Даниэлла вскочила со своего места, обогнула стол и, делая вид, что хочет поговорить с королевой, незаметно подсыпала в кубок Мак-Лахлана хорошую щепоть перца.

Девочка скромно поклонилась своему крестному отцу, королю, заметив, что его глаза следят за ней, но, к счастью, в это время один из сидящих рядом баронов отвлек его комплиментом, сказав что-то о роскошных волосах крестницы монарха.

Даниэлла села рядом с младшим сыном короля, Джоном, который был не намного ее старше и которого она любила. Джон кичился тем, что он сын короля, гордился своим старшим братом, принцем, но в душе Джон был добрым малым, всегда готовым прийти ей на помощь. Вот и сейчас его светло-голубые глаза изучающе посмотрели на девочку.

— Ты сердишься, Даниэлла?

— Сержусь?

Джон придвинулся к ней поближе.

— Я еще на турнире заметил, как ты изменилась в лице, когда миледи матушка рассказала о взятии Авийя. Ты побелела словно пергамент. Я думал, ты вот-вот упадешь. Но Авий был взят еще до твоего рождения, и события давно минувших лет не должны тебя расстраивать.

— Я вовсе не сержусь, — ответила Даниэлла, беря со стоявшего перед ними блюда кусок мяса.

Как раз в это время с противоположной стороны стола; послышался какой-то странный звук, сопровождаемый сильным кашлем.

— Что-то случилось с Адрианом Мак-Лахланом, — сказал Джон.

Даниэлла подняла глаза и увидела, что лицо рыцаря побагровело и он, схватив кубок своего соседа, залпом выпил его вино, пытаясь унять тем самым душивший его кашель.

— Господи, Адриан, что с тобой? — вскричал король.

Мак-Лахлан с минуту молчал, не в силах говорить.

— Ничего, — вымолвил он наконец. — Ничего серьезного. Просто плохое вино. Немного прокисшее. Короче, ничего страшного.

Даниэлла уставилась на тарелку и занялась едой. Девочка почувствовала на себе взгляд Джона, но сын короля ничего не сказал. Немного спустя она снова осмелилась посмотреть на Мак-Лахлана и заметила, что его лицо снова обрело нормальный цвет. Он внимательно оглядывал комнату.

Пусть поломает себе голову, решила Даниэлла.

Но вот взгляд его золотистых глаз остановился на ней, она замерла. Внутри у нее все похолодело. Что это? Страх! «Он хочет, чтобы люди боялись его, — подумала Даниэлла. Тоже мне храбрый воин, который покоряет французские замки и одерживает победы над французскими рыцарями!»

Даниэлла пыталась посмотреть в другую сторону, но не смогла. Но вот его взгляд двинулся дальше, и она поняла что Мак-Лахлану и в голову не придет подозревать кого-то из людей, приближенных к королю, особенно его подопечных: у них нет причин желать зла юному рыцарю.

Осада Кале затянулась, и Адриан пришел к выводу, что король решил взять город измором.

Кале располагался в самой узкой части пролива, его окружали двойные стены с башнями. Между стенами были мяты рвы, что делало город совсем неприступным.

Но всему когда-то приходит конец. Так случилось, и с Кале. Город пал.

Все в крепости было съедено — вплоть до последней крысы и люди начали умирать от голода. Эдуард послал своих воинов на переговоры с правителем города. Вскоре посланники вернулись и сообщили, что французы просят короля Эдуарда пощадить Кале. Адриан присутствовал при этом разговоре и слышал, как Уолтер Манни, возглавлявший делегацию английского короля, говорил ему, что жители сдадут крепость и город, если им будет позволено покинуть Кале.

― Ни за что на свете! — закричал король.

Еще ни один город не заставлял его так долго держать осаду. Сколько людей он потерял под его стенами! Адриан хорошо понимал причины, вызывавшие бешенство короля, но боялся, что его гнев приведет к неоправданным жертвам среди ни в чем не повинных людей.

― Сир, — обратился Адриан к королю, — прошу простить меня, но вы же человек благородный и не будете подменять честный бой резней.

— Резней? — переспросил Эдуард, прищурившись.

