— Стоило, — шепчу, когда компания подъезжает к нам почти вплотную.

— Что?

— Оно того стоило, — вскидываю ошалелый взгляд, столкнувшись с его — взволнованным и недоуменным.

— Это была разовая акция, мелкая. Ты вроде предложила встретиться, чтобы все обсудить, так?

— Да. Давай уедем отсюда?

— А как же твои друзья?

— Мы провели гонку, я получила приз. Все честно.

Бегу к Мирону и предупреждаю о нашем с Никитой отъезде. Как же я хочу, чтобы он меня еще раз поцеловал… Может, на дикий пляж?

— Все, Мирона предупредила, можем ехать. Давай махнем на пляж?

— Нет, мелочь. Поедем в людное место, — многозначительно произносит Никита.

Боится, значит? Не меня — себя. Боится не справиться с желанием продолжить то, что мы начали. Зойка была права — совсем скоро я буду отгонять от себя Ники лопатой. Дай-то бог, чтобы так случилось!

— Тогда в Макдак. Сядем на улице и закажем огромные бургеры.

— Давай, — соглашается он.

Через двадцать минут мы оказываемся на месте. Кафе кишит туристами и местными. Дети, парочки, мотоциклисты… Здесь яблоку негде упасть — все, как и хотел Никита.

Я предлагаю сесть на лавочку в парке неподалеку, Никита соглашается и, кивнув, идет забирать заказ. Огромный роял-бургер обжигает пальцы, а пузырьки колы щиплют нос. Целоваться я не стеснялась с парнем, а вот есть смущаюсь…

— Ешь, Злата, — угадывает он мои мысли. — Я тоже не люблю есть при всех.

— А что еще не любишь? И любишь? Давай каждый из нас расскажет о себе важные факты.

— Спрашивай, — бросает Никита, откусив бургер.

— Как зовут твоих родителей? Есть ли у тебя братья и сестры, бабушка? Где ты учишься, о чем мечтаешь? Какие читаешь книги? Какую слушаешь музыку? Любимое животное? Любимый цвет? Э-э-э-э…

— Постой, мелкая, не так быстро, — широко улыбается Никита, а у меня в животе рассыпаются искры жара. Красивые губы, улыбка… И я знаю, какие они на вкус.

— Ну…

— Папа умер пять лет назад. Разбился зимой на машине. Маму зовут Антонина Павловна, она учитель физики и математики в гимназии, есть брат Степа, ему семнадцать. В этом году я окончил Кубанский университет, факультет программирования и информационных технологий. Уезжаю в Америку совсем скоро, у меня билет с открытой датой. Продолжу обучение в Калифорнийском университете.

— Круто! Это… Это очень престижно, Никита.

— Поэтому надо молчать об Америке. Твой папа должен посчитать меня обычным быдлом из трущоб.

— Зачем ты такое говоришь? — качаю головой и тяну ледяной напиток через трубочку.

— Не хочу, чтобы он присвоил мне статус зятя. Все, что мне нужно, Злата — получить деньги и побыстрее отсюда уехать. В мои планы не входишь ты и… И твоя семья, уж извини.

— Твоя девушка поедет с тобой? — выпаливаю хрипло.

— Нет у меня никого, — склоняет голову Никита. — И не будет. В ближайшее время так точно. Давай, мелкая, теперь твоя очередь рассказать о себе.

Злата

— Спрашивай, — неуклюже отвечаю я. Пережевываю кусочек и запиваю колой. Черт, все-таки идея поужинать в Макдаке оказалась неудачной!

— Злата, сколько тебе лет?

— Девятнадцать. А… А тебе? «Я-то уже знаю, что двадцать один, но спросить надо».

— Двадцать один, — отвечает он. — Чем ты увлекаешься? Что любишь читать, смотреть? Любимый цвет?

Неловкость Никиты вызывает желание рассмеяться. Он чешет затылок, словно это поможет ему быстрее соображать. Неужели, такой парень не знает, как управляться с девушками? Никогда не поверю.

— Смеешься, мелкая? — прищуривается он. Наверное, смешинки в моих глазах слишком ярко светятся.

— Ты забавный, — отвожу взгляд. Хорошо, что сейчас ночь и он не видит моих пунцовых щек… — Я танцую и пою. Любимый цвет… Хм… Ты меня озадачил. Наверное, голубой. А, знаешь почему?

— Почему же? — со скукой в голосе отвечает он.

