— Ты как-то подозрительно перестала чихать.
— Ну всё, миссия выполнена, вот я и выздоровела,— смеётся девочка.— Слушай, что-то у меня плечо чешется и болит. К чему бы это? Куда нам бежать в связи с этим?
Кристина оттягивает ворот её футболки сзади и достаёт что-то; пальцы у неё тёплые, но у Стеллы от прикосновения по всей коже мурашки, даже по ногам.
— Ложная тревога,— говорит Кристина.— Просто пчела запуталась в футболке. Неудивительно, я бы тоже в такой футболке запуталась.
Стелла брезгливо рассматривает остатки пчелы, но в долгу не остаётся:
— Да, я помню, что у тебя остались только маечки младенческих размеров, поэтому рабочие слишком уж торопились всё сделать. Лишь бы тебя порадовать.
— Эх, сейчас бы тебя наградить подзатыльником.
Стелла заразительно смеётся.
— Зато в такой футболке ничего не заметно.
— Ага, только я ещё с утра заметила, что ты без лифчика.
— Ой,— говорит Стелла и закрывает лицо ладошками, растопыривает пальцы и смотрит сквозь них на Кристину.— Всё так ужасно? Мне уже можно погибать со стыда?
Кристина безжалостно кивает и тоже смеётся.
— Если кто будет приставать, ему не поздоровится. По пицце?
— Это вредно для моей фигуры,— сообщает Стелла,— но я никогда не против.
Девушки заходят в пиццерию, и Стелла тут же выпрашивает у официанта зарядку для Кристининого телефона. Они уплетают пиццу, запивают её тёплым чаем — хорошо, что он не горячий, потому что девочке жарко даже с голыми ногами и в хлопковой футболке. Она незаметно ставит босые ступни на холодный пол и тайком рассматривает шлёпанцы у ног.
— Судя по сегодняшним приключениям, эти шлёпанцы ещё нас переживут,— спокойно замечает Кристина, деликатно, но быстро расправляясь с кусочком пиццы с ананасами.
— Вот как ты всё видишь, а?
— Школа ниндзя в глубоком детстве,— отвечает девушка, и непонятно, она шутит или нет.
— Фух, я такая пузатая,— через пять минут заявляет Стелла, доев свою пиццу.
— Если коктейльная соломинка может быть пузатой, то да.
— Соломинка? Что, я такая… равномерная?
— В этой футболке да,— невозмутимо отвечает Кристина, допивая остывший чай. Только уголки её губ дрожат в едва заметной улыбке.
— Ну не снимать же мне её…
— Да, здесь не стоит. Зрителей наберётся достаточно, и ты сделаешь этой пиццерии хорошую выручку.
— Ну тебя. Идём уже на улицу.
— Идём,— соглашается Кристина. Она возвращает официанту зарядку для телефона, расплачивается, и они выходят и направляются к реке. Река ослепительно сияет на солнце, и девушки, разувшись, босиком спускаются по склону, поросшему молодой травой, и садятся в нескольких метрах от мола — волны бьются с шумом, и белоснежные птицы кричат над ними.
Стелла растягивается на прогретой траве, снимает очки и смотрит в небо:
— Что в очках, что без очков. Всё равно облака красивые. Они такие огромные. Знаешь, я только сейчас до конца понимаю, что мы с тобой, кажется, можем менять судьбу.
— Земля ещё не совсем прогрелась, так что не валяйся на траве слишком долго.
— Ну ты занууууда. Я тебе о серьёзных вещах…
— А я тебе о ещё более серьёзных вещах,— отвечает Кристина.— Если ты будешь лежать дома с горчичниками и соплями, то кто будет менять судьбу и спасать мир?
Девочка тут же садится:
— Ты права. Я слишком ценный экземпляр,— она смеётся, скрещивает ноги и изучает свои чумазые пятки. Достаёт из кармашка влажные салфетки и протирает руки, шею, ноги и шлёпанцы, а потом задумчиво комкает в ладонях целый ворох салфеток.
Кристина улыбается и смотрит вдаль. Тепло и хорошо, никуда не хочется идти. Она достаёт из кармана конверт и снова рассматривает рисунок. В солнечных лучах он чуть поблёскивает. Стелла кладёт подбородок на плечо девушке и тоже разглядывает рисунок.
— Только у тебя щиколотки чуть тоньше. Совсем чуть-чуть. И грудь он очень деликатно нарисовал. Стеснялся, наверное.
