Теперь уж видно было, что Сигурни откровенно забавляется. Но Арнвид уже, как говорится, укусил мундштук и начал менять простое нахальство на завиральный наглеж.
-- Что же это вы, тетя, - сказал он, - говорите, что вы травница...
-- Травница, - подтвердила Сигурни.
-- ... а сами ведовство нехорошее здесь развели да людей к воздуху подвешиваете как гусей каких к празднику, а?
Рагнар, никогда не увлекавшийся фехтованием на мозгах, подумал, что Арни, пожалуй, перегибает топорище, и как бы не быть им подвешенными во второй раз, уже вдвоем. Он пнул Ловкача ногой под столом. Но Сигурни пока поддерживала игру. Она напустила на себя виноватый вид.
-- Ой, вы простите меня: ты, Арнвид, и ты, благородный Рагнар. Не хотела я! И знать не знала, что так выйдет. Тут ведь как получилось? Избенка-то, видать, эта не простым людям раньше принадлежала. Они, вестимо, барахлишко свое забрали, когда уезжали, но кой-чего осталось. Вот и повесила я тарелку глиняную с узором цветастым на притолоку. Думала, чтоб красивее было. А тарелка-то, - Сигурни прищелкнула языком, - чародейственная оказалась. Уж как я сама испугалась!
Арни с Рагнаром переглянулись.
-- Ну и ну, - протянул Арни, - не знаю, что и сказать. А я уж думал, - вы простите меня, тетенька, - но я уж думал, что вы в злобные колдуньи подались в недобрый час!
Тут Рагнар пнул Арни ногой под столом во второй раз.
-- И что ты, что ты, Арнвид, - замахала руками Сигурни, - Враг Ульва с тобой! Чтобы я к этой пакости близко подошла? Ни за что! В молодости - было дело. Видела. Лично наблюдала ведовство и ворожбу, и от нойды вот так стояла, как сейчас от тебя. - Арни инстинктивно отодвинулся. - Но способностей не хватило. - Сигурни вздохнула. - Плохая из меня колдунья, Арнвид, если честно. Не могу ничего. Вот и пришлось в лекаря податься, хотя работа эта неблагодарная и опасная весьма. Помрет кто ненароком - сразу лекарь виноват! Давай, к ответу его тащи... А как лечить в таких условиях: людишки все темные, даже знатные, воспаление запускают, заразу разносят, всяких крыс, мышей и мелких мохначей в домах держат, а ведь в них вся хворь-то и запасена... Чела не моют, про длани я и не говорю. Распущенности любовной не чураются, и гадость всякую в рот тянут. Как тут болезни не быть!
Признаться, Арни был несколько сбит с панталыку.
А Сигурни продолжила свой безыскусный рассказ и поведала ягерам, что именно здесь, в окрестностях Потонувшего Города, и нигде больше, произрастает какая-то особенная трава, непременно потребная при лечении рубленых ранений в голову и при обморожениях этой головы; цветет она только раз в четыре года, и именно тогда надо успеть ее собрать и должным образом сохранить. Потому что она (трава то есть) не терпит частого появления человека, а уж тем паче постоянного его проживания в местах, ею выбранных для себя, ибо она - трава - имеет, между прочим, довольно вздорный характер. Вот Утонувший Город и утонул. И счастье еще, что трава эта не кровожадна. Впрочем, тетенька Сигурни сама мало что в этих хитросплетениях понимает, ей все это рассказала одна старая умная лапландская ведьма (ягеры поежились), а ее, Сигурни, дело маленькое - лечить людей да погоду предсказывать.
Тут Арни окончательно расслабился. И зря.
Потому что Сигурни, конечно, этим сейчас же воспользовалась.
-- Подожди-ка, Арнвид. Что-то я не понимаю тебя, - сказала она с беспокойством, боги знают, настоящим или притворным. - Ты по делу пытаешь али как?
А этот-то вопрос следовало как раз обойти. "Проклятье! Не так это просто - дипломатия! - подумал Арни недовольно. - Лучше бы мы с Длинноухим действительно встретили конкурентов".
Вот ведь каким неблагодарным к богам может быть человек, объевшийся бараньих ребрышек.
Арни прошелся костяшками по столешнице, выбив мотив "Вперед, наш конунг ярость сеет". На самом же деле приходилось перейти к обороне, и Ловкач соображал, как. Не со скоростью ласточки летит мысль человека, недавно употребившего изрядную порцию баранины с кельтской капустой...
В конце концов, не придумав ничего особенно выдающегося, Арни решил пойти по обычному пути хитрецов: рассказать только часть правды, попутно подменив мотивы.
Раскрыв пошире честные глаза, Арни начал:
-- Да вот, за одним оборотнем мы, значит, туточка гонялись, и вдруг...
И Арни, ничего не утаивая, поведал раздирающую историю о плохом негодяе берсерке Хельги, их с Рагнаром найме в качестве охотников на вербера, и леденящей кровь ночной погоне за жутким зверем. Свой рассказ он украсил яркими описаниями стенающей девушки, залитого слезами отца, задранного в лоскуты дедушки Торда, годи, беспомощно всплескивающего руками, пылающих в ночи очей, ядовитых когтей, зубов частоколом, а равно смертельной битвы в пещерах Перерубленной Горы, в результате которой ягеры совершили невозможное и страшный человеко-медведь позорно бежал. Закончил Арни сообщением о том, что вербер, однако, запутал след и сумел оторваться от ягеров как раз в этих местах... А потом они увидели дымок, поднимающийся над хижиной, и решили, что это соперники, посланные бесчестным годи Белой Селедки, чтобы отнять у Арни и Рагнара по праву принадлежащие им славу и вознаграждение. Ибо теперь и трехлетний ребенок сможет легко завалить побитого и сломленного духом оборотня.
Почти правду рассказал!
Тетушка Сигурни кивала и зажмуривала глаза от ужаса.
Даже Рагнар заинтересовался.
Арни самодовольно ухмыльнулся, его мнение о себе как о дипломате, поднялось. "Не так уж я и плох, однако", - гордо подумал он.
-- Ай смельчак ты все же, Арнвид! - прицокнула языком Сигурни, подливая Арни пива в кружку.
Арни потупил глаза. После заслуженной похвалы его охватила скромность.
-- Да нет, тетя Сигурни, - вздохнул он, - я всего лишь сделал то, что должен был сделать каждый честный человек. Не такая большая смелость - за вербером гоняться. Вот искать сокровища цверга - это гораздо труднее и опаснее!
