– А, чтоб вас! – Я выругался еле слышно, а затем крикнул во весь голос, – Кофе у вас есть? – Парень, все время остававшийся в тени и усердно дымивший самокруткой, поднял с земли термос и помахал им над головой. На негнущихся ногах я преодолел тридцать метров до их пристанища, скинул рюкзак, и едва не раздавил загорелого парня, отвечавшего, судя по всему, за кофе и сигареты. Он отскочил точь-в-точь вовремя, успев ухватить накренившийся термос.

– Полегче, медведь, развалишь наш теремок. Добро пожаловать, я Уинзор. – Парень протянул мне широкую потную ладонь, но я только презрительно окинул его с ног до головы и хмыкнул от того, как сильно бросалось в глаза поразительное сходство с мопсом. С того момента я стал Медведем, Уинзор – Мопсом. Надо признать, клички действительно нам подходили. Уинз был человеком с головой мопса, я же – вылитый медведь, выше среднестатистического парня на полторы головы, темноволос и чудовищно неуклюж.

– Не больно ты вежливый. – Критически оценила девушка мой жест.

Но что поделать? Я вообще не любил людей. Не пожимал им рук, не интересовался у всех подряд, как они поживают, да и просто старался как можно реже идти на контакт.

– Чуть не раздавил, еще и не уважаешь кормящую руку.

– Собаки только бьющую лижут. – Парировал я, и окинул презрительным взглядом собравшихся. – Спасибо, и все такое. Но я в норме, выпью немного кофе, если нальете, и уйду. Мозгам нужно взбодриться, а в целом – порядок. Бывало и хуже.

Все трое засмеялись. Девушка ткнула Мопса в плечо и громко хрюкнула.

– Он в порядке, ты слышал? Всего-навсего чуть не свалился на тебя в обморочном состоянии. Я Марта, кстати, но руку тебе протягивать не буду, вдруг тоже оплюешь.

– Ясно…гм… Я понял.

– И не собираешься сказать в ответ, как зовут тебя?

Это заговорил Клюква, я успел уже забыть о его противном кислом голосе. Мне показалось, что он обижен и жалеет, что они вообще со мной связались.

– Как хотите.

– Так и называть?

– Все равно. Я давно забыл свое настоящее имя. Как только меня не звали в последнее время. И чаще всего Эйты. – Я посмотрел на Марту, но она не подала виду, что это имеет к ней хоть какое-то отношение.

– Значит, будешь Медведь. – Подытожил Джереми, и дружески похлопал меня по плечу, одновременно протягивая мне походную кружку. Я рванулся вперед от неожиданности – тактильные проявления эмоций были мне чужды – кофе выплеснулся мне на колено, торчащее из-под шорт, а голова закружилась снова. – Какой-то буйный мишка нам попался.

Все снова заржали. Я подумал, что они, должно быть, накурены, если смеются над всякой ерундой, но глаза у всех были чистые, и без повода никто не хихикал. Видимо, это просто сорт людей, которым дай повод заливисто похохотать над любой, даже самой безвкусной, шуткой, которую другой бы и жевать не стал.

– Куда едешь, Медведь? – Клюква сидел напротив меня и забивал себе самодельную глиняную трубку.

Я торговал такими раньше, но со временем стало все сложнее найти, где их обжечь, да и носить стало слишком тяжело. Мне не хватало сил преодолевать больше семи километров за день, а рюкзак, даже полупустой, давил на плечи так, что они начинали болеть сразу же, как только я его надевал.

– Прочь.

– И откуда? – Снова спросил Клюква, но Марта его перебила.

– Бежишь от чего-то, да? Может, убил человека?

– Не убивал. Еду оттуда, – Я неопределенно махнул рукой себе за спину, потом – в сторону Мопса, – туда. Больше вам знать не нужно.

– Кажется, он не намерен отвечать на ваши расспросы. – Сказал Джереми и потянулся за моей пустой кружкой, чтобы налить еще кофе. Я снова отпрянул. – И вообще идти на контакт.

После его слов все притихли. Было слышно, как мимо проносятся автомобили, сигналят друг другу, переговариваются дорожные рабочие и жужжат невидимые насекомые. Я быстро опустошил вторую кружку и встал, чтобы попрощаться, но трое суток почти без сна дали о себе знать, и я рухнул наземь.

