— Тристан, нет!

Но поздно. Только его рука касается моего предплечья, когда её обжигает пламя. Я вскрикиваю, опуская глаза туда, где большая ладонь обхватывает мою руку. Кожа на руке краснеет и я вижу, как она медленно покрывается волдырями. Боль застилает глаза, а ноги подкашиваются. Оливия подбегает ко мне и хватает мне, когда я начинаю падать на пол.

— Прекрати! — шипит Оливия, прижимая меня к себе. — Ты убьёшь её!

— Она. Должна. Узнать.

Мой рот приоткрывается, а заполненные болью глаза встречаются с горящими ярко-зелёный глазами Тристана. Он пристально смотрит на меня и я внезапно понимаю, что теряю рассудок. Вот только боль тут совершенно не при чём. Магия, что бурлит в глазах Тристана, поглощает меня, забирая в свои объятия. Боли больше нет, хотя я уверена, что рука продолжает гореть огнём. Сейчас уже ничего не существует. Я вижу только два зелёных магических глаза жреца и слышу внутри кучу голосов, которые твердят мне лишь одно.

Прими себя. Ты Всадник. Прими себя. Ты Всадник. Прими себя. Ты Всадник.

— У неё глаза закатываются! — в туман мыслей врывается знакомый голос Оливии. Я медленно открываю глаза, боясь пошевелится. Я чувствую, как горит вся левая половина тела, но не понимаю из-за чего. Я пытаюсь пошевелится, но натыкаюсь на преграду, а откуда-то сверху раздаётся голос Тристана:

— Мне жаль, что тебе пришлось всё это пережить.

Я медленно киваю, подтверждая то, что жрец прав. То, что я видела — не поддаётся объяснению. Я видела всех их. И женщин, и мужчин. Видела битвы, схватки, видела победы и проигрыши. Я прочувствовала каждую их смерть, будто собственную. Теперь я знала о каждом также хорошо, как о себе. Потому что все они — я. Все мои жизни, которые когда-то я вела, но совершенно об этом не знала. Усмешка вырывается из груди. Разве вообще такое возможно? Нарния каждый раз доказывает мне, что у неё есть туз в кармане, которым шокирует меня сильнее, чем предыдущим.

Я качаю головой, пытаясь стряхнуть воспоминания, которыми полнится моя голова. Была бы я машиной — давно бы замкнуло контакты, потому что всё это — чересчур. Каждый раз думая о том, что на большее жизнь не способна, как она преподносит новый виток информации или клубок события, которые подкашивают меня с такой лёгкостью. Уже не работает девиз «если упал, вставай и иди дальше». Сил на это уже просто нет. О каких силах идёт речь, когда, как только ты встал, тебе сразу же ставят подножку, способную подкосить всю тебя целиком и полностью? Каждый раз на меня рушится всё больше и больше информации, новых подробностей, будто кто-то обсыпает меня ими, словно из рога изобилия. Я же не просила всего этого! Я не просила делать меня кем-то великим! Не просила давать мне душу, которая обречена стать кем-то важным.

— И что же, когда мы победим Лорда… — я не договариваю. Просто нет сил.

— Ты умрёшь, — подтверждает мои опасения Тристан, прижимая меня только сильнее. Тело вновь обжигает с той стороны, где оно контактирует с телом принца, но я молчу. Сейчас боль — единственная, способная удержать меня на плаву и продолжить, как губка, впитывать новую, страшную правду.

— И это будет конец?

— Для тебя это никогда не было концом, — отвечает мне Оливия, которая стоит сбоку от Тристана. — Для тебя смерть — это начало нового пути. Ты одна из немногих, кто может спокойно, не боясь, умереть, зная, что вернётся вновь.

— Я этим не горжусь, — бормочу я в плечо Тристану, который тяжело вздыхает, отстраняя меня от себя. — Почему мне больно, когда ты касаешься меня? — спрашиваю я, на ватных ногах подходя к кровати и присаживаясь на неё. — Из-за чего это происходит?

— Я не твой жрец, — говорит он мне, пожав плечами. — Твоя кровь отвергает меня, потому что я не подхожу для твоей защиты.

— Почему тогда, когда меня касается Оливия, мне не больно? — удивлённо спрашиваю я. Оливия усмехается, подходит ко мне и берёт меня за ладонь. Крик срывается с губ, когда я чувствую жжение.

