Но больше всего меня поразили сами немцы: спокойные, уверенные в себе, приветливые, улыбающиеся друг другу, даже не будучи знакомыми. Это была любовь с первого взгляда – в город, в людей, в Германию. Я чувствовала себя здесь спокойно и уютно, будто вернулась из длительной командировки домой – усталая, но счастливая.

А тем временем Боря с Ядей перешли к претворению в жизнь плана по усовершенствованию моей персоны. Пункт первый – переодевание. Для начала в унисон был забракован мой выходной наряд, включая шикарные лакированные шпильки.

– Здесь, девушка, такую красоту разве что на бал-юбилей-свадьбу носють, – хихикал Борька. – Вы поедете на бал, мадам?

– Кончай издеваться! А ресторан как же? Вдруг меня туда пригласят, а я без прикида? – возмутилась я вполне справедливо.

– Пригласят – и славненько! Буду очень за тебя рад. Но здесь тебе, матушка, не Россия, где поход в ресторан – событие, и не каждый, к сожалению, себе такое удовольствие может позволить. В Германии это дело обычное, часто спонтанное. Немцы в ресторанах, заметь, не танцуют, а получают удовольствие, наслаждаются процессом еды и общения, – вещал Борис, поучительно подняв указательный палец. – Учись, старушка, пока мы живы! – повторил он свою любимую присказку.

Нет, ну это уже слишком! При всей готовности войти в образ сей пробел в немецкой культуре поверг меня в отчаяние. А как же Светиково платьице? В чём же мне своих кавалеров-то сражать?

Расстроенная, убитая, раздавленная, я живо представила себе реакцию темпераментной Конфетки: «Та шо воны там, зовсим з ума зъихалы, те немцы?!» Ой-ёй-ёй! Что будет, что будет!

Сопротивление моим родственникам оказалось бессмысленным. В качестве подопытного кролика я была отправлена в примерочную кабинку одной, как выразился Борис, «весьма приличной лавки». Через часок меня вывели оттуда взмокшую, но счастливо разжившуюся парочкой шикарных джинсов, футболками «на каждодневку», блузкой «на выход» и пиджачком в стиле «отпад», дополненных «балеринами» – элегантными туфельками без каблуков.

Я никогда не считала себя замухрышкой, но, увидев в зеркале шикарную девицу со стройными ножками и аппетитной пятой точкой, не без труда узнала в ней саму себя.

– Что и следовало доказать, – хмыкнул Борис, с гордостью осматривая результат их с Ядей трудов и подмигивая симпатичному немцу-продавцу, как-то уж слишком продолжительно пожимавшему мне на прощанье руку. – Предлагаю сие замечательное событие отметить! Что скажете, девицы-красавицы?

Девицы, то есть мы, были не против, но одна из них – я, естественно, и не предполагала плавного перехода к пункту второму: хочешь жить – умей культурно кушать. Урча проголодавшимся животом и не подозревая подвоха, в обществе своих милых родственников я удобно уселась за столиком уютной пиццерии. Боже, как здесь вкусно пахло!

На первое блюдо Боря посоветовал попробовать минестроне – итальянский овощной супчик. Минестроне, так минестроне – звучало красиво, и я согласилась.

Передо мной поставили маленькую глубокую пиалу с аппетитно пахнущей дымящейся жидкостью и плавающими в ней овощами и зеленью. Занавесившись салфеткой, я низко, чтобы не обкапаться, наклонилась над тарелкой: так меня в детстве учили родители.

– Стоп! – прогремело над ухом.

Вздрогнув, я чуть не выронила ложку, рискуя при этом обляпать супчиком не только себя.

– Смотри сюда, чудо цивилизации!

Борька уселся прямо и, вместо того, чтобы, как я до этого, «бороздить суп носом», подносил раз за разом ложку снизу-вверх, от тарелки ко рту, не пролив из неё ни капли. Это выглядело потрясающе… неудобно!

– Борь, отвали, а? Ну кушать хочется, правда!

– Цыть, старушка! Делай, как велено, потом благодарить будешь!

– Боренька, а может, не надо? – вступилась за меня Ядя.

Но не тут-то было! Под неумолимым Бориным взглядом я съела суп по всем правилам немецкого общественного питания, взмокнув от старания и не почувствовав его вкуса.

