-Ваше Величество, брат, - прошептал принц, дотронувшись до ладони Генриха, - ваша рука так горяча, как будто лихорадка все еще терзает вас.

-А вы рады надеяться на это, - Генрих вырвал свою руку.

Франсуа с тревогой и обидой поднял глаза на брата:

-Это не так, государь, что бы там не говорили, но я никогда не желал плохого для Франции и для вас, ведь вы мой единственный брат и вы опора Франции и моя тоже.

Шико прокашлялся, изобразив скептицизм на лице. Маринус Де Бурбон бросил на шута злой взгляд и получил в ответ насмешливый.

-Вы же не думаете, что принц искреннее несет такую чепуху. Право, вы наивный малый, Бурбон, но я и не думал, что вас с такой легкостью одурачивают слезливые глаза этого оленя.

-Шико - вы несносны! - Маринус совершенно не нашел что ответить, потому что его внимание занимал король и его младший брат.

Шико остался доволен такой победой.

Генрих тем временем прошествовал к своему постаменту вместе с королевами и братом, сопровождаемый растерянными, злыми, отчаянными взглядами собравшихся.

Стареющий принц Монпансье и его молодая и цветущая жена Екатерина Де Гиз была не столько сражена здоровым видом короля в отличии от своего мужа, сколько совершенно живым и невредимым видом герцога Бурбона и графа Де По. Весть об их спасении от налета Де Вито конечно уже была ей известна, и ей оставалось только яростно сжимать салфетки в руках, досадуя на то, что она заплатила слишком дорого за то, что не было исполнено.

Некоторые принцы крови и упомянутый и оскорбленный кардинала Шарль Де Бурбон, объединившись с семьей Гизов, едва скрывали свое разочарование. Король жив, король здоров и даже изволил с аппетитом отужинать.

Герцог Лотарингский и его супруга Клод Валуа догадались в отличии от остальных изобразить сдержанную радость.

На ужине присутствовал весь цвет дворянства того времени: прославленный и старинный род Монморанси, теперь занимавший место опальных “политиков” сторонников Франсуа Анжу и Фламандской революции. Сестры казненного графа Горна-Монморанси стали женами братьев Лален - лидеров и вдохновителей сопротивления после смерти графа Эгмона, принца Гавра, дяди самой королевы Луизы Де Водемон.

Сторонников короля представляли герцоги Де Невер и Де Клев, маркиз Вилькелье, граф Де Леви, род Ла Валетов, маркиз де Куртанво, Де Гиш и прочие.

Особого внимания заслуживали в этот вечер дамы. Так как скандальное поведение мадам Бабу стало притчей во языцах, привлекая к ней всеобщее внимание, то вскоре мода на траур распространилась по всему двору, и многие дамы, одевшись на манер испанских грандов, облачились в черный бархат, обвесив себя украшениями из черного камня. На фоне этой похоронной процессии ярко выделилась лишь одна дама. Одна из фрейлин Королевы-Матери некая мадмуазель Рене Де Шатонеф явилась на ужин с ярко намалеванным лицом. Ее губы украшала модная в то время, но весьма вызывающая для такого повода алая помада. Маркиза похвасталась, что ее она заказала у одного итальянского монаха - парфюмера, который приехал во Францию вместе с кардиналом Фернандо Де Медичи.

Для некоторых дворян вроде Брантома и Бюсси поведение мадмуазель Шатонеф не составило загадки.

-Наверняка, она хочет привлечь короля вновь, - прошептал Брантом своему другу.

-Но прошло слишком много лет с их связи, - ответил Бюсси.

-Иногда мужчины любят ходить по старой борозде, - философски заметил Брантом.

Бюсси улыбнулся.

Король бросил на него злой взгляд.

-Его Величество по-прежнему мной недоволен.

-Я этим не удивлен. Пусть король не постоянен в своих привязанностях, зато остается верен своей ненависти.

После того как ужин закончился почти в молчании, где не было обычной веселой и бессмысленной болтовни, король встал, стараясь двигаться неспешно, а с достоинством и величием.

Пожелав спокойной ночи обеим королевам, сестре и брату, король в сопровождении Шико собирался покинуть залу. Неожиданно одна из дам свиты Королевы-Матери вышла вперед и со слезами на глазах упала на колени перед Генрихом. Лицо короля залил плотный румянец.

