В тот момент, когда я надеваю вместо условной майки просторную серую футболку, хлопает входная дверь, я подпрыгиваю и скорее натягиваю спортивные штаны.
— Дочь, я пришёл!
Логично, что это её папа. Услышав мою возню, он не стал тихо пробираться после ночи вне дома. Интересно, он действительно работал до утра или провёл ночь немного более изобретательно?
— Будешь со мной завтракать?
Я высовываю нос из комнаты:
— Пап, я скоро на пробежку, потом позавтракаю.
Звучит, кажется, правдоподобно, потому что он смотрит на меня одобрительно:
— Ладно, тогда не жду тебя, я через полчаса снова убегаю.
Запаха пельменей, к счастью, он не почувствовал, а посуду я вымыла.
— Окей.
Это любимое словечко Юли, я уже выяснила.
— В холодильнике остатки салата и ветчина,— говорю я, натягивая толстовку поверх футболки.— И чай я заварила.
— О, точно. Спасибо, дочь.
Папа доволен. Удивительное ощущение. Он не сказал ничего особенного, но у него очень тёплый голос. Я кидаю в рюкзачок телефон, деньги — все, которые нахожу. Дневник не трогаю. Почему-то мне это кажется нечестным — читать бумажный дневник, хотя в сети я прочитала о ней всё, что могла. Не поддаюсь соблазну и кладу на место маленький розовый ноутбук. Нахожу несколько батончиков мюсли, сухие хлебцы и бутылочку воды. Кладу с собой пару смен белья и запасную одежду — аккуратная Юля уже приготовила её в целлофановом пакете. В кармашках много полезного, я инспектирую их и остаюсь довольна. Беру с полки первую попавшуюся книгу и тоже укладываю её с собой. Рюкзак получается увесистым, но куда деваться.
— Всё, я побежала.
— А поцеловать папку?
Ох. К этому меня жизнь не готовила.
Я забегаю на кухню, чмокаю его в щёку, чувствуя себя ужасно неловко. Потом мы с улыбкой машем друг другу, я тайком хватаю в комнате рюкзачок и обуваюсь в прихожей. К кроссовкам хорошо бы носочки, но их я не нахожу, а я и так копаюсь слишком долго.
— Пока-пока!
Я вылетаю на улицу, бегу по аллее так, чтобы меня не было видно из окон, останавливаюсь отдышаться и понять, где вокзал. Навигатор на телефоне задумчив и нетороплив, но добрые прохожие показывают мне путь.
Городок совсем небольшой, и уже через двадцать минут я на перроне, залитом солнцем.
Нужная электричка — почти через пять часов. Я тихо ругаюсь, изучая расписание. Автобусная станция тоже ничем не радует, и я снова уныло плетусь на вокзал. Покупаю билет и человеческую провизию с собой в дорогу — чипсы, растворимую лапшу и слоёные пирожки, а то на мюсли и хлебцах я скоро впаду в депрессию; долго брожу по второму этажу вокзала, где книжные развалы, а потом иду в зал ожидания, сбрасываю кроссовки, устраиваюсь с ногами на лавке и достаю книгу. «Декамерон» Джованни Боккаччо. В общем, Юля девушка не промах. Ладно, я ведь прочитала из книги всего пару новелл, когда готовилась к экзамену; буду восполнять пробелы в образовании. Через полчаса я возмущаюсь чуть ли не вслух: во всей Италии эпохи Возрождения, кажется, не осталось ни одной барышни, которая бы не изменяла своему престарелому мужу. Зачем замуж-то выходили? И монахи слишком прыткие. Я ворчу, поедаю мюсли и продолжаю читать, потому что делать больше нечего. Зачитываюсь, забываю о времени, а потом понимаю, что до моей электрички шесть минут.
— Чёрт!
Я второпях зашнуровываю кроссовки, хотя готова бежать босиком, хватаю рюкзак и, стараясь никого не сбить с ног, мчусь к своему перрону. К новому имени я ещё не привыкла, поэтому, когда меня окликают, а потом ещё хлопают по плечу, я удивлена. Я резко торможу, не верю своим глазам: Юра! Почему в этой толпе я встретила именно его, это романтическое воспоминание несчастной Юли? Я бормочу что-то вроде «прости, сильно занята, давай потом созвонимся» и бегу дальше. Молодой человек озадаченно ставит чемодан на землю и провожает меня взглядом. Это я вижу уже из окна отъезжающей электрички.
