

Но тот уже разрезал тесемки, удерживающие полог фургона, и крикнул внутрь:

— Вылезай оттуда! Быстро!

Черт подери. Раздался скрип, неловкие шаги. Игорь протянул руку и рывком вытянул из темноты Криксара, словно тряпичную куклу, прижал его к фургону, приставив к горлу нож. Лицо Игоря исказилось от гнева.

— Ты кто такой, сука?

Криксара затрясло, челюсть стучала так, что он не мог вымолвить ни слова. Платон подошёл ближе.

— Игорь, стой. Это я его посадил в повозку.

— Что ты сказал? — прорычал мужчина, разворачиваясь и отпуская бывшего раба. Острая кромка ножа оставила на горле Криксара тонкую царапину.

— Я сказал, что это я посадил его в повозку.

Игорь резко толкнул Платона так, что тот полетел в пыль.

— Какого хрена ты это сделал?

Некоторые караванщики, ехавшие позади, подошли ближе и с удивлением наблюдали эту сцену.

— Так было надо, Игорь, — спокойно сказал Платон, — успокойся уже.

Игорь надвигался на него с ножом, но остановился как только раздался хриплый окрик:

— Что тут происходит?

Амалзия стояла в нескольких метрах от них. Вид у неё был гневный. Она не была вооружена, но сейчас почему-то очень отчетливо вспомнился запах горящего мяса.

— Вы остановились, чтобы подраться?

Игорь сделал два шага вбок и вытолкнул вперед Криксара.

— Посмотри, кого с собой решил взять наш найдёныш! — В его голосе дрожал гнев. — Готов поспорить, это раб из Куары.

— Это правда? — Амалзия повернулась к Платону.

Тот поднялся на ноги, несмотря на то, что сейчас был едва ли не самый страшный момент после встречи с мантикорой. А может и более страшный, тогда он боролся за свою жизнь, а теперь ещё и за чужую.

— Да. Это правда. Я помог ему сбежать и посадил в этот фургон.

— Дерьмо, — прошептала одними губами Амалзия.

Люди в толпе молчали — никто не мог найти, что сказать в этой ситуации.

— Ты понимаешь, что ты наделал?

— Я освободил человека.

— Ты только что уничтожил любые шансы снова остановиться в Куаре для всех в этом караване. Это если за нами еще не гонятся толпа кочевников, которые жаждут перебить нас, а выживших угнать в такое же рабство.

Она сжала кулаки, воздух вокруг затрепетал от жара.

— И, поверь, нас уже никто спасать не станет.

— Я поступил правильно. Ни с одним человеком нельзя обращаться, как с животным, нельзя держать людей в клетках. — Платон повысил голос. — Если человек проходит мимо подобного, то его жизнь не стоит даже плевка.

Амалзия разжала кулаки. Жар спал. Она подняла на него тяжелый взгляд.

— Ты говоришь красиво, но ты не знаешь, что такое рабство. — Она протяжно выдохнула, успокаивая себя. — Мы вернемся, принесем извинения и отдадим этого человека обратно.

— Я бы не стал этого делать. Ведь мне пришлось убить одного из кочевников, — в толпе кто-то ахнул, — когда я освобождал Криксара.

— Ты сделал что? — удивление перекрыло гнев на лцие Амалзии.

— Я убил одного из кочевников и спрятал его труп в пустыне. Они вряд ли найдут его, но наверняка заметят пропажу одного из своих.

Внезапно раздался сухой каркающий смех. Платон с удивлением осознал, что это смеётся Игорь. Игорь смеялся под взорами двух десятков пар глаз, громко, аж содрогаясь и держась за живот.

— Тебя смешит эта ситуация? — холодно спросила Амалзия.

— Эхехехе, нет, — его речь прерывалась с трудом сдерживаемым хохотом, — я просто понял, что этот пацан, эхехехе, которого мы считали несчастным найдёнышем оказался со стержнем, достаточным, эхехехехе, чтобы провернуть эту афёру. И знаешь, что он сейчас скажет? — Игорь резко успокоился и последнюю фразу произнёс уже обычным голосом. — Что у нас есть два варианта!

Все уставились на Платона.

— Это правда. Вариант два. Вернуться и вымаливать прощение, в надежде, что не всех убьют, либо ехать, как ехали.

— Никакого выбора ты изначально и не собирался оставлять, да? — спросил Игорь.

Платон кивнул головой — чего уж теперь скрывать. Амалзия тяжело вздохнула.

— Тем не менее, это не всё. Мы не можем подбирать каждого, давать ему еду, воду и прочее. Есть желающие разделить свою долю с этим человеком?

Платон сделал шаг вперёд.

— Не ты, — Амалзия остановила его предостерегающим жестом, — ты и так живёшь здесь за чужой счёт. Кто-то еще?

— Вы же не бросите его в пустыне? — с негодованием в голосе спросил Платон.

— Бросим, если понадобится, — отрезала лидер их отряда. — А тебе стоит начать думать о последствиях своих действий.

Донёсся тихий голос со стороны Криксара:

— Если мне позволено будет сказать… — он съежился под взглядами направленными на него, — если мне будет позволено сказать, то мой отец — он богатый человек. Если довезёте меня до Псайкры, прошу вас, то отец заплатит, сколько потребуется, я обещаю!

Амалзия задумалась.

— Хорошо. Ты поедешь за мой счёт, но не дай бог тебе обмануть меня. — Она повернулась к Игорю и Платону. — А вас обоих я предупреждаю: это последний раз, когда я терплю подобные фокусы. В следующий раз я не стану разбираться и решу проблему более привычным путём.

Она окинула взглядом всех остальных, удостоверяясь, что все поняли, каким именно привычным путём она решит проблему.

— Выдвигаемся.

Серая трава, чахлый кустарник и опаленные солнцем бурые валуны постепенно оставались позади по мере того, как они преодолевали перешеек. Меньше, чем через 10 дней пути странники впервые ощутили солёный морской ветер. Еще через пару дней пейзаж стал становиться плодородней и приятней с каждой пройденной милей. Бурая земля сменилась почвой, жиденькой и бедной, но всё же почвой, на которой росла трава, секущая острыми листьями, тех, кто сходил с дороги, а вдоль дороги всё чаще появлялись деревья. Последние два дня перед прибытием в Псайкру, они ехали уже мимо полей, чередующихся с зелеными реденькими лесами.