Она так и стояла на синей дорожке в длинном жемчужном платье лицом к лицу с незнакомцем, смотревшим на нее, не отрываясь. А когда он поднял ее руку, так тепло и по-мужски проникновенно целуя тонкие женские пальцы, Марину поразила странная мысль: «Неужели? Она — победительница? Так бывает? И значит, вот этот красавец — тот самый Георг?».

Просто так и стояли — рука в руке, глаза в глаза. Пока он не повернулся к журналистам, гостям и зрителям шоу и не произнес те слова, что станут потом заголовками всех новостных таблоидов: «Компании нужен свежий ветер. Мне кажется, я его вижу».

Что, не ждали? Марина тоже не ждала. Уж точно никогда даже представить себе не могла, что русская девчонка с улицы вот так запросто может стать лицом алмазной компании.

Голова кружилась от невероятности всего произошедшего, от всеобщего шквала внимания к ней. А Георг просто посмотрел своими потрясающими, очень умными глазами, поцеловал вторую ее руку и исчез. Лишь прошептав напоследок: «Ма-ри-на».

2. Чудеса

Дальше на голову Марины обрушилось цунами. Включилась мясорубка с названием «бренд». Лицо компании — это не только лицо. Это море условностей. Контракт предусматривал такое количество ограничений, что Марине стало вдруг страшно. Да, под его приложениями стояла сумма, за которую каждая из участвовавших в отборе девушке могла бы отдать просто все. А для нее это был билет к полной свободе. Закрытие всех кредитов, покупка машины и даже свое собственное жилье. То, о чем и не мечтала. Но все остальное… Спустя пять часов обсуждений и споров, сражений за каждую запятую, павшие духом юристы, очевидно, связались с Георгом. Наверное, предлагая «эту ненормальную русскую вообще утопить».

Он снова явился, уже не в парадном костюме, не такой холодный и вовсе не отстраненный. Живой, улыбчивый, очень уютный, в простых джинсах и мягком лонгсливе, все молча выслушал, взял договор. Перевел взгляд на Марину, и она вдруг увидела в нем понимание и участие. Доброе, настоящее.

Заикаясь и вдруг отчего-то всхлипывая, она рассказала ему, что не может ходить только в синем. Что она — художник. И не будет носить макияж постоянно. Она вообще предпочитает не краситься без необходимости. Что друзей у нее очень мало, но запрет на посещение клубов и баров портит ей настроение. Она ведет скромный образ жизни, работает, учится, может, как-то обойдемся без столь суровых рамок?

Усмехнулся, тихо пробормотал что-то вроде: «Я верю», размашисто перечеркнул три страницы ограничений контракта, но ниже добавил:

— Эскорт-сопровождение на все мероприятия компании — без ограничений и возможности отказа с условием дополнительной оплаты по красному тарифу.

Все замолчали. Марина притихла.

— Экскорт? — спросила она осипшим внезапно голосом. — Секс?

Брови Геогра поползли вверх, изумленно изогнувшись, и он вдруг захохотал — громко, басовито, одной рукой усаживая пытавшуюся было вскочить Марину на место, другой ставя витиеватую и узорчатую подпись на договор. Ответил ей громко:

— Нет, эту услугу я не оказываю девушкам, даже не мечтайте, красивая гостья.

И добавил, резко наклонившись к ее мучительно раскрасневшемуся уху:

— Хотя я не скрою — мне было бы приятно, Ма-ри-на.

Поднялся и вышел. Стремительно, быстро. Оставив притихших юристов и хлопающую глазами Марину заканчивать оформление всех юридических тонкостей.

Когда все закончилось и Марина выползла из гостиницы, в которой располагался временный офис компании, уже наступал поздний вечер.

Ей очень хотелось позвонить «дядюшке» и рассказать о своем успехе, но сдержалась, конечно. Хотя его слова о том, что она никто, ничего не добьется и уж точно пропадет на улицах Нью-Йорка без его отеческой ласки, она помнила отлично. Не пропала, как видно. Более того — это был настоящий триумф. Ее звездный час. Она стала лицом компании, она — даже не манекенщица, только модель.

Идти в общежитие не хотелось. Студенческий муравейник подразумевал общение хотя бы кивком головы, просто приветствия, а на это у Марины не было ни малейших сил — ни моральных, ни физических.

