Я родился 7 апреля 1986 года в Луганске, Украинской ССР. Наверное, предпринимательская жилка досталась мне от прадеда. Он был талантливым дельцом, уважаемым человеком и еще до войны держал мельницу в селе Меньшой Колодезь Липецкой области. Своих дедов я, к сожалению, не застал. Знаю, что один из них был шахтером, другой ученым. Мой дед Николай демобилизовался после войны только в 1948 году и вернулся в село. Женился на моей бабушке Нине, работавшей сельским учителем. Вместе они отправились на заработки в Антрацит. Так дед устроился работать на шахту. В 1949 родился мой отец. К сожалению, когда ему было девять лет, он наполовину осиротел. У деда Николая не выдержало сердце. Бабушка осталась одна с тремя маленькими детьми – моим отцом и двумя его младшими сестрами. Титаническим трудом она смогла всех воспитать и дать каждому дорогу в люди.

Мой отец хотел стать летчиком, но не смог осуществить мечту из-за плохого зрения. Папа здорово пел и играл на аккордеоне, и после неудачи с летной карьерой решил податься в артисты. К счастью или сожалению, артиста из него не получилось, он начал политическую карьеру, оказавшись уже в комсомоле. Там и произошло их знакомство с мамой. Мама – отличница, умница и красавица. По ее словам, отец ей не сразу понравился:

– Когда он первый раз зашел к нам в кабинет, то сходу начал командовать! Я подумала тогда: «Что за нахал!»

Благо, отец проявил настойчивость, показал все свое обаяние и завоевал мамино сердце. Они влюбились друг в друга и больше не расставались. В 1980-м году на свет появилась моя сестра, а через 6 лет я.

У меня из детства есть такие вспышки-воспоминания: шахтеры били «пластиковый рок». Мы жили в центре города, недалеко от нашего дома располагалось здание правительства. В сквере рядом шахтеры разбили палаточный городок, бастовали и требовали зарплату. Пластиковым роком называлось битье касками об асфальт.

– Долой правительство! Мэра в отставку! – постоянно гремело в нашей квартире. Я тогда плохо понимал суть этих процессов и уж тем более не знал, что все шло к развалу Советского Союза.

Летом мы с сестрой и двоюродным братом часто ездили отдыхать к бабушке на хутор Песчаный. Купались в реке Донец и играли в футбол, соорудив ворота из кирпичей. Дачу мы продали за тысячу долларов незадолго до начала военных событий и образования Луганской Народной Республики. Помню, люди, которые купили наш дом, очень радовались низкой цене. Мы не могли себе представить, что там будет проходить линия фронта. Нам крупно повезло. Возможно, эти события, а может, желание абсолютной свободы в перемещениях по миру сделали меня равнодушным к недвижимости и отбили желание ею себя обременять.

Отец всегда был идейным человеком, пытался построить коммунизм. На это он потратил лучшие годы своей жизни. О папе даже выходили статьи в местной прессе с заголовками «Альтернативный Золотухин», где авторы в ироничной манере высмеивали его свежие идеи, опережающие время. Кажется, многие черты характера отца передались мне и помогли добиться того, что я имею сейчас. Папа выдвигал свою кандидатуру на руководящие должности, но не был поддержан. Не выстроив правильные отношения с вышестоящими людьми, он потерял свою работу и был вынужден уехать из города. К тому моменту он уже осознал всю утопичность коммунизма и сильно разочаровался.

В те годы многие из Луганска и Донецка старались переехать для заработков на Север. В 1973 году в Ямало-Ненецком автономном округе был основан город Новый Уренгой, который в 80-е начал бурно развиваться. Платили сибирякам хорошо, а в Украинской ССР царила бедность. На Ямале открывались новые месторождения, этим занималось специальное министерство, а в 90-е были созданы компании «Газпром», «ЮКОС» и другие. В 1987 году отец отправился туда работать и через какое-то время забрал к себе всю нашу семью. В первый класс я пошел уже в Новом Уренгое, но на лето всегда приезжал в Луганск к бабушке.

