– Как будто тот, кто ушел, все еще присутствует в твоей жизни, да?

– Ты тоже кого-то потерял?

– Себя.

– Оно и видно.

– А остальные? Что они ищут?

– Сначала ты ответь на мой вопрос.

– Я не знаю, что надеюсь найти.

– Другой вопрос. Про медведя-одиночку.

– Слушай, это слишком трудно. Дай мне еще пива, и я задумаюсь над этим всерьез, а ты пока расскажешь о Марте, Мопсе и Реми.

Клюква захохотал, и я невольно посмотрел на дверь. Все же – мы незаконно проникли в чужие владения. В коридоре было тихо. Клюква встал и погрозил мне пальцем, совсем как Марта.

– Так не пойдет. Пива я тебе достану, но об остальных рассказывать не буду. Поедешь с нами – спросишь у них сам все, что тебя интересует.

– На кой хрен я вам сдался?

– Это вопрос к Реми. Хотя всем остальным ты тоже понравился.

– Даже тебе?

– Даже мне.

Весь следующий день ни Яна, ни Мэла не было видно. Тусовка закончилась в начале одиннадцатого утра. В это же время нас разбудила Марта. Она долго орала на Клюкву за то, что он не сказал, куда мы пошли, и они всю ночь не находили себе места от беспокойства, а Мопса тошнило, и Реми приходилось бегать за льдом и успокаивать его. И вообще, пока мы нежились в тишине на огромном кожаном диване, они втроем спали в какой-то комнатушке, больше напоминавшей кладовку. Мне показалось, что сонный Клюква был совершенно не в состоянии воспринимать упреки Марты всерьез, так как время от времени голова его беспомощно падала мне на плечо, и я был вынужден незаметно его встряхивать, чтобы Марта не разошлась еще больше. В конце концов она огрела его подушкой, кинула в нашу сторону какую-то статуэтку и вышла из комнаты. Мы привели себя в порядок и спустились вниз. Немногие гости, еще не нашедшие место для сна, или собиравшиеся уезжать, слонялись по первому этажу, точно сомнамбулы или ожившие мертвецы, врезались друг в друга, спотыкались, опрокидывали столики, сервированные заботливыми официантами к завтраку.

Я чувствовал себя довольно вялым, хотя похмелья, как такового, не было. Хуже всех выглядел Мопс, Реми явно было не по себе, и он старательно избегал взгляда Клюквы, а Марта так яростно поглощала свой завтрак, что никто не решался с ней заговорить.

В обшей сложности мы провели в гостях у Мэла и Яна трое суток. Каждый вечер собирались небольшие вечеринки, но кончались они намного раньше, официантов почти не было видно, и музыка играла совсем тихо. Мы сидели впятером на веранде, иногда к нам подсаживался Ян, приносил пиво, и все друг другу что-то рассказывали. Все шло слишком хорошо, чтобы оказаться правдой, и время от времени, когда живот начинал болеть от смеха, мне приходилось просить кого-нибудь ущипнуть меня, чтобы удостовериться, что я не сплю. Конечно, я не спал. Во снах всегда приходила Кора. Каждую ночь. Но теперь и сны переменились, она все чаще улыбалась, гладила меня по волосам и говорила, что осталось потерпеть совсем немного, совсем скоро она уйдет, скоро я ее забуду. Я просыпался разбитым, и долго лежал, глядя в потолок, пытаясь воскресить ее образ в памяти, сказать Коре, что никогда не смогу ее забыть. Но это была лишь попытка обмануть самого себя. Постепенно ее черты действительно начали вымываться волнами захлестнувших меня новых эмоций. Я не собирался сдаваться, но раз открыв шлюз, уже никогда не сумеешь вычерпать воду из подлодки.

На четвертый день Ян сказал, что им с Мэлом пора работать, и они не могут оставить нас без присмотра, так что нужно было думать, что делать дальше. Как ни странно, но ответ у меня уже был. Я твердо решил ехать дальше с ненормальной четверкой, посмотреть, что из этого выйдет, и куда нас заведет дорога.