Меня привели в чувство, когда жара уже спала, и на место временной стоянки опустился вечерний сумрак. Машины все еще неслись по трассе, рабочие уже ушли, а насекомые кружили вокруг подвешенных на штыках фонариков. Четверо придурков, из-за которых я потерял целый день, говорили довольно громко, а Марта бесцеремонно трясла меня за плечо.

– Медведь! Ты рано впал в зимнюю спячку в этом году. Давай тебя хотя бы в берлогу переместим.

Я приподнялся на локте, и обнаружил, что лежу, придавив задницей складной стул, а под голову мне заботливо подложен чей-то спальный мешок. Мой рюкзак лежал в общей куче. За то время, пока я был в отключке, ребята успели раздобыть еду и поставить две двухместные палатки. Я отмахнулся от Марты и сел, чтобы привести мысли в порядок.

– Мы думали, ты до утра так пролежишь. В какой-то момент нам даже показалось, что ты перестал дышать. Но это Уинз, он главный по панике.

Джереми протянул мне руку, помогая подняться, в этот раз я не стал отказываться, все еще не доверяя своим ногам.

– Ну да. Случается. – Я снова сел на землю, и с жадностью накинулся на предложенную мне лапшу с грибами. Пресные китайские пирожки с кунжутом целиком закидывал себе в рот, и запивал огромными глотками кофе.

– Сколько ты не спал? – Взволнованно спросил Клюква. Я открыл рот, чтобы ответить, но в этот момент меня вывернуло наизнанку. Голодный желудок отказался принимать наспех проглоченную пищу. – И не ел?

Выждав, пока пищевод успокоится, я выпил воды и сдавленным голосом признался, что трое суток мне нечего было положить в рот, и не было времени выспаться, как положено.

– Не надейся, что мы будем тебя жалеть. – Сказала Марта. – Благодаря тебе мы здесь застряли на ночь. Надеюсь, у тебя есть палатка?

– Я бы с удовольствием поспал в твоей. – Я ухмыльнулся. Рассудок приходил в норму, раз я нашел в себе силы заигрывать с этой девицей.

– В моей уже спит Уинзор. И это не смешно, а тупо.

– Значит, тебя облизывает Мопс? Очень жаль. Может, он сумел бы потесниться, раз мы теперь друзья.

Джереми и Клюква прыснули, а Марта выбила у меня из рук стакан с водой, так что мои колени второй раз за день оказались мокрыми, и ушла в палатку. Уинз пошел следом за ней, предварительно смерив меня уничижительным взглядом.

– С Мартой так нельзя, она классная, и она своя. Своих нельзя обижать.

– Значит, ты ее выжимаешь, Клюква?

– Никто ее не трогает, идиот. Зато она кого хочешь выжмет, если довести. В детстве к ней приставал отчим, она прокусила ему ноздрю и сломала руку. А потом сбежала из дома. Мы встретились пять лет назад, на карнавале в Рио. Через год к нам присоединился Джереми, а два года назад она приехала из Турции вместе с Уинзом, и теперь они не разлей вода.

– Тогда с чего вы решили, что они не шалят в своей палатке под покровом ночи?

– Он же гей. – Они сказали это хором, и рассмеялись. Я снова начинал раздражаться. Что за привычка – смеяться над всем подряд? Еще и выкладывать всю подноготную первому встречному. – Как-то раз он напился и подкатывал к Джереми весь вечер, с трудом удалось успокоить и уложить его в постель.

– Хмм… – Многозначительно протянул я. Голова все еще соображала туго, тело, казалось, весило полтонны, так что Реми и Клюква пользовались моим положением, а я в ответ лишь бестолково хмыкал.

– Так куда ты едешь?

– А вы?

– Я спросил первым.

– Нет, первым спросил Клюква.

– Да почему – Клюква? – Пэт выглядел раздраженным, ему явно было неприятно мое общество, но по каким-то неведомым причинам, он старался держать себя в руках.

– Голос у тебя клюквенный. Как от кислого свежевыжатого сока. Понимаешь? – Тут до Джереми дошло, и он начал смеяться, хватаясь за голову и за живот поочередно. Клюква его оборвал.

– Ничего смешного, мне сделали неудачную операцию по удалению миндалин в детстве, и с тех пор ничего исправить не удалось.

– К этому привыкаешь. Буквально на следующий день уже забываешь о том, что он странный. – Джереми, как и в большинстве случаев, оказался прав. Но прозвище все равно прижилось. По крайней мере, я называл его Клюквой.