Начальные классы я учился на отлично, был одним из лучших учеников школы, участвовал в Олимпиадах. Но чем старше становился, тем больше осознавал формальность системы оценок. Я видел, как ученики, которые не получали самые высокие оценки, носили красивые вещи, играли с импортными игрушками, за ними приезжали дорогие машины. Благосостояние их родителей и самих детей явно не зависело от оценок в школе. Важнее оказалось умение договариваться с разными людьми. Это наблюдение помогло мне быстро понять, как учиться на «хорошо» и «отлично» более простыми способами. Я всегда был на хорошем счету у учителей, завел друзей, которые помогали мне сдавать те или иные предметы. У нас в классе были ботаники, но их никто не любил – они не давали списывать и могли настучать. А был, наоборот, капитан футбольной команды, троечник, хулиган, но при этом высокий красавец с прекрасным чувством юмора, его обожали все девчонки. Я же дружил и с ним, и умудрялся договариваться с занудными отличниками, которые давали списывать только мне.

Я предпочитал индивидуальные виды спорта. Хорошо играл в настольный теннис, занимался бегом и плаванием. В командных играх, например в футболе, я стоял на воротах. Лучше всего мне давались шахматы, которые и стали моей первой работой в 16 лет. Должность называлась «спортсмен-инструктор Полярной шахматной школы имени Анатолия Карпова». К тому моменту мы с семьей уже перебрались из Уренгоя в столицу Ямала – Салехард. Старшие классы школы я оканчивал в салехардской гимназии.

Страсть к шахматам была сильна. Я получил звание мастера FIDE, выполнил два балла международного мастера, играл в чемпионатах города, округа, России и Европы. Хотел стать чемпионом мира, но в какой-то момент понял, что приложенные усилия несопоставимы с финансовыми результатами. Финальный гвоздь в гроб идеи о шахматной карьере был забит после моего выступления на турнире в Москве. Мы сидели с товарищем-шахматистом и играли в электронную рулетку, тогда она еще не была запрещена. К нам подошел пьяный гроссмейстер, легенда советских шахмат, о котором я читал в книгах. Он выигрывал у многих, даже у легендарного американского чемпиона мира Роберта Фишера. Тогда же великий советский шахматист представлял собой жалкое зрелище, был одет как бомж, от него воняло и он клянчил 50 рублей на выпивку.

Я знал шахматистов, которые входили в мировую сотню лучших игроков, но зарабатывали на уровне дяди Вазгена, держащего овощной ларек на районе. Все это заставило меня отказаться от шахматных амбиций, хотя я занимался как сумасшедший, скупал литературу, зубрил дебюты, тренировался в Интернете. Некоторые мои партии длились по 7–9 часов, и после каждой возникало ощущение, будто на виски давит металлический обруч.

Сейчас шахматы я воспринимаю как тренажер для мозга. Они дали мне очень многое, в первую очередь стратегическое мышление, которое помогает в бизнесе и инвестициях, как дополнение, имидж умного человека и полезные знакомства. До сих пор играю на равных со многими мастерами и даже гроссмейстерами. В 2020 году на одном из последних шахматных турниров в помощь фонду «Наука – детям» я занял второе место после международного гроссмейстера Владимира Поткина, тренера сборной России по шахматам. С ним мы сыграли вничью. Я обыгрываю трех любителей одновременно вслепую, держа в голове все позиции и не глядя на доску. Но с профессиональными шахматами было покончено раз и навсегда.

После окончания школы на Ямале я переехал в столицу, поступил в Московский гуманитарный университет (МосГУ) на экономиста и остановился в нашей семейной квартире, где уже жила моя старшая сестра Лена вместе со своим первым мужем Максимом. Он был очень своеобразным человеком, потому что отсидел 10 лет за угон самолета. Все советские газеты писали о громком деле, как рокбанда пыталась угнать самолет, чтобы преодолеть «железный занавес» и улететь из «проклятого Советского Союза к „Битлам“ в Лондон». Та безумная история закончилась очень трагично. Пока с Максимом и его «бандой» вели переговоры, приехала группа захвата и под видом дозаправки самолета начала штурм. У горе-террористов не оказалось даже оружия, только макет бомбы. Друзей Максима убили, его ранили. Он рассказывал, как майор штурмовой бригады подбежал к нему, раненому, приставил пистолет к голове, нажал на курок, но по чистой случайности у того не хватило патрона. Максим чудом остался жив. Он попал в тюрьму к политическим заключенным, где было очень много интеллигентных, образованных и начитанных людей, разбирающихся в финансах и политике. Максим много читал, отлично играл на гитаре, рассказывал наизусть Луку Мудищева. В общем, был личностью неординарной. При этом его совершенно не беспокоило, что он ничего не зарабатывает и живет за счет моих родителей в нашей квартире.