– Бегут! – пронесся по залегшим в засаде шепот, оказавшийся невероятно внезапным, несмотря на многочасовое ожидание.

Каару чувствовала дрожь земли. Она почти слышала крики несущихся людей, людей, спасающихся от смерти, но не подозревающих, что движутся они навстречу еще более суровой судьбе.

Звон тетивы. Воины Сохора настолько близко, что больше не надо скрываться и прятаться, лучники могут встать в полный рост и обрушить на врага пусть не ливень, но плотный дождь стрел. В отряде Октая – лучшие, и сотник не шутил, когда говорил, что они должны и вовсе не подпустить воинов близко. Преувеличивал, но не шутил.

Быстрый взгляд на Хагана. Его темные глаза совершено непроницаемы, лицо спокойно. Он – прирожденный воин, битва его стихия. Он сражается хладнокровно, с ясной головой, расчетливо, а потому наиболее опасен. Легкая, подбадривающая улыбка, предназначена специально для младшей сестренки, улыбка, за которую любому другому Каару располосовала бы лицо.

Каару внутренне вся дрожит. Сейчас, вот сейчас… Звучит приказ, воины вскакивают на ноги. Люди Сохора внезапно оказываются очень близко, их лица перекошены яростью и отчаянием, они осознали, что попали в западню, заранее устроенную хитроумным ханом. Одни из них останавливаются, оглядываются назад, понимая, что теперь впереди их ждет то же самое, от чего они бегут; другие же несутся вперед не смотря ни на остановившихся товарищей, не на продолжающие падать и пожинать кровавые жертвы стрелы.

– Впеерееед! – хрипло кричит Нэргуй, сбивая оцепенение, охватившее солдат.

Пальцы на рукоятях мечей, когда она успела достать их из ножен? Любимые клинки, подаренные отцом на именины, еще ни разу не испившие крови. Это случится сегодня.

Каару задыхается, ее переполняют эмоции, вдруг приходит прятавшийся где-то на задворках страх. А вдруг, а если… что тогда? Неважно. Глубокий вдох, и она кричит, из ее горла вырывается самая короткая, самая древняя молитва богине:

– Иштар, даруй мне силу! Иштар, даруй мне ЯРОСТЬ!!

По телу младшей жрицы разлился огонь. Каару чувствовала, как каждую ее мышцу, каждую косточку и сухожилие затопил жидкий огонь силы богини. Матерь Битв не оставила свое чадо одно, она откликнулась на молитву!

Мир стал изумительно узким, плоским, как будто потерял перспективу. Одни цвета стали приглушенными, другие, наоборот, намного ярче, но сильнее всего выделялась кровь. Кровь на смуглых, перекошенных лицах, которые Каару перестала различать, на пыльных, запачканных одеждах, кровь на земле и на оружии, да практически везде!

Глубоко втянув воздух (тоже напитанный запахом крови), жрица подняла мечи. Они показались ей намного легче, чем раньше, или это была просто переполняющая ее сила богини? Не важно, да и нет времени задумываться об этом. Взмах, выпад – правый меч насквозь протыкает живот ближайшего противника. Да! Именно об этом Каару и мечтала, она слышит песню клинка, он протяжно гудит от наполняющей его радости битвы. Каару рассмеялась и продолжила свой танец, вихрь смерти. Она не заметила, как на мгновение замерли воины вокруг нее, не обратила внимания на ужас на лицах людей, услышавших страшные звуки. Все это были бывалые воины, воины, которые знали, что означает смех жрицы Иштар на поле битвы. И если люди хана через мгновение осознали, что жрица – на сей раз – на их стороне, то для воинов Сохора смех Каару означал смертный приговор.

Каару плясала. Она будто и не замечала усилий, которые прикладывали воины Сохора, чтобы добраться до нее, мечи порхали вокруг. Жрице казалось, что у нее даже не две, а четыре руки, как у самой Повелительницы Бурь, и что от нее исходят молнии, разящие врагов. Именно так на старых рисунках изображали Иштар, а сейчас Каару, как и многие другие жрицы на поле боя, была ее воплощением, ее проводником.

Каару шла через врагов, оставляя за собой убитых и раненных. Темной тенью позади шагал Хаган, прикрывая спину увлекшейся жрице. Минимум трижды он успевал в последний момент, отводил смертельную опасность, грозящую сестре. Может, именно в этом и есть благословение Иштар? В удаче на поле боя, которая окружает жриц как запах духов, как дым костер в безветренную ночь.

