4.

В школьном возрасте время кажется бесконечным и невероятно вместительным. Например, вполне можно бросить девушку, чтобы потратить два года на то, чтобы заняться спортом, чтобы через два года предстать перед ней обновлённым красавцем и обнаружить, что она уже встречается с другим, например.

Дашенька эффектно сидела на полу в своём коротком цветочном сарафане, поглощала черешню и с негодованием рассказывала мне про то, что когда она решилась повести Петра на пляж, тот внезапно сообщил, что берёт тайм-аут: ему требуется привести фигуру в порядок.

— Он совершенно не думает, что через год или два я устану ждать. А я взрослею, мне безумно хочется понимания и регулярных объятий, а его интересует только его фигура! Как девчонка, ей-богу.

Даша вся была перемазана в черешневом соке, даже коленки, и ораторское искусство её в этот день было необычайным. Я заметила, что ногти она деликатно накрасила неуловимо нежным оттенком, а глаза её были подведены и оттого ещё более выразительны.

Девочка злостно нарушала все финальные штрихи моего вчерашнего плана.

Я, конечно, проснулась очень поздно, по вдохновению убралась в квартире, и тут зазвонила Даша — едва я взяла звенящую трубку, как её звенящий голосок начал умолять меня разрешить ей ко мне прийти. Движения мои приобрели скорость ураганного ветра, и квартира блистала, а я побежала за угощением.

Я купила пирожные и черешню и зашла домой. Пахло старой фотографической техникой и кожаными чехлами из-под неё. А в туалете пахло табаком дорогих сигар. Словно кто-то тут жил без меня эти двадцать две минуты. Все эти запахи напоминали мне одного учителя немецкого языка и музыки, который предпочитал фотографировать на старую «Лейку» из вкусно пахнущего коричневого чехла, а если и курил, то дорогие сигары по четыре фунта стерлингов за штуку — он заказывал их из Англии, пижон. Память на запахи иногда работает очень неожиданно.

Даша примчалась уже через три минуты, и ещё через пять минут мы весело смеялись над чудесами ловкости, которые она проявляла, пытаясь вразумить непокорного поклонника и вернуть его на путь истинный, то есть к ней на кухню лопать пирожные. Поклонник, он же Пётр, он же Юлька, показывал характер, мучился с гантелями и срывался только в воскресенье, тайком поедая у Даши трубочки с заварным кремом, пока она мыла руки.

Не всё так плохо, подумала я, и мы отправились гулять и наслаждаться солнцем, парком, смешными собачками карманных форматов и трогательными парочками. Даша вооружилась фотоаппаратом, который весил больше, чем она, и деловито снимала всё, что удостаивалось её внимания. Я поедала вишнёвое мороженое, когда моя бывшая ученица, а ныне доверенное лицо, Оля в традиционном бледно-зелёном повстречалась нам на пути и, приветливо поздоровавшись, пообещала забежать ко мне вечером. Даша ревниво заметила, что некоторые проявляют неоправданную фамильярность с учителями. Но, постаравшись быть справедливой, созналась, что Оля в целом достойна дружбы со мной как со старшим товарищем. Я знала, что у девочек своеобразная дружба-соперничество: обе наперегонки занимались музыкой, графикой, плаванием, фотографией и, что удивительно, математикой летом, просто чтобы заслужить моё одобрение.

Когда Даша ушла, у двери плавно материализовалась Оля, и с ней, конечно, мы закончили беседы далеко за полночь. Стараясь быть честной и выглядеть виноватой, я написала длинноволосому другу, что встреча снова откладывается, и, проводив часам к двум ночи девочку домой, где её родители уже стихли, вернулась к себе и категорически уснула.

5.

На самом верху Соловьиной горы я подвернула ногу. Не сильно, но обидно. Оступилась, и нога под странным углом провалилась куда-то. Я хотела предстать перед длинноволосым другом в более выгодном свете. Вместо этого я с перепачканной штаниной доковыляла до него и села на холмик, поросший бурой травой.

Мой друг понял меня без слов. Мы даже не поздоровались ещё, а он уже аккуратно стянул с меня кроссовок и носок и стал массировать подвёрнутую щиколотку.

Мой друг был высокий и худой. И я не думала, что у него такие сильные руки. Я старалась не морщиться, когда он пальцами стискивал мне сухожилия, но потом по ноге разлилось такое тепло, что я сразу ожила. А всего пять минут назад готова была позорно сбежать обратно домой. Ну как сбежать… Доковылять.