Тут в разговор снова вступил Уолтер Манни:

— Милорд Эдуард, а что, если бы вам пришлось послать нас защищать какую-то крепость? С какой легкостью мы пошли бы в бой, зная, что наш король милосерден и что в случае поражения мы можем рассчитывать на ответную милость наших противников!

Довод казался убедительным, и Эдуард несколько смягчился. Он поднял руку, призывая всех к тишине.

— Быть по сему! Но пусть шестеро самых именитых горожан придут ко мне с непокрытыми головами, босыми, с веревками на шеях и с ключами от крепости и города! К остальным горожанам я проявлю милосердие. Но эти шестеро будут принадлежать мне, и я волен делать с ними все, что захочу!

Посланники короля снова отправились в Кале. Эдуард бродил под стенами города и слышал, как оттуда донесся громкий плач. У него стало тяжело на сердце.

Вскоре из городских ворот показались шестеро мужчин. Это были самые уважаемые и влиятельные горожане. Король Эдуард вышел из своего дома и встал посреди прилегающего к нему поля. Его окружили бароны, семья и все те, кому случилось быть поблизости.

Адриан протиснулся сквозь толпу, моля Бога, чтобы король оказался милосердным и к этим шестерым самым уважаемым жителям Кале. Бедняги походили на скелеты, и у них легко можно было пересчитать все ребра.

Все шестеро упали перед королем на колени. Один из них заговорил и сообщил Эдуарду, что жители города уже достаточно наказаны, перенеся такие лишения, и что королю следовало бы их пощадить. Они отдают себя в руки короля Эдуарда и надеются на его милосердие.

Наступило глубокое молчание, затем тишину разорвал отчаянный женский плач. Вид шестерых храбрецов тронул сердца многих присутствующих.

Но только не сердце короля.

— О каком милосердии может идти речь?! — заорал король. — Вам не удастся разжалобить меня!

Вперед выступил Адриан, за ним Уолтер Манни, Ральф и другие рыцари.

— Мой король… — начал Адриан, но Эдуард резко оборвал его:

— Рыцарь Мак-Лахлан, я очень ценю вас, но прошу не вмешиваться. — Как бы в насмешку король говорил с явным шотландским акцентом. — Вас это тоже касается, Уолтер. Эти шестеро принадлежат мне. Приведите мне палача! Я хочу, чтобы им немедленно отрубили головы!

В этот момент толпа расступилась, пропуская королеву. Беременная в очередной раз, растолстевшая и отечная, она предстала перед своим мужем. Она упала перед ним на колени. Толпа сочувственно загудела. Королева умоляюще смотрела на короля, и слезы текли по ее лицу. Еще никогда королева не казалась Адриану такой прекрасной.

— Милорд! Мой муж! Я повсюду следую за вами, подвергая опасности свою жизнь и жизни наших детей. Я следую за вами по воде и суше, но еще никогда ни о чем вас не просила. Теперь же я прошу вас… Во имя Господа нашего Иисуса Христа я умоляю вас проявить милосердие к этим несчастным. Отдайте их мне.

— Ради Бога, миледи, почему вы не дома? Как вы здесь оказались? Я не отрицаю, что вы…

Король не закончил фразы и посмотрел куда-то поверх головы королевы и склоненных голов несчастных горожан. Адриан проследил за его взглядом.

Его взгляд уперся в стоявших там детей. Один из них был сын короля Джон, а вторая… дочь Роберта Оксфордского.

Странное чувство охватило Адриана, когда он посмотрел на девочку. Она была вылитая мать. Высокая, несмотря на свой юный возраст, с блестящими волосами цвета воронова крыла и яркими зелеными глазами — настоящая красавица.

Адриан часто с грустью вспоминал Ленору. Она отчаянно защищала свою крепость и принесла им много неприятностей, но каждый мужчина от мала до велика, включая и его самого, был хоть немного влюблен в Ленору.

Странно, однако, что король смотрит на дочь Леноры таким взглядом.

Но вот король снова обратил внимание на королеву.

— Миледи, я вам многим обязан, но сейчас вы просите о невозможном. Никто не смеет просить меня об этом… И все же я не в силах отказать вам, хотя, должен признаться, делаю это с большим трудом.

Король отвернулся. Толпа снова одобрительно зашумела. Слышались голоса, благословлявшие королеву.