Спорт давал нам силы и дерзость, делал нас способными бить наотмашь; побеждать в нескончаемых уличных драках и передрягах. Спорт давал нам цель в жизни, возможность совершенствоваться, развиваться. О, если бы мы только умели использовать все эти силы во благо! Не имея опыта выживать в условиях тонущего корабля-страны, мы своими открытыми сердцами вводили себя порой в унисон и такт этой разрушающий силы, доверчиво сменив вектор с направления борьбы за жизнь к свету, добру, к берегу в сторону самоистязания, саморазрушения. В 90-е годы наша страна была тонущим кораблем, превратилась в палача наших судеб; она приносила наши доверчивые сердца в жертву каким-то неведомым монстрам-богам. И сама была жертвой палачей, которые губят судьбы людей масштабами целых цивилизаций и планет.
Столько загубленных судеб! Столько поломанных жизней на этих кривых и болотистых дорогах! Столько молодых прекрасных душ пропало в этих безднах.
Господи, спаси нас всех от этих черных дыр нашей судьбы – страны. И открой нам добрые пути честной и славной жизни.
* * *
Отчаявшись меня перевоспитать, родители отправили в Петербург. Питер – это центр мировой культуры, островок жизни, куда нас свозили из псковских и новгородских глубинок для просвещения и спасения от разлагающей обстановки провинциальных поселений и городков. Мы сами никуда бы и не поехали. Это заслуга наших родителей, конечно.
Но родители многие не понимали, конечно, отправляя своих чад в большие города, а может быть, понимали, но для них была последняя надежда – дать своим детям хоть какой-то шанс. Но мы точно не догадывались, из родительских рук получая билет в достойную жизнь, что таит в себе большой город. Какие там открываются возможности потерять себя юному существу. Какие открываются перспективы превратиться в винтик, в серую мышь. Мегаполис – это безликая масса равнодушных друг к другу людей – он беспощадно стирает зачатки нравственности человека, превращает его, вскормленного молоком свободы на полях и проселках русских деревень, в городского обывателя, в мещанина с пустой душой. И как легко доверчивому неокрепшему духом существу раствориться в пороках, ненависти, невежестве; быть поглощенным алчностью к деньгам и удовольствиям. Просто стереться в толпе.
А нам самим, конечно же, молодым и юным, не казалось, что мы идем ко дну, что в нашей жизни что-то не так; что мы где-то и кому-то проигрываем. Тут было интересно. С друзьями, такими как ты: веселыми и сумасбродными – везде хорошо. Жизнь наша была веселая, бесшабашная. Безбашенная. Говорят – «без царя в голове», а бывает – «царь без головы».
Эх, веселая наша молодость, горячие наши головы. «Безбашенность» – это такое у молодых людей состояние, когда зарождается у человека потенциал к его будущей жизни. Юношеская «безбашенность» – форма взросления, ее крайние проявления, когда в голову бьет мощный импульс энергии, не сформированной еще в прилежные формы силы, не имеющей еще творческого направления, содержательности. Молодому человеку в этот момент очень тяжело справиться с этой энергией, льющейся через край, и если должного воспитания, способного превратить взрыв в прилежные формы, не произошло до появления этого импульса, то человек может просто взорваться от этой силы. И чем талантливее личность, тем сильнее взрыв.
Этот процесс созревания творческой силы в нас протекал в опасной и даже катастрофической форме, когда я лидировал в нашей сумасбродной компании, придавая в принципе безобидным делам и веселью опасные и даже в некотором смысле уголовные оттенки. Поэтому участковый частенько заглядывал к моим родителям в гости, проводил беседу на тему моего поведения в ночное время суток. Мы с ним «подружились», еще когда я в седьмом классе учился, мы тогда с дружками перебили стекла в школе, и нас поставили на учет в детскую комнату милиции. С этого момента невеселое общение с участковым не прекращалось.
Он тогда сказал моим родителям: если останется в поселке, то хорошим ничем не кончит. «Доиграется, – говорил он моему отцу, – рано или поздно сядет». Нас было четыре друга. Вместе мы куролесили в деревне. Двое моих друзей, после того как я уехал в город, ушли в армию. Это их тоже, может быть, спасло. Меня в армию не взяли, хотя я очень хотел служить, воевать, геройствовать. Тогда шла война в Чечне. Меня забраковали по состоянию здоровья с псориазом. Может быть, от этого я еще больше озлобился на действительность и стал уходить в крайности в своих хулиганских выходках. Но Провидение Божие определило мне другой путь, другую армию – испытание большим городом. И слава Богу! Четвертый наш товарищ остался в поселке – и в армию не пошел, и учиться никуда не поехал, его в конечном счете за какую-то шалость (все-таки доигрался!) через полгода посадили. Этой дорогой пошли многие мои ровесники из тех, кто остался в деревне.