Хотелось просто идти по улицам Нью-Йорка, тупо пялиться на городские огни и ни о чем не думать. А мысли все вились вокруг произошедшего сегодня: о странном и неожиданном Георге, о своем контракте, об эскорте, о котором потом так долго все шептались. Из разговоров за своей спиной Марина поняла, что никогда раньше «хозяин» не вписывал это условие в контракт. А лицо De Vossen отбиралось раз в пять лет. Не так уж и мало. Кстати, сколько лет самому Георгу?

Простенький телефон в кармане хрюкнул. Она взглянула на экран и обомлела. Пополнение счета на сумму такого размера, что Марина несколько раз пересчитала нолики. Это же… Можно было закрыть кредит на учебу прямо сейчас. Если бы… ей позволил это сделать банк. А он не позволит. Вздохнула.

Еще сообщение: «Мр. Беккерман просит разрешения воспользоваться доступной нам информацией о вашем местонахождении и отправить вам номер его мессенджера».

Удивилась. В офисе были абсолютно все ее контактные данные, к чему эта фраза? Поняла — ей только что дали понять, что рамки личного пространства Марины неприкосновенны. Что и подтвердилось поправками в контракт. Снова неожиданно, но крайне приятно. А что ответить?

«Конечно».

И тут же, не прошло и нескольких секунд — телефон вздрогнул в руке. Открыла сообщение с неизвестного номера и едва не завизжала на весь Манхэттэн. Билет-приглашение на выставку ее мечты! Проходившая в отделении декоративно-прикладного искусства Музея Метрополитен выставка шедевров работы величайшего в истории ювелира Рене Лалика занимала умы всех художников и дизайнеров Нью-Йорка, ее рьяно обсуждали преподаватели и студенты, но билеты стоили столько, что Марина и мечтать не могла о том, чтобы туда попасть. Впрочем, даже если бы у нее были деньги — достать их совершенно невозможно.

Произведения были привезены из музеев и частных коллекций и из США, и из Японии, и из Израиля, Европы. Даже Москва прислала несколько блестящих работ по стеклу из коллекции Кремля.

Марина ошалело рассматривала в окошке экрана билет, почти подпрыгивая и глупо улыбаясь. Однако стоило ей разглядеть дату и время, улыбка растаяла. Боже! Через час она должна быть на месте! Огляделась, лихорадочно ища взглядом свою машину. Какое счастье, что она сегодня за рулем! Запрыгнула в крошку «Субару», попутно обтерев бедром пыльный бок машинки и сломав ноготь, забила в навигаторе адрес. Ехать ей минут сорок, не меньше. Только бы не было пробок!

Волновалась, считала светофоры, несколько раз едва успевала затормозить на перекрестке. С одной стороны — этот билет смущал ее невероятно. Зачем? Если это подарок, то слишком дорогой, да и с чего бы Беккерману дарить ей такие подарки? Если рабочий визит по контракту — то это вообще безумие. Ей даже переодеться не дали! Безобразие! Но даже этот факт ничуть не огорчал. Она увидит работы Рене Лалика!

Доехала вовремя, оставалось даже время заглянуть в туалетную комнату и привести себя в порядок. Вернее, было бы время, если бы при выходе из машины она не ухитрилась приземлиться на мостовую так грациозно и ловко, что тонкий каблук ее любимых туфель не подломился. Ах, какой красивый был хруст — словно вафля во рту. Растерялась, замерла на одной ноге, как цапля… и решила — будь что будет. Вот такая она есть, во всей красе. Неуклюжая, неудачливая, совершенно не звезда.

Хромая на подломленный каблук, снова не накрашенная, на ходу заплетая волосы в самую простую и незатейливую прическу всех славянок — косу, Марина влетела в фойе Музея Метрополитен. И тут же наткнулась глазами на знакомую группу из Георга и двух мужчин рядом. «Наверное, охрана», — успела подумать она, прежде чем «хозяин» увидел ее и приветливо улыбнулся. Взгляд у него был очень необычный. В Америке вообще не позволительно смотреть так пристально и сразу будто в душу. Дурной тон. Все вроде бы смело и прямо смотрят в лицо, не отводя взгляд, улыбаясь тебе. При этом — будто бы мимо. А этот ее задевал. Казалось, смотрел глубоко-глубоко, читая все чувства и мысли.