-- Как вы уже наверняка знаете из слухов, - прокричал он, - сегодня утром около главных ворот города, благодаря бдительности недреманного нашего хофдинга (законоговоритель сделал на заслугах хофдинга многозначительный нажим), был пойман считавшийся до сих пор неуловимым чародей Храфн Гадюка! (То есть следовало понимать так, что проползавший мимо по своим чешуйчатым делам подлец Храфн был вовремя схвачен зорким хофдингом за задние ноги и, таким образом, пойман).
Вот тут-то и поднялся гвалт. Интересно, однако, каким жупелом выставил хофдинг чародея Храфна, и какие зловещие сказки порассказал он жителям города про своего друга Храфна (политика, политика! но все же осторожней, читатель, выбирай себе друзей), что сообщение о его поимке вызвало такую бурную радость и такой всеобщий вздох облегчения. Правда, будучи вскользь знакомыми с Храфном Гадюкой, мы уж начали сомневаться: а может, и было за что недолюбливать этого некроманта?..
Законоговоритель выждал, покуда первая волна криков спадет, и, прокашлявшись, продолжил.
-- Но казнить паскудника Храфна мы будем не сегодня.
По площади опять пронесся всеобщий вой, но на этот раз это был вой разачарования.
-- Почему это не сегодня? - с большим раздражением выкрикнул кто-то из толпы режущим голосом.
Тогда на помост рядом с законоговорителем взгромоздился не кто иной, как сам Полутролль. Рядом с ним тенью стлался начальник "волчьей" гвардии. Выкрики поутихли.
Полутролль подождал еще немного и заговорил вкрадчивым тихим голосом.
-- Кто из вас хочет, чтобы Гадюка Храфн быстро отмучился? - произнес хофдинг.
На площади воцарилось молчанье. Никто из добросердечных квельдульвборжцев, конечно, этого не хотел. Хофдинг одобрительно покивал.
-- Вот видите, - сказал он. - Да разве можно быть такими легкомысленными? - воскликнул он. - Ведь если мерзавец Храфн, не дай этого асы, умрет, а мы не получим полного удовлетворения, то воскресить его обратно не сможет даже сам Храфн - да простит меня хозяйка Нифльхель за эту остроту... Мы должны хорошенько все взвесить.
Хофдинг скосил глаза на сторону, к подножью чудовищной виселицы, где маячила длинная, но поразительно неприметная фигура в буром плаще. Это был настоящий Храфн.
Он тоже следил за Полутроллем.
Что больше всего вызывало злость хофдинга, так это то, что колдун мог быть не один - ведь и у него наверняка есть свои клевреты. То, что обнаружить их не удалось, совершенно ясно говорило об их отменной выучке (а кто еще мог тренировать подмастерий Храфна, как не сам Храфн), о великолепной маскировке, и о недюжинной колдовской силе. Понимание того факта, что эти опасные и многочисленные противники до сих пор преспокойно прячутся в тени, никак себя не проявляя, доводило Полутролля до тихого бешенства.
Но он был опытным хофдингом и ничем своего состояния не выдавал. Он улыбнулся уголком рта, обращенным к некроманту, и продолжил.
-- Мы должны хорошенько и не торопясь обдумать способы расправы с этим угрем Храфном, рассмотреть все предложения и вынести их на вече. Только тогда мы сможем принять мудрое решение...
С площади понеслись отдельные крики:
-- Поить его драконьей мочой!
-- Привязать к брюху клеть с печеночной крысой!
-- Зашить ему все дыры вощеной нитью!
-- Тише, тише, - остановил затейников хофдинг. - Все это хорошо, но это всего лишь малая часть из того, что мы можем сделать с недоноском Храфном, если, конечно, поразмыслим.
Хофдинг выпрямился и со скрытым злорадством посмотрел в сторону бурого плаща. Но колдун был невозмутим, как рунный камень. Для того, чтобы вывести его из себя, требовалось намного больше усилий.
-- Итак, бонды Квельдульвборга, - на последних аккордах речи голос хофдинга стал трубным, - отныне никто не должен ни спать, ни есть, пока не придумает, как наилучшим способом, страшно и медленно, извести чародея Храфна. Вече по этому поводу назначается на завтра, - хофдинг коротко кивнул командиру волчьей гвардии, тот соскочил с помоста и исчез.
"Интересно, - подумал хофдинг, - оценит ли он, как я тут для него вылезаю из штанов?
Он посмотрел в сторону, где стоял тот, кого, собственно, и требовалось извести. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять: он не оценил.
"Ну и ладно, - с раздражением подумал Полутролль, - скоро ты перестанешь стоять как истукан. Скоро ты у меня зашевелишься, забегаешь. Запляшешь, и еще как. Ох и запляшешь ты, запрыгаешь, залетаешь и заныряешь!"
И он поднял руку.
Теперь нужно перейти к правителю ярлу Хакону Сигурдссону, и выяснить, почему ошеломляющее известие о его казни не вызвало того общественного резонанса, который, по идее, должно было бы вызвать.
Когда Полутролль поднял руку, толпа как бы раздвинулась, в ней возникло движение, и мимо прилавков и лотков к помосту, на котором стоял хофдинг, двинулась небольшая процессия. Она состояла из нескольких черных рабов в ошейниках, конвоя в виде четырех уже известных волчьих шкур с кривыми саблями наголо, - а в центре ее шел человек восточного вида, смуглый, с окладистой черной бородой. Он вел на цепи громадную длинношерстую собаку с вытянутой плоской мордой, заморской породы. Собака упиралась и скулила, а в слезящихся глазах ее читалась тоска.
Человек с черной бородой и был тем марокканским купцом, про которого рассказывал Полутролль чародею Храфну в самом начале их разговора. Подлинное имя этого купца до нас не дошло; может быть, его звали Аль-Раввани, может - Аль-Шифани, а может быть, вообще какой-нибудь Ибн Абдурраб. Вполне вероятно, что и не был он никаким подданым марокканского султана, а происходил из загадочной и страшной страны Магрибф, что издавна известна как родина некромантов, горбатых колдунов и других вредных бездельников.