Покраснела.

Совершенно точно покраснела!

Щеки в один миг запылали. И загорелись ещё больше, когда мужчина слегка прищурился, склонив голову, с явным интересом разглядывая мою реакцию.

Спасибо, комментировать не стал!

– А, да, – спохватилась, схватила из сумки первую попавшуюся под руку одежду и бегом умчалась в смежную комнатку.

Дверь захлопнулась за мной гораздо громче, нежели стоило. Но это совсем не помешало мне с таким же шумом задвинуть железный затвор.

Гулко сглотнула.

– Точно тупеешь, Аида, – проворчала на саму себя, прижавшись спиной к двери.

Как прижалась, вспомнив, как точно также прижималась минуту назад к Алихану, так и отпрыгнула, прогоняя из разума дурные мысли. А перед тем, как переодеться в прихваченное с собой платье, некоторое время простояла под горячими струями в душевой, в тщетной надежде смыть с себя не только последствия прогулки под дождём, но и всё плохое, случившееся за последние сутки. Последнее помогло не особо. И надо было ещё подольше под водными потоками постоять, потому что, вернувшись в комнату, я застала мужчину, который, в отличие от меня, переодеваться ещё не закончил. Брюки были надеты, и уже сухие, а вот рубашка отсутствовала. Господин Шахмаз её в кулаке сжимал, разговаривая с кем-то по телефону. О чём говорил, я не поняла, диалект был незнакомым. Зато его обнажённый торс рассмотрела вдоволь, не зная, куда деваться.

Хотя, чего уж лукавить, не так уж и думала я в тот момент о себе, взгляд буквально примагнитило к литым мышцам, словно жгутами обвивающими сильные предплечья, сами плечи и спину… разрисованные чёрными татуировками. Их было много. Компас. Парящий ворон. Песочные часы. И надписи. Самые разные. Замысловатые линии переплетались между собой, соединяли рисунки в общую картинку, явно что-то означали, но разобрать с расстояния не удавалось, стоило подойти поближе. Я и подошла. Жаль, в этот момент свой разговор Алихан завершил, обнаружил моё присутствие и рассматривать его столь же открыто совесть мне не позволила.

– Когда самолёт взлетит? – не нашлась ни с одной более подходящей темой.

Не про татуировки же его расспрашивать?

Хотя хотелось…

– Когда ты поешь, – указал на незамеченный мною ранее поднос.

Конечно, если бы по сторонам смотрела, а не только на того, кто почему-то до сих пор не удосужился одеться, то сразу бы заметила принесённое. На подносе стояла миска с грибным супом, тарелка с овощным салатом, а также стакан апельсинового сока и вишнёвый десерт. Судя по содержимому и количеству приборов, предназначалось мне одной. Оспаривать не стала. Съела столько, сколько влезло. К этому моменту господин Шахмаз всё же оделся. Удобно устроившись на подушках с одного края постели, он обложил себя какими-то документами, уткнувшись в планшет. И если сперва я решила, что полностью погрузился в работу, то стоило закончить с трапезой, как он поднял на меня взгляд, после чего прохлопал по покрывалу с другой стороны в весьма красноречивом приглашении присоединиться.

– Ложись. Отдохни.

– А разве при взлёте и посадке самолёта пассажиры не обязаны принимать вертикальное положение, пристегнувшись ремнями? – не разделила его энтузиазм.

– В твоём случае, горизонтальная плоскость – самый подходящий вариант, – невозмутимо произнёс Алихан. – Других вариантов у тебя нет.

Вздохнула и послушно улеглась. Нет, не потому, что согласна. Просто потому, что так у меня появилась возможность отвернуться от мужчины, чтоб он не видел, как опять пылают мои щёки, ведь подлое сознание снова все его слова вывернуло на иной лад.

А снотворное в самом деле не понадобилось.

В тишине, разбавляемой шуршанием страниц и дыханием мужчины, уснула я на удивление быстро…

Аида

Огонь повсюду. Окружает. Подступает. Ближе. И ближе. Со всех сторон. Нет выхода. Весь дом горит. Моя спальня превращается в пепел. Потолочные балки с грохотом валятся на пол, вспыхивают искрами, взрываются тлеющими углями и источают едкий дым.