И я дала волю своему обонянию. Оно отказывалось верить, что в свежем утреннем воздухе едва уловимо пахнет фотографической кожей — настоящей, коричневой, из какой раньше делали футляры для фотокамер,— и дорогим табаком. И ещё чем-то совершенно изумительным, что не смогла понять даже я, угадывавшая запахи за пятьсот метров.

Мой друг надел мне на ногу носочек и кроссовок, зашнуровал в правильном порядке и тогда уже поздоровался. Я вдохнула его запах снова, полной грудью, сказала:

— Привет!

И рассмеялась. До того мне было хорошо.

Его звали Влад. Он не представился мне полным именем, сказал, что этого достаточно. У меня несколько дней не выходила из головы мысль о Дракуле, но на румынского графа мой друг совсем не был похож. Слишком молодые и живые глаза.

Вокруг разливался розовый океан света, и мы сидели рядом и пили кофе из его термоса. Горячий, крепкий и уютный. Я достала из рюкзака два кусочка пирога, и с его кофе пирог был ещё вкуснее.

Влад не обнимал меня, а я сидела рядом, прислонившись головой к его плечу. Он сидел неподвижно, чтобы я не расплескала кофе из кружки. Он говорил не очень много, но часто улыбался. В эти моменты вокруг глаз у него собирались морщинки, и глаза тоже улыбались.

— Ты такой терпеливый со мной.

— Ты же всё равно пришла,— улыбнулся он,— я это знал. Ну, а терпения у меня много. Как говорят ирландцы, когда бог создавал время…

— …Он создал его достаточно,— завершила я, и мы оба поняли, что читаем одни и те же книги.

Несколько минут спустя он рассказывал мне о своих родных местах.

— У меня на планете,— говорил он,— пешеходные переходы есть под землей для тех, кто боится высоты, и над землёй — для тех, кто боится темноты, а кому не подходит ни то ни другое, то прямо по проезжей части, но в другом измерении.

Вечно мне попадаются чудаки и фантазёры, подумала я, но вслух улыбнулась.

— А где твоя планета?

— В моём воображении, конечно.

— Мог бы придумать адрес поточнее.

— Я бы сказал, но ты ведь забудешь. Я тебе пришлю оттуда подарок, и на посылке будет написан обратный адрес. Как соберёшься в наши края, заранее позвони, я встречу.

— Даже если я снова опоздаю на неделю?

— В космических масштабах это такие мелочи,— сказал он серьёзно. Подумал и добавил: — А уж в масштабах моего воображения и подавно. А теперь давай помолчим и посмотрим.

И в этот момент золотистое сияние стало разливаться по всей долине под ногами. Солнце, выглядывая из-за прорези в холмах где-то на горизонте, оплавило цветом розового золота сначала каждую крышу, а потом вообще всё. Бурая трава, до этого унылая и тёмная, пропиталась солнцем — цвет кальвадоса, сказал Влад, один в один «Отец Жюль», и аромат почему-то похожий,— я вдохнула поглубже; и правда, слабый карамельно-яблочный аромат.

Солнце прорисовало для меня каждую мелочь в долине под ногами. Я смотрела во все глаза, ошарашенная красотой и, конечно, настолько переволновалась, что краски потухли, а я стала видеть всё в привычной монохромной палитре. Которая, впрочем, в этот раз мне показалась гораздо богаче, чем обычно, не такой серой. Но куда ей до цветной…

Я снова прислонилась головой к плечу Влада. Запах кожаной куртки стал ещё ближе. Я прикрыла глаза и улыбнулась.

А когда открыла их, утро сияло всеми возможными красками. Словно после дождя, когда зелёный лес становится ещё более зелёным, а синее небо как будто умыли с детским мылом.

========== 7. Шахимат и мидии ==========

Есть запахи одновременно приятные и неприятные. Ужасный запах солёного супа с остатками овощей преследовал меня всю дорогу, пока я шла по улице Чистой, но этот же запах пробудил столько воспоминаний из детства, что я села прямо на траву у дороги, вытащила блокнот и стала записывать их. Потом поднялась, улыбнулась на взгляды удивлённых прохожих и пошла в сторону дома. Решила срезать дворами; две или три минуты плутала, не в силах понять, где я; пробралась сквозь кусты малины и увидела очень милый старый особнячок. На дверях висела табличка: «НИИСиМ. Факультет шпионажа и сыскного дела». И чуть ниже: «Приёмная комиссия».