Марине казалось, что она идет по королевскому дворцу. Роскошные витражи потолков, помпезная лепнина каминов, филигранные узоры паркетов. Нн стенах — профили знаменитых яхт, в витринах — модели легендарных кораблей-победителей «Кубка Америки». Ей было все интересно. Как и вчера — Георг снова нащупал ее слабую точку. Море. Ну кто бы мог подумать!
Она его изумляла, эта русская девушка. Еще вчера он думал — куда уж еще? Но теперь, украдкой наблюдая за ней, Георг снова терялся в догадках. Девушка-фотомодель, увлеченно рассматривающая модели яхт, читающая их историю? Кивающая себе задумчиво, будто даже узнавая? Ущипните его, так не бывает.
Хотя уж если она впечатлила даже Алекса, вечного циника и мизантропа — чему удивляться? Марина — загадка. Сказка с глазами цвета ультрамарин.
— Интересно? — не выдержав, подошел к ней сзади, прикоснулся рукой к плечу.
Она снова вздрогнула.
— Добрый… день. Да. У моего отца тоже есть яхта, он член яхтклуба. Небольшая, конечно, старенький Swan 36. Мы с сестрой раньше частенько ходили на ней. Когда он не знал.
Если бы она вдруг взлетела, шаловливо помахивая крылышками, Георг удивился бы меньше.
— У меня… тоже есть яхта. — Сказал и ощутил вдруг, как смешон. Девушки «ходили» вдвоем на яхте, управление которой подразумевало навыки профессиональных гонщиков. Даже если она сочиняла, уже тот факт, что эта русская знала эту марку финских яхт, смущал. — Рамблер сто.
У девушки округлились глаза. Потом, только секунду подумав. она засмеялась.
— А ты шутник. R-88, я так понимаю? Конечно же, индивидуальный? Я видела только их в журналах, ну, после скандала на регатах Ролекс…
Слышать это он больше не мог. Его затошнило от возмущения, от ощущения несправедливости этого мира. Почему, вот скажите, он вдруг снова нашел в этом огромном мире такую женщину, а она дергается от его прикосновений, как от удара током? И как в воду нырнул:
— Прости, если спрошу сейчас нечто тебе неприятное, не хочешь — не отвечай. Я тебе противен?
Она удивилась, приоткрыла рот, захлопала ресницами — само очарование и невинность. Ну что же, не только Марина могла удивлять.
— Почему?
— Я привык общаться не только вербально. А ты от каждого моего прикосновения дергаешься так, будто я ядовит. Что не так?
— Я… так не привыкла, прости. Постараюсь расслабиться и научиться общаться тактильно. К тебе это не имеет никакого отношения.
— Понимаю. В России, наверное, приходилось все время защищаться?
Усмехнулась. Ага. И не только в России. Везде, где есть уроды.
— Защищаться приходится везде.
— Не волнуйся. Тут тебя никто больше не обидит. Не бойся. Хорошо?
И, взяв ее руку, поцеловал пальцы. Тепло и приятно.
Подобные встречи для Георга были скорее традицией. Почти обязательной — в конце концов, он был персоной публичной. Регулярные снимки в прессе, общение со старыми знакомыми — почему бы и не здесь? Привычно, безопасно и по-настоящему интересно, хотя и утомительно. Уже сидя в баре в компании точно таких же уставших людей, Георг оживленно обсуждал с Мариной общее, как оказалось, увлечение.
Марина с детства любила море и все, с ним связанное. Их с Лизой отец был моряком с большой буквы, морем жил и морем дышал. У них был свой катер, своя маленькая яхта и «дочери морского офицера должны отличать склянку от банки и аврал от полунды.»[2] Они и отличали. С детства плавали как селедки, с закрытыми глазами умели ставить и убирать паруса, швартоваться, не ведали морской болезни и были всецело преданы этой пагубной страсти, имя которой — любовь к морю, мореманство, как смеялась Марина. Да. Алмазный король Георг тоже был жертвой этой тайной страсти.
— А знаешь… — они стояли на пристани, словно не решаясь прервать очарование этого вечера и сесть в машину. — Алекс говорил что-то о съемках во вторник. Я как раз собирался выйти на пару недель на своей новой яхте. Что скажешь?
— R-88? — Марина лукаво ему улыбнулась. Всего один день, а как он их сблизил. Она уже не отнимала руки, не дергалась от прикосновений и даже позволила приобнять себя за плечо, доверчиво прислонившись к нему.
— Нет, другая. Ты только не смейся, Марина.
— Я не смеюсь. И что там за яхта?