Я уехал в начале весны, чуть раньше, чем наша компания разошлась по своим дорогам. В то время как я уже вовсю работал в городе, зарабатывал себе на жизнь перед поступлением в техникум – торговал картошкой на рынке, – мои дружки продолжали веселиться целое лето, до своего призыва, но уже не с такой опасностью для своей и общественной жизни. Мое отсутствие немного успокоило их. Они стали вести более безопасный образ жизни – уже так не дрались, практически перестали совершать противоправные действия и почти не пили. Почти, я сказал. Но веселые дела все же по привычке творили, о подробностях я узнавал уже на расстоянии.
Для того, чтобы обрисовать картину того мирка, в котором мы жили, расскажу об одном происшествии, случившемся с нашими ребятами в момент, когда я уже уехал из деревни, но который очень точно передает атмосферу нашей тогдашней бесшабашности, раскрывает не только отрицательные стороны нашей молодости, но и показывает весь романтизм, которым были пропитаны наши сумасбродные дела.
Самый дельный из нас был Юра по кличке Зюзя, заядлый рыбак и охотник. Пару раз мы брали ружье, подаренное ему отцом, на дискотеку, когда ожидали приезда из другой деревни толпы парней, количеством нас, по сводкам разведки, превосходивших. Тогда мы припрятывали в кустах ружье на всякий случай. Мы всегда ждали этого всякого случая, втайне даже надеялись на то, что с нами что-нибудь произойдет такое, где надо будет предельно применить весь арсенал наших возможностей. Насмотревшись фильмов про Рембо, мы мнили себя «Рембами». Слава Богу, такого случая не представилось, и нам не пришлось применять нашу секретную силу, обходились кулаками, за исключением одного раза, когда все-таки постреляли вверх. Ну, а так, конечно, мы «отрывались» с этим ружьем, когда Юрка нас брал с собой на рыбалку, – стреляли по банкам да по воображаемым медведям.
Признаться, Юрик не любил брать нас на рыбалку, когда он действительно хотел порыбачить и поохотиться. Тогда он ходил со своим отцом – местным егерем. Юра к этому делу относился благоговейно, и мы его всегда уверяли, что дурака валять на рыбалке не будем, а будем ему помогать и сидеть смирно, когда надо, и выполнять все его указания. Он каждый раз нам верил, и каждый раз зря. Рыбалка наша всегда превращалась в веселую прогулку с горячительными напитками. На Руси пьют на рыбалке – такое случается.
Так вот, этот Юра устроился на лето поработать до призыва в армию на местный льнозавод, доживающий в нашем селе свои последние годы. Устроился трактористом. У него были права на трактор, он этим очень гордился, так как ПТУ закончил, как он сказал, с красным дипломом. Его когда взяли на работу (конечно, по ходатайству родителей, батя же лесник – важная персона), то он сразу заявил директору завода, что ему на трактор нужны грузчики в лице его товарищей Петрухи и Уки. Ука – это кличка нашего самого просвещенного участника группы, очень начитанного, доброго и интеллигентного парня. Он был моим самым лучшим другом, может быть, его доброе сердце как-то влияло тогда по-доброму на меня и подогревало мою злобную душу, не давая мне озлобиться на мир и на людей окончательно. Этого доброго парня занесло в наше сумасбродное товарищество только в силу этого времени 90-х, когда все было наоборот и вверх ногами. Петруха – раздолбай. Школу бросил в седьмом классе. Никого и ничего не боялся. Но добрый. Особенно любил лошадей. Подрабатывал на скотном дворе – сено по зиме разносил коровам, летом работал пастухом. Директор завода не хотела брать ребят, так как знала, что сочетание этих людей к добру не приведет. Все, конечно, знали, кто мы, чем занимались и на что способны. Мы по отдельности-то, в принципе, были людьми неплохими, но вместе все наши интересы – творческие и добрые, по большому счету, в своей основе, – всегда сводились к непредсказуемым ситуациям с хулиганскими и разгульными последствиями.
