– Я думал, какой мне путь выбрать, – сказал мужчина, отвлекаясь от своих раздумий. – В Лознице меня ждут дела, хоть и не самые срочные. Если желаешь, могу составить компанию.

– Да, пожалуйста. Я давно не выезжала из Польгара, пригодится помощь опытного путешественника.

Мужчина кивнул, вставая из кресла.

– Тогда послезавтра, через два колокола после рассвета. И на твоем месте я бы взял все, что может понадобиться – Лозница та еще дыра.

Ночь – не самое подходящее время для молитв Ниневии, но молодую жрицу это совершенно не волновало. Ивон не могла уснуть, она вся была на взводе из-за предстоящего путешествия, а лучшим способом успокоиться, который она знала, была молитва. В глубине души девушка испытывала облегчение, что от жриц Ниневии не требуется столь безудержной веры, как от жрецов Похищенного бога. Мать земли могла не откликнуться на зов своего посвященного, находясь в далеких странствиях в поисках своего возлюбленного, но такое случалось действительно редко. Чаще Ниневия, как и другие боги, все же приходила на призыв, от жреца какого бы ранга он не исходил.

Ивон любила свою богиню. За возможности, которые та даровала ей, сотворив лекарем, за ту силу, что она имела над людьми. Наблюдая за тем, как прямо на глазах закрываются раны и срастаются сломанные кости, Ивон испытывала небывалое наслаждение, хотя это и стоило ей множества сил. Однако все недостатки перекрывала благодарность излеченных людей, восхищение в их взглядах и тихий шепот простых горожан, принимающих ее за настоящее воплощение богини. Нет, Ивон не верила столь истово, как любой жрец огня, но она искренне любила Ниневию.

– Мать земли, создательница жизни, благословительница всего сущего, – шептала Ивон, сидя на смятой постели и глядя в темноту за окном. – Услышь меня, начальница рода, обрати взор на дитя свое, даруй благословение, помоги в пути. Да восславится имя твое, да пребудет воля твоя на земле, да расцветет дар твой во всем живом…

Это не была твердо заученная молитва, не привычное усилие тренированной воли жрицы. Это была обычная молитва обычного человека. Мать шепчет такую молитву над постелью больного ребенка, крестьянин бубнит ее под нос, сажая озимые, девушки поют ее, срывая плоды по осени. И пусть они не получают отклика от богини, но когда больной ребенок сам встает с постели, когда проклевываются первые ростки, когда спелые яблоки падают в подставленные руки, любой человек знает – то было благословение Ниневии.

Ивон шептала молитву, не надеясь, не ожидая получить ответ. Она шептала ее даже не для того, чтобы просить богиню о чем-то, а просто напомнить о себе, обратить благосклонный взор Матери земли на себя, на свою жизнь. И тем большим было удивление жрицы, когда она почувствовала присутствие Ниневии. Еще немного, и богиня плодородия материализовалась бы в комнате – стало светло, повеяло запахом свежескошенной травы и цветущей яблони. Тело Ивон окутало тепло, дыхание ее сбилось, а в груди расцвела ни с чем не связанная радость.

Постепенно, сияние потускнело и исчезло совсем, эйфория прошла и запах яблок стал слабеть. Ивон пришла в себя и снова могла связно мыслить. Это было необычайно мощное благословение, богиня действительно обратила свой взор на нее. А раз так, это может значить только одно – предстоящее путешествие в Лозницу угодно Ниневии. В таком случае, девушке больше не о чем волноваться, она была уверена, что богиня желает для нее только самого хорошего.

С улыбкой на устах Ивон провалилась в глубокий сон. И снилось ей одно из первых свиданий с Янаром. Они тогда были в саду ее ордена, и совсем еще юный жрец не смог удержать эмоций после их первого поцелуя, случайно подпалив ветку цветущей яблони. Как же одна тогда смеялась…

Снедаемый нетерпением, Мальфри ходил по палубе взад и вперед, очевидно раздражая этим моряков. Сейчас, в такой близи от берега, все были охвачены нетерпением, даже бывалые матросы, и нервозность скальда только ухудшала ситуацию. Вигдис, немного привыкшая к качке, стояла на палубе и с надеждой вглядывалась в берег – скоро ее мучения закончатся. Широко расставив ноги для упора, она не двигалась с места, фигурой своей напоминая скалу или утес, спокойно противостоящую накатывающим на нее волнам. Матросы обходили ее стороной.