-Мадмуазель Шатонеф, что с вами? - спросил Генрих. А это была именно Рене Де Рье Де Шатонеф, фрейлина Екатерины Медичи и бывшая любовница самого короля. Вот уже много лет с момента его воцарения в Польше они не встречались. Король, ветреный как и все сильные мира сего, позабыл о своей мимолетной связи с этой девушкой, тем более, что на ту пору их связь была разрушена более сильным и чистым чувством с Марией Де Клев.

-Ваше Величество, Государь, - с придыханием сказала Рене Де Шатонеф, - как я бесконечно рада вашему выздоровлению, сколько слез я пролила и сколько бессонных ночей, опасаясь за вашу драгоценную жизнь.

-Хвала Господу, что ей не пришлось одеть на всеобщее обозрение траур наподобие мадам Бабу, - прокомментировал сей пассаж Брантом.

Король, все еще более смущаясь, попросил мадмуазель Шатонеф встать, сдержанно отблагодарив ее.

Но мадмуазель Рене поймала руку короля и, обливая ее слезами, поцеловала. Генрих почувствовал вдруг как холодные и влажные губы прикоснулись к нему ощутил какое-то отвращение. Он вздрогнул всем телом и поспешно освободил свою руку. Мадмуазель Шатонеф, едва успев скрыть гнев на такой нелестный прием, встала и скрылась за придворными. Они тут же зашептались, обсуждая подобную дерзость и безумное чувство, которое подтолкнуло на это молодую девушку.

Натаниэль Де По, выпрямившись, так словно хотел казаться выше ростом, с презрением взирал на Рене Де Рье, его нижняя челюсть чуть выступила вперёд, а крылья носа распахнулись, как будто Де По был готов выдохнуть огненной струёй.

-Генрих, что с тобой? - спросил Шико, опасаясь, что Генрих может потерять сознание.

-Ничего, просто мне как будто бьет озноб. Скорее идем.

Шико переглянулся тревожно с графом Де По и Де Бурбоном и они поспешили за королем.

Едва они вошли в покои, как за ними тут же практически ворвались герцог Франсуа Анжу со своей свитой, желающие доказать королю свою преданность и изъявить все свои дружеские пожелания.

Король не обратил на них внимания, шатаясь как пьяный, он шел посреди комнаты, навстречу ему выбежал Реми, затаившийся до того в складках балдахина. Он поймал покачнувшегося Генриха и уложил на кровать.

-Ваше Величество! - позвал герцог Анжу, пытаясь привлечь к себе внимание и разглядеть за маячившим Шико, что происходит.

-О, Монсеньор, зачем вы пришли? Не время сейчас, - промолвил испуганно герцог Бурбон. Франсуа удивленно на него посмотрел, и в этот момент раздался вскрик. Герцоги обернулись, король, застонал. Реми, запрокинув голову, бросился к Генриху, разыскивая его руку, чтобы пощупать пульс.

-Пульс! Пульс замедлился! - заполошно выкрикнул лекарь. Все присутствующие, включая Брантома и Бюсси, зашедших со своим господином, кинулись к постели.

-Затворите двери! - наперерез им бросился Бурбон, - никто не должен видеть слабости короля.

Франсуа молниеносно обернулся и дал знак испуганным гвардейцам. Двери были захлопнуты, и принц присоединился к коллоквиуму возле ложа.

-Что происходит с Его Величеством? Что с моим братом? - Франсуа нервно закусил перчатки на своих пальцах.

-Пульс едва ощутим, - пробормотал Реми.

- Отойдите! - Натаниэль оттеснил Реми и попытался перевернуть Генриха, бесчувственно и неподвижного, повалившегося на живот.

Шико проворно ему помог, от движения Генрих пришел в себя, едва открыв глаза, он с ужасом осмотрел склонившиеся над ним лица и вдруг громко застонал, схватившись за живот.

-Господь Всемогущий! Какая боль, - Генрих скрутился, как это бывает от сильного болевого приступа, потом привстал и опустил голову, его вырвало прямо на бархатные туфли господина Бюсси.

-Черт побери! - выругался граф, Натаниэль смерил его уничтожающим взглядом.

-Генрих, что? Тебе полегчало? - с беспокойством спросил Шико.

-Что с ним? Разве ему не стало лучше? - дрожащим голосом вмешался герцог Анжу.