========== Перрон, залитый солнцем ==========
Несмотря на восемь часов в поезде, Юра чувствует себя свежим и бодрым. Он успел выспаться, всё съесть, дважды обыграть в шахматы соседа по купе, привести себя в относительный порядок, почитать и даже позаниматься испанским языком. Он опасается не узнать Юлю и пересматривает её фотографии на телефоне. Запоминает мелкие детали: горбинку на носу, черешневые глаза, короткие волосы. Родинка на щеке — он её помнит с детства. До прибытия остаётся несколько минут, и эти минуты в любой поездке самые длинные — уже не терпится сойти на перрон, обнять встречающих, размяться после долгого пути. Солнце заливает вагон, пассажиры, суетливо собираясь и доедая всё, что не доели, снуют по узкому проходу рядом с купе, переодеваются и бурно упаковывают всё в сумки; Юра не выдерживает, берёт чемодан и идёт к выходу, чтобы не мешаться под ногами.
Из раскрытых окон веет свежим, но в вагоне всё равно душно. Мимоходом Юра бросает взгляд в тусклое отражение в окне, поправляет волосы и ставит чемодан у ног. Перрон начинается неожиданно, и Юра во все глаза смотрит, чтобы не пропустить Юлю. Она знает, что он в седьмом вагоне. Томительные четыре минуты, и вот он выходит.
Знакомый запах родного города. Неуловимый и трудноопределимый, но настолько привычный и по-детски правильный, что в груди сжимается. В воздухе оттенки ароматов свежих овощей, прокопчённых шпал, жареных пирожков, ветра и камня.
Юра ставит чемодан рядом, потягивается и оглядывается. Весь перрон тёплый и уютный от утреннего солнца, и тени от столбов и линий электропередач мягко украшают вагоны, и даже люди в толпе кажутся добрыми и симпатичными. Потом лицо молодого человека озаряется улыбкой: навстречу бежит Юля. В детстве им всегда говорили, что с их именами в будущем им предначертано быть вместе. Судя по последним письмам Юли, это недалеко от правды. Юра радостно размышляет, будет ли уместным поцеловать её, или лучше только обнять? Всё же они не виделись семь лет… Девушка в серых тренировочных штанах и в толстовке с капюшоном, как будто только что с пробежки, разве что на плече рюкзачок. Но даже в такой простой одежде и с короткой смешной косичкой она выглядит чудесно.
Юра поправляет воротник рубашки и сильнее закатывает рукава. Он всегда носит рубашку с закатанными рукавами: одна из однокурсниц как-то поделилась с ним наблюдением о том, что девушкам нравятся мужские руки и особенно запястья. Юра решил, что это знание универсально. Он распрямляет спину, чтобы подчеркнуть мышцы на груди. Он храбрится, потому что ему нужно суметь как-то деликатно сказать Юле, что он сейчас встречается с другой девушкой. И всё равно ему ужасно хочется произвести хорошее впечатление.
Юля пробегает мимо, даже не взглянув на него.
— Юля? — голос противно сорвался, и он догоняет и ещё раз окликает её, погромче, и дотрагивается до плеча. Мысль об объятиях вылетела из головы.
Девушка оборачивается, явно нерешительно, видит, что молодой человек стоит рядом, подхватив чемодан, и умоляюще смотрит на неё.
— Юля… Ты что, меня не узнала?
— А, Юра… Извини, сейчас немного занята, потом спишемся.
И она, резко развернувшись, убегает дальше по перрону. Запрыгивает в электричку, двери закрываются, и электричка, набирая скорость, уезжает.
Юра несколько минут стоит, изумлённо вытаращив глаза. Потом часто-часто моргает, как будто что-то попало в глаз, шумно дышит и снова ставит чемодан на перрон. Он как-то по-другому представлял долгожданную встречу.
========== Холодный чай и тёплый душ ==========
Первым порывом было выскочить на улицу и куда-то бежать. Я с трудом вспомнила, что на мне ни грамма ткани, вжалась в неудобное старое кресло на высоких деревянных ножках, прижала губы к коленям и попыталась привести мысли в порядок.
Сейчас бы хорошо открыть дневник, написать там по пунктам, какие у меня есть предположения. Но в голове шумит, как будто я напилась ночью, и мысли путаются. Поэтому я перебираюсь в кровать, сворачиваюсь клубочком и занимаюсь тем, что мне кажется самым простым и действенным: снова лью слёзы. Подушка и так мокрая от духоты. Я переворачиваю её. Когда слёзы заканчиваются, я засыпаю, едва прикрывшись простынёй.