После неудачного оврага на нас напал дорожный патруль. Они никак не могли поверить, что Рустам трезв, не имеет за плечами опыта нарушений, машина его цела, фары горят должным образом, все пассажиры в салоне пристёгнуты, лицензия на частный извоз имеется, а в багажнике не нашлось ни намёка на марихуану или оружие. Не знаю, как он их убедил в своей непорочности, но всего сорок минут спустя мы уже ехали дальше. Рустам деликатно выражался в сторону вполголоса, но потом оттаял и стал рассказывать про маленькую дочку и жену. Дочка уже умела ругаться на трёх языках, совсем как папа.

Именно в этот момент на нашем пути возник переезд.

В первые полчаса мы не отнеслись к преграде с должной серьёзностью. Рустам легкомысленно объяснил, что две оставшиеся дороги тоже сопряжены с оврагами, а запасной обуви нет, так что лучше подождём. Через час Рустам доел почти все мои пирожки, а ведь я взяла с собой немаленький пакет с провизией. Мне искренне хотелось довезти хоть часть гостинцев от бабушки до дома. Переезд был закрыт, а поезда всё не шли. Ещё через час я готова была толкать машину по колено в болоте из всех возможных оврагов, буераков и колдобин, лишь бы ехать вперёд. Но зато мы пропустили один поезд, так что наше ожидание было не совсем бессмысленным. Музыка в динамиках играла трагическая, что-то из Бритни Спирз, и капли дождя, депрессивно сползавшие по лобовому стеклу, навевали исключительно декадентские мысли. Живот Рустама как-то виновато урчал, но всё равно в такт музыке, так что я деликатно делала вид, что больше пирожков у меня действительно нет.

Ночь наступила внезапно. Через полчаса после полуночи шлагбаум на переезде открылся, и мы, не веря счастью и окрылённые надеждой, несколько натянуто засмеялись от радости. И правильно, что не верили: перед нами у железной дороги стояло ровно семнадцать машин, и сразу после девятой переезд закрыли вновь.

Телефон почти совсем разрядился. Надежды мои угасали, как угольки в сырой осенний день, и я написала своему новому длинноволосому другу, что, наверное, в четыре утра на Соловьиной горе меня лучше не ждать. Боюсь просто не успеть. Мой друг что-то ответил, но прочитать я не успела: телефон обречённо издал новый для себя звук и отключился в тот момент, когда блеснула молния. И загрохотал гром. Мне захотелось забраться с ногами на пассажирское сиденье, укрыться с головой и переждать эту несчастную ночь; на мгновение я задремала, а проснулась от того, что водитель явственно начал продвигаться к сумке, где ещё были тайные запасы вишнёвого, картофельного и грибного пирогов. Кажется, он что-то подозревал. Я блеснула глазами одновременно с разрядом молнии, Рустам принял смирную позу и больше о еде в эту ночь не думал.

Что я скажу завтра своему другу? Что я провела ночь с водителем такси, который шире меня ровно в три раза, а в обхвате вообще стремится к бесконечности? Что он девственно лыс, упирается макушкой в потолок, мастерски умеет сквернословить, маскируя неприличные слова под предлоги и междометия, и что я кормила его пирожками? Это намекало бы на близость, недостойную первой ночи сразу после знакомства.

Светало, когда мы доехали до города. В том месте, где чистое поле превращается в город, у машины Рустама умолк двигатель, и Рустам не нашёл причины этому ни с какой стороны. Мокрый и непривычно суровый до того, что мне хотелось погладить его по блестящей голове, он объяснил, что совесть не даёт ему взять с меня денег, но жена бы этого акта милосердия не поняла. Смеясь, я протянула ему щедрый ворох денег, и меня поглотило туманное утро. Мне предстояло пройти всего три километра пешком. Удивляюсь, как за эти полчаса я не уснула на ходу. Один раз я обнаружила себя на сырой лавочке у какого-то дома. Усилием воли я поднялась и добрела до дома. Едва не плача от усталости, вышла из кроссовок, непривычно разбухших от влаги, стянула всю одежду и заставила себя встать под душ. Пользуясь возникшей во мне искоркой бодрости, я добежала до постели и упала на неё, заснув ещё в воздухе на пути к подушке.

2.

Бледный до поэтичности юноша с волосами длиной с конскую гриву пригласил меня встречать рассвет. Он сделал это ещё четыре дня назад, и я морально готовилась все эти дни. Но путь из деревни на такси с беспечным Рустамом перечеркнул все планы: в четыре часа утра я только засыпала, а проснулась неприлично поздно. Тело ныло, словно я действительно провела бурную ночь накануне, а я ведь всего-навсего просидела несколько часов в машине, прижатая водителем к боковому стеклу.