— Сто шесть метров, круизная «океанка» с верфи Люрссен.
— Ух ты, моторная немка?
Георг так устал удивляться, что молча кивнул, не упуская момента осторожно вдохнуть запах волос девушки, осторожно тронув затылок носом.
— И как зовут твою красавицу?
— Марина.
— А?
— Ее зовут — Марина. Клянусь, хочешь увидеть? Она уже здесь, проходит калибровку приборов и профилактику.
— Да!
«Марина» была великолепна, ослепительна, сказочна. Похожа на острие копья, как все суда этого класса.
Но к концу знакомства с великолепным произведением судостроительного искусства Марина ощущала себя примерно так же, как вчера — после выставки. Засыпала на ходу. Уютного Алекса сегодня рядом не было, а Георг словно и не замечал ее усталости, рассказывал, показывал, увлеченно носясь по палубе своей мечты. Тихонечко приютившись на диванчике в роскошной кают-кампании, девушка отключилась. Проснулась лишь от возмущенного пыхтения Алекса.
— Снова он уморил тебя, крошка! Пойдем, я отвезу в гостиницу. Отдохнешь. Ты еще и не ела? Проклятие, ты что, считаешь, что мне нужны твои кости? И для чего, интересно? Гадать на них, что ли? Держись.
Он легко подхватил ее, как и вчера, потом была вспышка — она проснулась перед гостиницей. В номере вообще не понимала, что происходит, лишь смиренно отметив — он снова ее раздевает. И отключилась уже — совершенно.
6. Сказка цвета ультрамарин
Вторник наступил очень быстро. Все эти дни проходили в безумной круговерти событий, и каждый день завершался почти одинаково — под сердитое ворчание Алекса Марина отключалась так, будто ее били по голове — беспробудно. Сердитый фотограф следил за ее питанием, сном, одевал, раздевал — будто в детстве. Без его помощи Марина бы точно не справилась. Она ощущала себя в этом безумном мире совершенным ребенком и была бесконечно благодарна индейцу, перестав окончательно спорить с ним, благоразумно рассудив, что ему всяко виднее. Странный он был человек. На людях — болтал не замолкая, наедине с ней был молчалив и задумчив. Очень скоро Марине уже казалось, что Алекс читает ее мысли, угадывает настроение и находит решения для всех ее проблем.
А Георг… Георг тоже удивлял. Приехав во вторник на яхту, она даже не сразу узнала его в загорелом, подвижном как мальчишка, так лукаво улыбавшемся ей капитане.
Несмотря на весьма представительную команду судна (моряки и обслуживающий персонал), Георг не сидел сложа руки. Стоял за штурвалом свою вахту, сам проверял безупречную чистоту судна, сам следил за уловом свежей рыбы для камбуза. Все время — в движении, все время — ускользая.
Она наблюдала за ним украдкой — в конце концов, с такими мужчинами Марина еще не была знакома так близко. Он был силен, высок — во всяком случае, выше немаленькой ее. В нем было все то, что Марина хотела бы видеть в себе. Он был идеальным. Продуманным. Рациональным. Надежным. Она — неуклюжая, вечно воображающая себе невесть что, совершенно не умеющая носить вот эти вот все наряды и драгоценности, стесняющаяся и широко улыбаться, и громко смеяться, и даже делать резкие движения, рядом с Георгом хотела казаться кем-то другим. Наверное, опытной и искушенной жизнью дамой, не подозревая, что именно ее наивный взгляд и свежесть — самое главное ее достоинство в его глазах.
Откровенно говоря, Марина не считала себя уродиной. Нет, она отлично видела в зеркале, что у нее красивые светлые волосы, изящная фигура, очешуенная грудь (тут даже места нет для скромности) и миленькое личико. Да, она осознавала, что Георг на нее смотрит. Эти его прикосновения — будто случайные, но постоянные, при каждом удобном случае. Казалось, он постоянно вел с ней какой-то параллельный разговор. Разговор их тел, он будто шептал ей что-то украдкой — кончиками пальцев, краем рукава. Теперь она уже не вздрагивала от мужских рук на плечах, от легких поцелуев в висок и затылок, от пальцев на колене, получая от этого свою порцию тихого удовольствия. Все чаще замечала на себе его взгляды — очень мужские, горячие, жадные. Задерживающиеся на вырезах и декольте, на разрезах купальника. Его хитрая улыбка делала красивое и породистое лицо совершенно лисьим. Марина смущалась, краснела, но глаз уже не отводила и не спешила поправлять соскользнувший с точеного плеча ворот белоснежной широкой рубахи.