– Что скальд, волнуешься?

Подошедший сзади капитан хлопнул Мальфри по плечу, от чего скальд немного присел, и прислонился к корме. Капитан был огромным детиной с широкой черной бородой, слегка тронутой сединой. Он был немолод, но все еще силен, и мог победить на кулаках любого члена своей команды. Вигдис как-то заметила, что очень не хотела бы оказаться против него в сражении:

– Он очень силен, и, несмотря на свою силу, ловок и проворен. Опасный противник, связываться с таким – себе дороже. Слава Ульгу, что он выбрал мирный путь.

Хотя, про мирный путь это она неправильно сказала. За время плавания Мальфри услыхал множество баек про удаль капитана, и некоторые из них походили на реальные истории. Конечно, уверения боцмана о том, что капитан лично отправил в чертоги Ульга двадцать пять пиратов за одно сражение были сильно преувеличены, но зерно истины в этой истории точно имелось.

– Волнуюсь, – скальд перевел взгляд на недалекий уже берег. – Я ни разу не бывал на перешейке. Как нас примет эта земля?

– Да как всех – дождем, – фыркнул капитан. – Видишь? Уже накрапывает.

Это было правдой. Тяжелые тучи, что затмевали солнце уже третий день подряд, наконец-то облегчились от бремени. Мальфри опасался, что столь темные облака могут грозить настоящей бурей, но матросы только посмеялись и заверили его, что все, чего стоит ожидать, это длительного и нудного дождя.

Осталось совсем немного. Заметив, что судорожно сжимает борт, Мальфри расслабил пальцы, но так и не оторвал взгляд от все приближающегося берега. Что ждет его там? Слава, почет, уважение? Или нищета и забвение? Что станется с ними на древней земле? Мысли его в который раз обратились к жене. Вигдис плохо знала язык перешейка, ей вообще очень сложно давались языки. Теперь, однако, ей придется выучить старое наречие, ведь Мальфри не всегда сможет быть рядом и подсказать. О Ульг, ее ведь даже на рынок одну не отправить! А с взрывным характером его жены простое недопонимание с легкостью может перерасти в драку.

Берег приближался. Сердце Мальфри билось все чаще и чаще, и, кажется, вот-вот было готово выпрыгнуть из груди. Ему хотелось петь, но если бы он попытался это сделать, то задохнулся бы. Сделав несколько глубоких вздохов, скальд постарался успокоиться.

«Запомни это состояние, – строго сказал себе мужчина. – Запомни, и как только окажешься в безопасности, в спокойном месте, вызови снова и начинай творить. О да, я уже чувствую ее – баллада… да, баллада. О храбром юноше, отправившемся в свой первый поход, о новых землях и новой любви… После Мальфри, после! Новая земля, вот она. Здесь. Приветствует тебя»

– Приготовились, ребята! – заорал капитан, и обернулся к Мальфри, широко улыбаясь. – Прибыли, скальд. Добро пожаловать в Илати́н!

Город оглушал. Он был не слишком большой, но настолько шумный, что скальд даже представить этого не мог. А ведь он был в Онто, столице дюжины островов, самом большом городе севера! Нет, Онто даже близко не походил на Илатин, который, казалось, просто кипел. А сколько в нем было людей!

Поначалу Мальфри растерялся. Непривычная его слуху речь обрушилась со всех сторон, оглушая и приводя в смятение, и он стоял на причале, глупо хлопая глазами и улыбаясь как дурак. Только получив тычок от Вигдис, скальд пришел в себя. Его жене, должно быть, еще хуже – она ведь ничего не понимает в этом разноголосом гомоне. Он видел ее напряжение, то, как правая рука постоянно пыталась нащупать рукоять меча и бессильно опускалась, когда Вигдис осознавала это. Он видел скованность ее движений, прищуренный, рыскающий в поисках источника опасности взгляд. Вот только проблема в том, что опасность для нее предоставляли все эти чужаки. Чужаки для нее, но, на самом деле, именно она здесь была пришельцем.