Хаган сражался холодно и расчетливо. Он не был одержим яростью битвы, он не искал себе противников, не стремился покрыть себя славой. Его задача – прикрывать Каару, и именно этим он и занимался, не отвлекаясь ни на что другое.

Один из воинов Сохора подобрался слишком близко к жрице. Хаган, занятый с другим противником, никак не успевал на помощь, но просвистевшая мимо стрела впилась прямо в шею врага. Не нужно было смотреть на белое оперение, чтобы понять, кто сделал выстрел. Только Мэрген, лучник, благословленный богами, мог стрелять в такую кучу-малу, и при этом попасть именно туда, куда целился. Что ж, сегодня именно его друг стал благословением Иштар для юной жрицы.

Враги закончились внезапно. Только что Каару упивалась битвой, яростно смеясь и пронзая людские тела, отсекая конечности, а вот уже она стоит одна, окруженная трупами, а за спиной Хаган спокойно вытирает меч об одежду ближайшего убитого.

– Все? – хрипло спросила жрица.

– Вроде все, – ответил брат, вкладывая меч в ножны. – Ты как?

Каару хотела было ответить, но внезапно огонь, пронизывающий все тело, будто потух, и накатила слабость. Пошатнувшись, она бессильно выронила мечи, ставшие вдруг неподъемно тяжелыми. Хаган, очевидно, ожидавший такого, подхватил ее, помог сесть.

– Ничего, ничего, скоро станет легче. Посиди, отдохни, а там уже и в лагерь вернемся.

Определенно, он знал, что происходит – жрицы Иштар называют это «откат». Да и сложно не знать, когда твоя собственная жена без пяти минут Высшая жрица. А еще он знал, что теперь Каару абсолютно бесполезна как воин: после отката жрицы, особенно младшие, слабы как котята, и на восстановление им требуется несколько дней. Каару была сильна верой, уже к вечеру она придет в норму, но сейчас ей было тяжело просто сидеть.

Тошнота накатывала на девушку волнами. Один раз, ее, вроде бы, даже вырвало, но Каару не помнила. Все было как в тумане, она очень слабо осознавала, что происходит. Она сидела на земле, и брат что-то говорил ей, но она не понимала что; однако голос его, успокаивающий, надежный, одним своим звучанием приносил облегчение. Она не помнила, сколько просидела там, однако вскоре ей помогли встать, и они пошли куда-то. Каару с трудом переставляла ноги, но Хаган и Мэрген поочередно помогали ей идти, практически несли жрицу. А может, и несли, она не помнила.

В себя Каару пришла только в лагере. Уже почти стемнело, плотные сумерки окутали стоянку орды. Оглядевшись, Каару поняла, что находится в одной из палаток старших жриц.

– Очнулась? – раздался голос откуда-то сбоку.

Повернувшись, Каару увидела незнакомую жрицу, ужасно старую, всю сгорбленную и скрюченную, с копной седых волос, собранных на макушке.

– Я не была в битве, – усмехнулась старуха, угадав ее мысли. – Даже благословения повелительницы не хватит, чтобы разогнуть мое тело. Но кому-то ведь надо и костры зажигать, а? А тебе, раз уж пришла в себя, хватит тут валяться.

Не говоря ни слова, Каару поднялась с постели и, низко поклонившись старой жрице, вышла наружу, в сумерки. Она медленно шла мимо палаток, в сторону костров, разожжённых в центре лагеря. Как мотылек летит на свет, так и жрица тянулась к огню, туда, где были люди. Где воины распивали хмельные напитки и отмечали победу, радуясь тому, что в очередной раз обманули смерть.

– Каару!

Девушка повернулась на звук. Конечно, это был Мэрген – этот парень, похоже, был просто везде, и не стоит удивляться, что именно он первым заметил ее.

– Иди к нам, Каару! – звал ее друг.

Немного поколебавшись, но заметив среди собравшихся у костра брата, она шагнула в круг света. Протянув руки к огню, девушка поразилась его теплу, и тому, как же она на самом деле замерзла. Каару сидела, грея руки у огня, когда кто-то всунул ей бурдюк. Не задумываясь, что же там, жрица сделала большой глоток, и тут же закашлялась, так как огненная жидкость обожгла горло. Послышался смех, но не злой, а такой, понимающий, мол «мы все через это прошли». Уже более осторожно Каару сделала еще один глоток, и теперь тепло разлилось по ее телу.