Больше как-то ничего не хотелось, но меня никто и не спрашивал. На «второе» передо мной водрузили спагетти со шницелем – плоским куском мяса в соусе. Дома я бы порезала всё это хозяйство на маленькие кусочки и уплела, натыкая на вилку, за пять минут. Теперь же я вертела в руках столовую ложку, принесённую вместе с ножом и вилкой, и раздумывала, каким образом я должна черпать ею лапшу и мясо.

Словно не замечая моих раздумий, Ядя, получившая то же самое, взяла левой рукой ложку, правой вилку, и начался высший пилотаж!

Спагетти наматывались на вилку, а ложка поддерживала сей клубок снизу, чтобы он не развалился. Готовая, похожая на гнездо конструкция отправлялась в рот. Это было так шикарно-заразительно, так естественно-легко!

Я представила себе разинутые рты и реакцию подруг на моё искусство по поеданию спагетти, и процесс пошёл!

Не скрою, на все виды лапши я, ещё некоторое время спустя, реагировала с содроганием, но чувствовала себя во всеоружии.

Первые несколько дней пролетели на одном дыхании. Мне было хорошо и уютно, я чувствовала, что меня любят, обо мне заботятся, совсем как дома мама и папа. Но ты ведь приехала сюда не за этим, нашёптывал мне мой внутренний голос. Надо было что-то предпринимать, звонить, назначать встречи, а я никак не могла собрать себя и свои мысли в кучу. Несмотря на переписку, все мои «женихи» оставались чужими людьми из незнакомого, неведомого мне мира. Мне и хотелось встречи с ними, и кололось: пугали страх неизвестности и возможное разочарование.

Судя по письмам, все они жаждали со мной познакомиться, имея при этом самые серьёзные намерения. Но отчего же им не найти счастье в своём отечестве? Вопрос вполне резонный. Я задавала его себе вновь и вновь, не находя ответа и мучаясь от непонятного беспокойства.

– Чего томишься, Марусь? Я ведь старый, опытный, всё вижу! Прогуляемся? Да и поговорим заодно, – предложил Борис, исподволь наблюдавший за мной.

Мы вышли на улицу и медленно зашагали по ней, вдыхая тёплый сентябрьский воздух, наслаждаясь вечерней тишиной. Искоса поглядывая на меня, Борис не торопил с ответом. Сама того не ожидая, я вдруг зашмыгала носом.

– Ну-ну, маленький! Нa-ка вот сопливчик…

Дядюшка выудил из кармана джинсов салфетку и протянул её мне.

– Борь, я влюбилась, – прогундосила я из-под неё.

От неожиданности дядюшка остановился.

– Это в кого же, разрешите спросить? И когда успела? Ничего не понимаю. Мы же всё время рядом были! Пропустили, что ль, чего?

– Да не в человека, – вздохнула я, комкая бумажный комочек в руках. – В Германию… Вот приехала, увидела – и всё. Такое ощущение, что я здесь всю жизнь прожила. Не представляю, как домой возвращаться буду…

– М-да, понятно, – протянул Борис. – Ну, так оставайся, Марусь! В смысле, выходи замуж и оставайся! Ты же за этим сюда и приехала?

– Вот в том-то всё и дело! Боюсь я, Борь. Мне всегда по-настоящему замуж хотелось. Чтобы влюбиться, чтоб чувства взаимные, дети… Как у мамы с папой, понимаешь?

Борис кивнул.

– Серьёзно излагаешь, девочка. Давай-ка я тебе расскажу кое о чём, а ты послушай внимательно. Не хотелось мне с тобой эту тему затрагивать, но, думаю, лучше тебя посвятить во всё, что сам знаю, заранее, чтобы ты потом не попала, как курица во щи.

Он помолчал, собираясь с мыслями.

– На самом деле всё не так просто, как нам хотелось бы… Сама ведь задумываешься, с какой это радости здешние бюргеры себе жён из дальних стран выписывают? Я тут наслушался всяких историй. В лучшем случае мужик и правда жениться хочет, а свои дамы на него не глядят: то, извините, рожей не вышел, то умом, то деньгами. Вот он и кидается то в Россию, то в Азию, это уж у кого какой вкус, в надежде, что девочки от тамошней нужды и безнадёги его и такого на руках носить будут. Вариант практически беспроигрышный, но с одним условием: три года надо вместе прожить, чтобы на законных основаниях в Германии остаться. Выдержишь своего «благодетеля» со всеми вытекающими от брака с ним «радостями жизни» – твоё счастье, ну а нет – билет в руки и айда в родные пенаты.