— Голубой — цвет свободы. Это непередаваемое ощущение — лететь на байке стрелой и разрезать колкий непослушный воздух. Сливаться с ним, понимаешь? Становиться частью мироздания и захлебываться восторгом… Чувствовать себя почти богом, способным остановить время. Жить. Дышать. Замечать каждую мелочь и не замечать ничего… Любить и ненавидеть — остро, ярко, на грани. Ходить над пропастью и тонуть в пучине. Это… Байки — моя страсть, — вздыхаю облегченно, вывалив на Никиту мои чувства. Наверное, мое лицо озаряется в этот момент, сияя в темноте, как факел…

— Конечно, понимаю. И… разделяю твои чувства. Потому что люблю байки не меньше. Моя мама боится, что он меня когда-нибудь убьет, — грустно вздыхает Никита. — А что ты поешь? И танцуешь.

— Да все подряд! У меня и бабуля певица. Кстати, в кафе мы приходили после выступления. Она и сейчас поет в ансамбле «Русское поле». Я люблю исполнять джаз на английском, современные песни, но и романсы тоже знаю. Танцую почти все — родители меня с раннего детства куда только не водили. И мама у меня творческая личность… — выдавливаю, потупив взгляд. Наверное, о маме говорить не надо?

— Ты говорила, что мамы у тебя нет.

— Она уехала… То есть… Ох, Никита. Ладно, расскажу, — хлопаю Никиту по коленке и тотчас одергиваю руку — я купила его и не имею права вести себя, как добрая подружка. Осознание происходящего отзывается в сердце приступом тупой боли. — Мама уехала пять лет назад. Отец застукал ее с любовником и выгнал. Сейчас она живет в Кабо-Верде, это остров Зеленого мыса. Так что мы с сестренкой находимся под опекой папы, — закатываю глаза и качаю головой.

— А сестре сколько лет?

— Семнадцать. Ее зовут Ника. Николетта — мои родители те еще выпендрежники. А ты спортом занимаешься? — спрашиваю и тотчас краснею, вспоминая его твердые выступающие мышцы, подрагивающие под моими пальчиками.

— Да какой там спорт? Турники во дворе, бег по лесу. Отец рано умер, мне пришлось работать, чтобы удовлетворять свои нужды и Степкины. Тебе не понять.

— Наверное. Не буду спорить, — соглашаюсь, в очередной раз подчеркивая пропасть между нами.

— Понятно. Вроде бы все обсудили, Злата? Договаривайся с папой насчет знакомства. Надеюсь, тебе не грозит пансионат. Хотя… Наверное, любая девушка мечтала бы учится за границей.

— Что ты! Это не учеба, а тюрьма! Ладно, Ники, давай разъезжаться. Поздно уже.

— Ники? А ты тогда кто?

— Золотко, кто же еще? — хихикаю в ответ. — Все близкие меня так называют. Насчет обеда напишу. Пока.

Папа удивленно вскидывает бровь, когда я сбивчиво сообщаю о визите «жениха». Отвожу взгляд, не в силах выдержать его — прищуренный и острый. Мямлю, разглядывая домашние тапочки:

— Его зовут Никита, мы недавно познакомились, но я…

— Покраснела, вижу, — крутит он в руках карандаш, восседая в кресле кабинета. Свежий и спортивный — папа еще может дать фору молодым. Но скверный и вспыльчивый характер мгновенно выдает его возраст и лишает преимущества. — Ладно, дочка. Если парень окажется приличным — а я надеюсь он не из среды знакомых мне лоботрясов — выполню обещание насчет пансионата. Но понравиться мне…

— Невозможно, пап. Знаю, — выдыхаю беспомощно.

— Не так. Трудно, но можно. Иди, Золотко. Попроси Дину испечь яблочный пирог. Во сколько придет этот парнишка?

— В четыре, пап.

«Парнишка», — от папиного представления о парне хочется улыбнуться. Никита высокий взрослый мужчина, не иначе. Никакой не парнишка, а… Самый притягательный, умный, добрый… Похоже, я втрескалась не на шутку… Потому что думать ни о чем не могу — только о нем.

Никита подъезжает вовремя. Паркует старую машину на подъездной дорожке возле ворот и звонит в домофон. Жму на кнопку и бегу со всех ног его встречать. Звук шагов отдается гулким эхом от высоких каменных стен дома, вторя заполошно бьющемуся сердцу… Распахиваю калитку и встречаюсь с Никитой взглядом.

— Привет.

— Привет, Злата. То есть… Золотко, — улыбается он. — Не обольщайся, мелкая, это я репетирую.