– Папа! – кричу я.

Не отзывается.

– Ясмина!

И тут тишина.

– Где же вы?! Отзовитесь! – в отчаянии срываю голос снова и снова. – Ясмина! Папа!

Невыносимо жарко. Дышать совсем не получается. Я кашляю, запинаюсь, падаю на колени. Ладони жжёт. Колени пронзает острая боль. Языки пламени жадно хватаются за подол моего платья, и он загорается в считанные мгновения.

– Нет, пожалуйста! Папа! – вскакиваю с места.

Крик застревает в горле комом безысходности. А я – застываю, сидя на постели, наконец, просыпаясь.

Сон…

Кошмар – слишком настоящий. Не отпускает. Я до сих пор чувствую, как жарко вокруг. Словно горю. Дышать ровно тоже не получается. И только чужие сильные руки, прижимающие к твёрдой груди, привносят в мой личный хаос толику умиротворения. Объятия – крепкие и надёжные, словно якорь для корабля среди бушующих штормовых вод, в которых чуть не утонула и погибла.

– Прошло, – тихий шёпот Алихана раздался у моего виска, а его ладонь провела по волосам. – Уже прошло, Аида. Всё. Больше не повторится. Прошло.

Уверенность в его голосе – непоколебимая, безоговорочная, заразная. И я верю ей. Сдаюсь. Делаю первый размеренный вдох.

– Прошло, – повторяю послушно.

Верю изо всех сил. Даже если обманываю себя. Всё равно верю. Не могу не верить. Ведь так, с ним, здесь и сейчас, безопасно. Это ощущение слишком соблазнительно, чтобы не поддаться. И я сдаюсь ему.

На мгновение…

Ведь в следующее – пришло осознание того, где мы в самом деле находимся, как и то, что окружают меня не только объятия мужчины.

Самолёт…

Который снижается и готовится к посадке!

Сразу вспомнилась статистика, согласно которой заход на посадку и сама посадка – это самые опасные этапы полёта, большинство трагедий случается именно в этот промежуток.

Надо срочно пристегнуться!

Как подумала, так и рванула с места…

Вряд ли осознанно, скорее рефлекторно. Да и недалеко продвинулась. Меня поймали, перехватили за живот, вернули обратно, опять прижали к себе.

– Тише. Не паникуй. Я рядом. Всё хорошо.

Зажмурилась. До судорог в пальцах вцепилась в мужскую рубашку. Сама прижалась к Алихану плотнее.

Зачем?

В жалкой попытке вспомнить недавнее чувство того, что рядом с ним безопасно. Использовать его, как смягчение при падении в случае катастрофы вряд ли получится, твёрдый же, как скала.

Лучше бы всё-таки пристегнуться!

А ещё…

– В этот раз без поцелуев, – предупредила.

Пространство неумолимо сжималось. Прятаться в собственной темноте, зажмурившись и вжимая плечи, я не перестала, но ощущение того, как заканчивается кислород, и всё вокруг давит, становилось слишком навязчивым, буквально въедалось под кожу, неотвратимо забираясь в голову.

И совершенно зря я ещё и поцелуи сюда приплела!

– Почему без поцелуев? – неожиданно заинтересовался Алихан, чуть отодвинув меня от себя.

Объятия превратились в полуобъятия, а он поддел сгибом пальцев мой подбородок, вынуждая приподнять лицо, очевидно, чтобы я на него посмотрела. Открывать глаза совершенно не хотелось. Забиться в укромный угол, раз пристегнуться в кресле не вышло – это да. А ещё лучше, чтоб снова к себе крепко-крепко прижал, забрал это ощущение беспомощности перед огромным миром и погибельной высотой.

– Что, не понравилось?

И с таким-то обвинением это прозвучало…

Словно поймал на вранье.

– Не то, чтобы не понравилось, просто… кхм… – поспешила оправдаться и всё же прекратила зажмуриваться, встретившись со стальным взором.

Не договорила. Дальнейшие оправдания не придумывались. К тому же самолёт тряхнуло. Перед глазами моментально потемнело. Кислород вовсе застрял в горле, словно колючий ком. Ни звука не выдавить. В груди противно сдавило.

Ещё немного, в обморок упаду…