— Никогда я не касалась тебя там, где твоя кожа не защищена одеждой. Если Тристан тронет тебя, скажем, через плащ, ты тоже ничего не почувствуешь. Здесь важен контакт кожи к коже.

— Ладно, принимается, — я киваю. — То есть Всадник не может терпеть прикосновение всех жрецов, кроме своего собственного? Это ещё почему?

— Метка, — Тристан указывает себе на плечо. — Она прямиком связана с меткой Всадника. Если у Всадника появляется жрец, его метка соединяется с меткой жреца. Таким образом Всадник обретает иммунитет и может терпеть прикосновения собственного жреца. Магия, что течёт в метках, древняя и необъяснимая, поэтому не утруждай себя в понимании.

— Так, ладно, а у вас есть те, с кем вы связаны?

— Нет. И благодаря твоему вопросу мы можем вернутся к теме, с которой начали.

— Ну давайте, добейте меня полностью.

— Наш прадед знал, что как только Всадник, о котором говорится в пророчестве, появится, он вернёт всех остальных, а значит нужно всего лишь подождать. Все жрецы объединили свои силы и благодаря всеобщим усилиям, добились нужного проклятия, которое вступило в свою полную силу. Все Всадники и их драконы исчезли для всего мира, в надежде, что однажды их вернёт тот, кого все так долго ждали. Пришлось ждать, как видишь, не одну сотню веков.

— Куда они делись? — спрашиваю я тихо.

— Стали обычными людьми, — пожимает плечами Тристан, — а их драконы вернулись к своим диким родичам. К сожалению, проклятие имело побочный эффект. Не только весь мир забыл о Всадниках, но и сами Всадники забыли о том, кем являются.

— В смысле?

— Проклятие памяти стёрло воспоминания у всех, — кивает Тристан. — Абсолютно у всех.

— То есть… — я удивлённо распахиваю рот. — Всадники не исчезали? Они просто… забыли?

— Именно.

— А возможно вернуть им воспоминания?

— Сделать это непросто, но возможно. У нас же есть ты, та, кого они ждут.

— Хорошо, допустим, я поверила. Но как получится вернуть всем память? Это же надо каждого найти, доказать ему, убедить поверить и…

— Фу, как много действий, — усмехается Оливия.

— Что? — тупо переспрашиваю я.

— Для этого мы здесь, — пожимает она плечами. — Мы правнуки того, кто знал, как обратить проклятие вспять. Мы его потомки и, конечно же, нам известно контрзаклятие, которое вернёт память всем. Нам нужно было лишь дождаться того момента, когда появишься ты. Представляешь, какого было наше удивление, когда мы узнали, что та, кто нам нужен, лучшая подружка Великих королей? До этого такого не происходило. Риск общения с ними невероятен, но ты оказалась живучей. Сколько раз ты была на волоске и сколько раз ты выживала?

— Хотите сказать, что всё это только ради того, чтобы я выполнила свой долг? — я усмехаюсь.

— Ты и в Нарнию-то вернулась только для того, чтобы исполнить предначертанное.

— Вернулась? — я нахмурилась.

— Ксения, кто твои родители? — вздыхает Тристан, видимо решивший, что с сестры довольно. Оливия насупилась, но ничего не сказала.

— Какая разница кто они? — я вновь ничего не понимала.

— Большая. Кто они?

— Обычная семья. Ты же знаешь, что я из другого мира, ведь так?

— Ты никогда не была попаданкой, — вдруг говорит Тристан, тяжело вздохнув.

— Это такая шутка? Мой отец и мать всегда жили в России и…

— Те люди, в семье которых ты выросла и кого считаешь родными, таковыми не являются, — безжалостно говорит он. — Та, кого ты называешь матерью, никогда тебя не рожала, а в твоих венах не течёт кровь того, кого ты привыкла считать отцом.

— Это как так? Хотите сказать, что я — приёмная?

— Твои настоящие родители урождённые нарнийцы. Оба Всадники, о которых знал каждый, кто носил метку.

— Может хватит? — я качаю головой, отказываясь принять этот факт. — Я готова смирится с тем, что мне в скором времени умирать из-за какого-то пророчества, но вот это — перебор всех переборов. Давайте не будем забегать так далеко, ладно? Я привыкла считать родителями тех, кто меня вырастил, а не тех, кто родил. Моя мама и мой папа никогда не говорили мне, что я приёмная. И я верю им, пусть и мои воспоминания о них стёрлись практически окончательно.