Мы шли по мосту, соединявшему Лаос и Таиланд. Клюква с Реми отстали, а Марта и Мопс бежали впереди, дурачась и громко выкрикивая какую-то ерунду, казавшуюся смешной только им двоим. Меня переполняла радость и умиротворение. Они захотели взять меня с собой, я был им нужен. Мне не удавалось взять в толк – почему, но факт оставался фактом. Теперь они – мои друзья, и мы едем куда-то вместе. Марта остановилась, перегнулась через ограждение моста и задрала футболку. Рыбак, проплывавший в это время под нами, открыл рот от удивления и выронил удочку. Все захохотали, Мопс предложил сфотографироваться, и мы сделали самые глупые рожи, которые способны были скорчить. Эта фотография до сих пор лежит в моем старом паспорте, как напоминание о светлых временах, которые непременно наступают даже после самой непроглядной черной полосы.

Когда мост остался позади, я вдруг вспомнил, что до сих пор не узнал, как они путешествуют такой оравой, и что собираются делать теперь, когда нас стало еще больше. Дождавшись, пока все соберутся, я спросил, и на мгновение все смолкли.

– Крадем машины, – заявила Марта.

– Зайцами на поездах, – Мопс сделал серьезное лицо.

– По ночам пробираемся в фуры, – подхватил Джереми.

– Прикидываемся слепыми и просим водителей автобусов провезти нас бесплатно.

– Вариант Клюквы мне нравится меньше всего.

– Он, как обычно, врет, – Уинзор скривился.

Клюква запротестовал, и они заголосили все вместе, выясняя, кто из них больший лгун, а мой вопрос так и остался без ответа. На какое-то время.

Пограничники посмотрели наши документы, убедились, что мы знаем правила пребывания в стране и пожелали удачного путешествия. Марта отобрала мой паспорт и позвала остальных, чтобы понять, как меня пропустили через границу с такой ужасной фотографией.

– Он просто сфотографировал медведя и вклеил его в свой загран.

– Да нет, медведи не курят травку, а этот точно накуренный.

– Он же говорил, что не курит.

– Значит, накурил медведя, чтобы сфотографировать.

– Отвалите от моего паспорта.

Фотография и впрямь была кошмарная, мы получали заграны вместе с Корой, чтобы полететь в Грецию, тогда был непростой период отношений, и я сильно запустил себя. В фотоателье меня тоже приняли за медведя и предложили сначала побриться, так что мне пришлось заверить их, что я выгляжу так всегда. Поездка так и не состоялась, а паспорт был еще действителен, поэтому мне, если честно, было плевать, как я там получился.

Мучивший меня вопрос разрешился на следующий день после пересечения границы. Ночь мы провели в Удонтхани, приграничном городке с полным отсутствием инфраструктуры, зато с уличными ресторанами, в которых нас обслуживали высокие мускулистые официантки с низкими голосами и адамовым яблоком в два раза крупнее, чем у Клюквы. Марта и Мопс отправились на огромный крытый рынок за провизией, а нам троим предстояло заработать немного денег. На мало приспособленной для таких целей центральной улице я разложил остатки нераспроданных открыток и визиток, которые делал из винных коробок еще в Китае. Клюква импровизировал на укулеле, а Реми слонялся с несчастным видом, пытаясь раздобрить тайцев, чтобы те материально поддержали нуждающихся путешественников. Люди улыбались, останавливались, пытались нас о чем-то расспрашивать, но ничего не покупали и не жертвовали. Через пару часов к нам подошли восторженные ребята откуда-то с юго-восточной Европы и пристали с расспросами. Клюква всем своим видом выражал агрессию и ненависть ко всему роду людскому, в частности – к этим юным его представителям. Предположительно, эта роль была отведена мне, но я не чувствовал ни злости, ни раздражения, напротив, приятно было рассказывать о себе незнакомым людям.

Отделаться от них помогло только внезапное появление Марты и Мопса, которые буквально светились от радости. Заметив, как наши собеседники быстро ретировались, а также кислые мины Реми и Клюквы, Марта расхохоталась.

– Приставали фанаты твоей бездарной игры на укулеле?

– Скорее хотели взять автограф у этого бездельника, – он ткнул пальцем в мою сторону.

– С чего бы это?

– Спроси у него. Я думал, он несчастный социофоб, а этим двоим выложил за полчаса больше, чем нам за все время знакомства, еще и улыбался, как умалишенный.