Почувствовав, что глаза уже способны открыться, я сделала набедренную повязку из покрывала и босиком пошла в прихожую. Где-то там терпеливо дожидались меня пироги в большой спортивной сумке. К счастью, они оказались ещё живы, и я с удовольствием позавтракала прямо на пути в кухню, выпила холодного кофе и снова забралась в постель. В окно с распахнутыми шафрановыми шторами предательски светило солнце, словно никакого унылого дождя и не было всю ночь. Улица сияла и весело звенела трамваями, воробьи спорили о чём-то во весь голос, сами не понимая свой птичий язык, и я блаженно улыбалась солнечному свету. Я зарядила телефон, не вставая с постели, и мы, мило пошептавшись в трубку с моим длинноволосым другом — он был на работе,— договорились, что уж на следующее утро точно встретимся, и нам ничего не помешает.

Я выпила ещё кофе, на этот раз горячего, и села за переводы, одетая в шорты и легкомысленную рубашку на голое тело. Посторонние мысли не давали сосредоточиться, и настоящая работа началась ближе к вечеру, когда сияние дня не отвлекало. Я пообещала себе работать до полуночи, а потом немного выспаться перед ранней прогулкой. В два часа ночи спохватившись, что через полтора часа мне уже просыпаться, я героически, в тридцать минут закончила перевод и отослала его в издательство. Не раздеваясь, я прилегла на диван и, конечно, проспала. В шесть утра я подскочила с бьющимся сердцем. Мне снилось, словно мы с Рустамом собираем светящиеся грибы в глухом лесу под громкоговорители дорожно-патрульной службы. Я обнаружила в телефоне тридцать семь пропущенных звонков — и зачем я отключила звук? — и ещё двенадцать сообщений. В первых из них мой длинноволосый друг оптимистично ждал меня, потом спрашивал, где же я, отчаянно обещал уйти домой, оправдывал меня всеми возможными способами и желал спокойного утра. Я улыбнулась и стала спать дальше.

Как хорошо быть девушкой. Даже если делаешь глупости, тебя оправдывают, тебя же и не спрашивая.

3.

Трезво обсудив ситуацию в полдень следующего дня, мы выбрали утро встречи с субботы на воскресенье. Так меньше вероятности проспать и попасть в приключения.

Таким образом, у меня оставалась ещё пятница на работу, а в субботу я намеревалась сделать немного всякого по дому и отдохнуть в полную силу, чтобы к утру воскресенья быть готовой для рассветной романтики.

Первая часть этого плана удалась на славу. Я переделала столько работы, что сама не поверила. Это срочно потребовалось отпраздновать. Я позвонила моей верной Марине, которая всегда была готова поддержать меня в трудную минуту походов по магазинам и в кафе, и мы с ней отправились в «Ля Буше» — условно это кофейня, но я знаю ещё со времён зимних встреч с Шахиматом, что там подают самое изысканное вино из тех, за которые не приходится отдавать по четыре зарплаты разом.

Марина — в летнем открытом и одновременно вечернем до томности, с бесконечными ногами и черешневыми губами, глаза её влажно блестят в предвкушении отражения атак вероятных поклонников, и мы пьём венгерское полусладкое — оно такое мягкое и доверительно обволакивающее душу, что ночные огни за окном превращаются в размытые цветные пятнышки уже после третьего бокала, мы делаем серьёзные лица и вежливо едим курицу. Свежий воздух и прогулка вдоль реки по гранитной набережной немного освежают, но тело слишком заполнено счастьем от разговоров по душам, телефонов поклонников, вкусов и ароматов; я привычно разуваюсь, ощущая с удовольствием горячими ступнями свежесть гранитной плитки, а Марина героически продолжает идти на каблуках, правда, только первые триста метров, а потом всё равно следует моему примеру; мы сидим на ступеньках, болтая ногами в воде, и розовые звёзды на акварельно краснеющем небе уступают место светло-сизым оттенкам. По прохладной реке с дымкой тумана к нам приходит аромат свежего хлеба, и мы, повинуясь неизбежному, смеёмся над собой и ищем раннюю кондитерскую; всё так же босиком и в вечерних коротких платьях, мы пьём утренний кофе с горячими сладкими булочками, сидя в плетёных креслицах летнего кафе, которое ещё не открылось, и ветер с реки треплет над нами кораллово-розовую ткань тентов с заграничными словами.