Шёл пятый вечер до начала конца.
***
Облака пропитались вишнёвым вареньем, а у горизонта был намазан черничный джем, и деревья озябшими тонкими пальцами соскребали сладкую патоку с керамической крышечки неба. Некоторые из них уже засахарились и стояли, хрупкие, стремясь раствориться в ближайшем весеннем дожде. Но будущее не спешило приходить, и ноги лишь вязли в ночной карамели, под утро непременно обращающейся в грязь. Сахарный сироп, стекавший по трубам, скапливался в уголках глаз, грозя прийти растворяющим мечты ливнем, и я боялся, ужасно боялся потерять…
***
Апрель наполнен самым пронзительным одиночеством. Ни в одном месяце нет столь тягостного уединения: шуршащего печалью в густой зелёной листве, ядовитым конденсатом свежего воздуха стекающего по стенкам лёгких, изрывающего душу на тонкие полосы, с предельной жестокостью гнобящего самосознание. Это глубокое, бездонное, беспросветное одиночество есть лишь в золотисто-розовых закатах апреля, в их безразличной близости, обманчивой яркости и в холодной нежности вечернего воздуха…
***
Тусклый свет фонаря, взвешенный в густой весенней темноте, пудрой рассыпается по гардинам. Я вижу в его едва уловимом движении мягкие изгибы твоей облачённой в полумрак фигуры, соблазнительной и неприступной; слабые тени собранного тюля напоминают и жестоко подчёркивают нежную бархатистость светлой кожи; мягкая тьма, осевшая в глубоких складках портьер, будто снова соревнуется с цветом твоих волос. Я почти слышу твоё горячее дыхание, чувствую аромат безразличных губ и пленительный запах твоего тела.
Я близок к тому, чтобы сойти с ума, если это уже не произошло: словно во сне я протягиваю руку и едва касаюсь тебя кончиками пальцев—ты брезгливо отстраняешься.
Я почти забыл, люблю ли тебя…
***
Это походило на жуткое двойное прощание: словно гибкая рыба из пруда, она выскочила из прошлого—и, не успел я вздохнуть, как её красивое упругое тело выскользнуло из моих рук, едва коснувшись пальцев в секундном прыжке. Да, всё произошло на одном запоздалом вдохе: тёмные пряди, выбившиеся из пучка густых недлинных волос, касаясь нежной линии знакомой шеи, вырвали меня из реальности едва уловимыми нотами духов, слившихся с куда более утончённым ароматом бархатистой кожи. Стремительное и изящное в своей естественности движение приостановило работу сердечного насоса, поток людей, течение секунд—и обдало холодом безразличия, морозившим воздух ветреной платформы.
Влекомый её фигурой, мой взгляд сперва упёрся в мягкий изгиб шеи и чуть проступающие верхние позвонки приоткрытой спины; затем, как только она остановилась, выточил на граните колонны её профиль, задержался на скрытой растянутой тканью пышной груди, и, скользнув по длине свитера, коснулся стройных ног: тех самых ножек, у которых я готов был провести всю жизнь—моё внимание на то мгновение окаменело в наивном, словно ожидающем полуобороте: я невольно застыл в восхищённом удивлении (как останавливаются у признанных временем шедевров живописи), не в силах прекратить созерцание—она едва тронула меня беглым взглядом и вернулась в свои мысли.
Но мгновение длилось, я выжидающе стоял, едва сдерживая порыв, чтобы не броситься к ней навстречу; в голове стучала единственная фраза, одинокая среди тишины, вдруг обвалившейся на мир. В сети из воспоминаний, внезапно заменившей пространство и время, на расстоянии десяти метров друг от друга было лишь два человека по обе стороны идеально начищенного стекла.
Я уже было почти сделал шаг: почти спросил её о дне, почти коснулся шелковистых волос, прижав её к себе в порыве радости, почти расцеловал высокий лоб и нежные щёчки, всем своим существом ощутил тепло её тела—но неожиданно упёрся в холодный прозрачный экран. Она, чуть поджав губы, небрежным жестом мягкой руки отдала дань останкам отношений, и, вновь отвернувшись, будто снова прогнала меня прочь; не в силах противостоять её желанию, я отступил перед навязанным бессилием.
Ещё несколько мгновений мой взгляд жадно впитывал рассеянные над ней фотоны, стремясь запечатлеть идеальный в своём несовершенстве образ на грядущие тысячелетия вперёд, но уже следующая минута, накалённая утомлённым ожиданием, раздражающей несуразностью, никчёмностью, заполненная звенящей смыслом пустотой, вынудила меня сделать вдох:
я развернулся и зашагал дальше…
Растопленная буква за пределами алфавита
***
Неясные, пленительные очертания извиваются отражениями тусклого света в объятых полумраком складках тюля. То я вижу изгибы девичьего тела, обведённые лунным сиянием по бархатной коже в точёную фигурку, то случайно отброшенная тень качнувшейся за окном ветви переламывает изящество, вырывает едва заметный трепет из её нежной груди—и уже в полутьме проступают сильные, полные скрытой энергии мужские руки, мрак пронзается вибрациями уничтожающей решимости. Я то обвожу ладонями стройный стан, касаясь губами благоухающей сиренью шейки, то, зарывшись лицом в копну волос, прислушиваюсь к её дыханию, то сцеловываю аромат кожи по внутренней стороне подрагивающих бёдер, то прижимаю запястье горячей ручки к губам.
Но проходит всего пара минут—и я ощущаю температуру лавы в венах обвивших меня рук, вжимаю пальцы в широкую спину, потеряв контроль, тону в крепких объятиях, позволяя выжигать колючие поцелуи на своей коже, направляя жажду в единый порыв, а разумом желая вернуться. Это доводит меня до тошноты.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.