Кристина не глядя щёлкает девочку по кончику носа.
— Эй. Ну а что, я не права?
— Права, конечно.
Девушка прячет рисунок в конверт и аккуратно засовывает его в карман.
— Ну что, где ещё мы не должны оказаться?
— Я не знаю,— растерянно говорит Стелла.— Такое ощущение, что в мире закончились неприятные происшествия.
— Хорошо бы.— Кристина вытягивается на траве, и Стелла косится на её грудь.
— Твоя соседка права, про майку.
— Ага. Слушай,— говорит Кристина, приподнявшись на локте,— у тебя сейчас немного эйфория. Ощущение небывалых возможностей. Хочется летать, писать песни, пить вино, ходить голой, делать всякие глупости, и чтобы музыка фоном звучала, такая, знаешь, как к последним кадрам фильмов.
— Ты сейчас очень точно описала мои ощущения,— говорит девочка и смущённо принимается протирать стёклышки очков краем футболки.
— В таком состоянии нужно быть очень осторожной. Пообещай мне не ввязываться в приключения? Хотя бы без меня?
— Ладно… Обещаю. Хотя они меня не спрашивают, приключения эти.
— Это уж точно,— вздыхает Кристина. Потом, без всякой связи, достаёт из кармана штанов тюбик с бальзамом для губ и расчёску и протягивает девочке: — У тебя губы совсем растрескались. И причёска, словно ты только что проснулась.
— Это всё ветер… — На смуглых щеках Стеллы проступает румянец. Она сначала приглаживает волосы ладонями, потом несколько раз проводит по ним расчёской, бережно, словно у неё в руках драгоценная египетская статуэтка.
— Даже если ты сломаешь расчёску, я не буду сердиться.
Стелла улыбается и нерешительно открывает тюбик с блеском для губ. Дотрагивается пальцем до краешка. Смотрит на него и снова закрывает.
— Ты никогда этим не пользовалась? — удивляется Кристина.
Девочка машет головой, занавесившись волосами. Кристина берёт у неё тюбик, открывает и мягкими движениями наносит бальзам Стелле на губы. Девочка сжимает губы и пробует бальзам на вкус.
— Непривычно.
— Это поначалу. Только когда войдёшь во вкус, не усердствуй с тенями для век, не выщипывай брови и ради бога не подкрашивай их. Они у тебя совершенные.
— Только брови?
— В этой футболке только брови,— улыбается Кристина.— Я шучу, эта футболка тебе невероятно идёт. Такой андрогинный подростковый стиль, по-девичьи бесхитростный и из-за этого кокетливый. Но волосы, скулы и ноги выдают в тебе будущую роковую женщину.
— Я прямо ощутила сейчас, какая я роковая,— важно отвечает Стелла, вскакивая и на ощупь нашаривая шлёпанцы в густой траве и поправляя футболку на груди.— Ты сейчас будешь смеяться, но я снова есть хочу. Быть роковой женщиной — это так волнительно, пробуждает аппетит. Я удивляюсь, почему ты не ешь каждые пять минут.
— Из меня роковая женщина,— вздыхает Кристина, поднимается, берёт ботинки в руки и идёт за девочкой,— как тракторист восьмого разряда.
— А такие бывают?
— Вряд ли. У них категории от «A» до «F».
— Хотя я бы не удивилась, если бы ты умела трактор водить.
— Я умею. Только у меня категории нет.
— Есть вообще что-нибудь, чего ты не умеешь?
— Стелс, когда тебе будет двадцать семь лет, ты тоже много чего будешь уметь. Например, красить губы. И, может быть, водить трактор. И сеялку комбинированную овощную на самоходном шасси.
Стелла ошарашенно смотрит на девушку:
— Это сейчас очень инопланетно звучало. Всё, кроме овощей.
— Значит, научишься водить летающую тарелку,— хладнокровно отвечает Кристина. На ступеньках она обувается и зашнуровывает ботинки.
— Я не против.— Стелла находит урну и наконец избавляется от вороха салфеток. Тут же срывает травинку и принимается щекотать Кристину.
— Смотри, тут недалеко ещё одна пиццерия, но я сегодня уже выполнила свою годовую норму пиццы.— Девушка ловко выхватывает у неё травинку.— Ещё там пончики есть.
— Там пончики только пахнут вкусно, а на вкус резиновые и грустные.
— Ты специалист.
— Погоди,— азартно говорит Стелла,— тут за углом есть чудесный армянский подвальчик, там вкусный суп.