Выудив из шнеки скромный багаж в виде двух кожаных заплечных мешков (Гундельссон долго смеялся бы - если б мог), приятели помахали ручкой взбешенному капитану и пошли вверх по берегу. Они миновали выкрашенный в белый цвет рунный камень с изображением большой селедки вверху и маленьких кривых человечков внизу. Селедка больше походила на отрастившую плавники жирную собаку неизвестной породы. Художник сделал под ней подпись, видимо, будучи не до конца уверенным в том, что ему удалось достичь портретного сходства. При взгляде на рисунок возникало смутное чувство непонятной тревоги.

  -- "Белая Селедка", - громко прочитал Арни, в основном для слуха местных жителей. Затем приблизился к Рагнару и прошептал:

  -- В путь выйдем завтра на рассвете, чтоб никто не увидел. Надо заметать следы.

  -- Урожай морошки в этом году особенно хорош! - добавил он погромче для проходящего мимо пожилого моряка. Тот скептически посмотрел на Арни, но ничего не сказал.

  -- Проклятье, - заворчал Рагнар, - дай же выспаться, в конце концов. Из меня эта покоряющая моря лоханка, - он мотнул головой в сторону "Рыгающего Дракона", - высосала все соки.

  -- Не время спать, соня, - тихо сказал Арни. - Когда охотишься на ульва-оборотня, или, как его называют германцы, вервульфа - это просто, - заявил он семенящей мимо кумушке с бельем в деревянной бадье. - Важно в первую очередь схватить его за задние ноги, и только потом ударить головой о сосну. А вот охота на вербера - гораздо сложнее. - Кумушка шарахнулась от Арни в сторону. - Когда мы ехали на "Рыгающем драконе", - это уже тихо, для Рагнара, - я всматривался в верхушки прибрежной тайги и заметил там неясное шевеление...

  -- И что? - насторожился Рагнар.

  -- Мне кажется, я видел цверга...

   Теперь уже Рагнар отшатнулся от Арни.

  -- Тролль нагадь на твой язык, - пробормотал он.

  -- Ну, может, это был и не цверг, - Арни пожал плечами. - И даже скорее всего, не цверг. А если и цверг, то наверняка не тот. Мало ли водится цвергов в этих краях! Но знаешь, особенно рассиживаться нам все равно не с руки. Как бы наш цверг не оклемался и не наслал зловещие чары.

  -- Раньше думать надо было, - злобно сказал Рагнар. - Я так и знал, так и знал!

  -- Ничего, ничего. Мы успеем. Заночуем на постоялом дворе, а завтра - в путь. Надо будет оружие почистить, а то заржавело все, да барахлишко кой-какое притарить, да эля в дорогу припасти...

  -- На какие, интересно, шиши? - язвительно поинтересовался Рагнар. - Он не мог простить другу его беспечность.

  -- А вот на какие! - неожиданно откликнулся Арни, залез в свою бездонную запазуху и показал Рагнару очень подозрительно знакомый кошелек. Рагнар выпучил глаза.

  -- Это у тебя откуда? - только и сумел выдавить он.

   Рагнар мог бы поклясться, что кошелек раньше принадлежал некоему шведу Олафу Гундельссону.

  -- Откуда, откуда, - сказал Арни невозмутимо. - Оттуда. Хотя грабить, конечно, и гораздо лучше, чем воровать, но в нашем с тобой положении выбирать не приходится.

  -- Да когда же ты сумел, дружище?? - выдохнул Рагнар, с завистью поглядывая на кошелек.

  -- Кто смел, тот и сумел, - небрежно бросил Арни. - Снял под шумок. В качестве возмещения за беспокойство. Тем боле, что они ему, наверное, больше не понадобятся, - и Арни забренчал монетами.

   Будучи мастером топора, Арни понимал также и в колото-рубленых ранах, так что приходится верить ему на слово.

  -- Скажите, пожалуйста, - вежливо обратился Арни к вышедшему из переулка маленькому одноглазому бонду в выдровой шапке с ушами, - где тут у вас ближайший постоялый двор?

  -- Вот, вот, они! - совершенно невпопад заорал тот в ответ, мелко тряся бородой и тыча пальцем в Арни.

  -- Уважаемый, а тебе не кажется, что надо бы быть повежливее... - начал было Арни надменно.

   Но договорить не успел, потому что из-за угла неожиданно набежала большая толпа, схватила друзей и поволокла их к годи.

   Дождавшись тишины (что, надо сказать, не было просто, но Арни поднял руку, и буквально в течение получаса все замолчали), Арни взял слово.

  -- Вербер, или, говоря простым языком, человеко-медведь, - животное не только вредное, но и опасное, - важно начал он. - Кроме того, он еще чрезвычайно редко встречается. Сам я лично, - Арни сделал паузу, обвел аудиторию суровым взглядом, как бы испытывая, не хочет ли кто возразить (возразить никто не хотел), - убил двух верберов, причем одного в Нормандии, а другого в Саксонии, и это - прошу заметить! - на две сотни убитых верволков. Само понятие человеко-медведя (я буду произносить его на германский манер) пришло к нам от саксов. Потому-то я и начал уж думать, что у нас, в Скандинавии, они не встречаются.

  -- Итак, - продолжил Арни, - в отличие от обычного медового бьёрна, который представляет из себя добродушного, мирного зверя, несущего солидность и спокойствие, - если, конечно, его не раздразнить непристойными танцами или не напоить черным элем, вызывающим злобу, а также, если он не является шатающимся бьёрном; - я говорю, в отличие от него, бьёрн-оборотень приобретает все мерзкие и отвратительные черты, которые мы справедливо осуждаем в человеке. Это: коварство, жадность, лень, гордыня и зависть. В особенности оборотень становится непереносимым, если обращение его произошло из человека, не отличавшегося добродетелью, а, напротив, - вздорного нравом, бесстыдного поведением, известного нездоровым, дурным и противным честному люду пристрастием к ворожбе. Что, я понимаю, и произошло в вашем случае...

   На первый взгляд, дела приятелей складывались как нельзя лучше. Арни, как всегда, доигрался со своей болтовней. Прилюдно помянув вермедведя, Арни, сам того не подозревая, со всего маху наступил жителям Белой Селедки на больную мозоль. Уже неделю городишко гудел, как растревоженный улей.