Литмир - Электронная Библиотека

…Стихи. Второй мой друг… именно – друг, стихов не писал. А вот песни любил петь, особенно – “Враги сожгли родную хату”.

Последний раз свою любимую он спел на квартире у дочери, куда мы – малое красноярское землячество – собрались отметить очередной день рождения его жены.

Всё происходило как обычно:

За столом, накрытым белой скатертью,
С закусками, бокалами вина,
Собрались давнишние приятели
Вспомнить свои былые времена.
Каждый из них давно живёт на пенсии,
Болезни прописались в их телах,
Но выпив рюмку, две – изводят душу песнями
По-русски, громко, слаженно, вразмах.
Песни у них про стройки комсомольские,
Бои за Родину, про вальс “Осенний сон”,
Про свою молодость, поистине геройскую,
Про девушку, в “которую влюблён”.
Песни о прошлом…
Жизнь их настоящая
Буквально давит грустной новизной,
И глохнут песни, тухнут глаза горящие,
И робко слышится: “А может, по одной?”

В хорошем застолье никто никогда не возражает, ибо праздничное застолье, встреча друзей – счастливое обрамление ежедневной трудовой жизни, которая призвана не только “угнетать” трудягу, но и давать ему средства к существованию и иметь оттого неограниченные возможности делать эту самую жизнь пусть маленьким, но праздником.

У пенсионеров не так. Чаще всего эти праздники “со слезами на глазах”.

И ещё по рюмочке, и снова песни старые
Про то, что надо жить и не тужить…
Но вот прощаются и в ночь уходят парами:
Так легче, попрощавшись, уходить.
И каждый раз, ложась в свои постели,
Борясь с бессонницей в кромешной темноте,
Они гордились тем, как славно они пели,
Мечтая вновь собраться без потерь.

Вот уже более трёх лет прошло с тех пор, как мы услышали в своём кругу последнее исполнение песни “Враги сожгли родную хату”. Будучи уже тяжело больным, наш друг и товарищ нашёл в себе силы встать и стоя допеть её до конца. Никто ему не подпевал – слушали, словно догадывались: человек поёт песню в последний раз. Так оно и случилось… и получилось – пел и душу выплакивал.

На одном из московских кладбищ упрятана в крошечную могилку стилизованная под гроб урночка с его прахом. На памятнике – хитро улыбающийся усопший, а по веткам соседней сосны прыгают почти ручные белки.

Все мы – дети ХХ века – обязаны рассказывать о своих друзьях-товарищах, о тех грандиозных делах, которые они делали на благо родной земли, чтобы дети наши учились на их примере беречь нажитое, приумножать богатство народное и беречь, как зеницу ока, страну, в которой довелось родиться.

А главное – помнить:

Прошлое у нас
Всегда (всегда!) толпится за плечами
И не даёт сомкнуть ночами глаз:
Будет ходить над памятью кругами
И не простит забвения,
Владеющего нами.

… В очередной раз голос женщины вернул меня к сиюминутной действительности:

– Конечно, постоянные командировки по работе давали богатую информацию о жизни, будоражили его ум, а вот сесть оседло и написать обо всём увиденном не хватало времени. А сейчас время есть, да хворь не позволяет. Послушайте, что я нашла у него:

Из жизни уйдём на земле, на воде или в воздухе:
Под землю уйдём, проглотит вода или ветер развеет наш прах,
Но память о нас, при жизни не знавших покоя и отдыха,
Продлится в живущих друзьях и родных, и содеянных наших делах.
Так помолимся Богу – пусть сделает жизнь нам без боли,
А родным и друзьям – пусть дорожку по жизни продлит:
Я за это в аду иль в раю, подневольно иль с вольными вольно,
Отработаю всё, что Душа Его мне повелит.

– Не знаю, где он нашёл это стихотворение (думаю, что у вас), но вот раньше он о Боге не вспоминал, сейчас, видимо, – о смерти подумывает. Большинство людей о Боге чаще всего вспоминают, когда старость начинает о себе напоминать. Вот ещё – послушайте:

Пришла пора готовиться в дорогу:
Подруга Жизнь висит на волоске.
Куда проляжет путь – то ль к чёрту, то ли к Богу,
И нету времени в походном рюкзаке.
Когда? Куда?..
Вопросы остаются.
А новый день приходит как всегда:
Опять гремит трамвай, и воробьи дерутся,
Под снегом зреет вешняя вода;
В роддоме закричал родившийся ребёнок,
(Одной счастливой матерью прибавилось в стране)
Вновь валентинки дарят будто бы влюблённым,
А кто-то плачет оттого, что любви нет;
Кто-то Кавказ спасает для России,
А кто-то ей готовит в спину нож
И доит её вновь, как раньше, с прежней силой,
Чтобы потом продать за жалкий барский грош.
Могу понять счастливых – им не гоже
Считать деньки в походном рюкзаке.
Кто ж на себя взвалил предательств ношу,
Тот пусть подумает – их петушок пропел.
А что же я? Зачем считаю годы?
Не верил в Бога? Заповеди чтил?
Но видно то, что мне дала природа,
Я где-то по пути и обронил.
Одрях душою, силы растранжирил…
Одна Любовь сражается за жизнь.
Проснусь – я жив! И кто вокруг – все живы!
Так значит не к концу моя тропа бежит.

Я вижу его муки. С телесными болями он как-то справляется. Душа у него страдает: он жутко боится, что после его кончины ей неуютно будет на этом свете.

С миром связь оборвётся с последним биением сердца,
И над телом моим вознесётся в бессмертье Душа.
Где найдётся приют ей?
Где сможет с дороги согреться,
Когда люди над телом похоронный обряд совершат?
Средь живых только ей суждено быть моими глазами
И когда средь живых проскользнёт моей памяти нить,
Как Душе будет любо, что вышло кому-то слезами
И крестом или тихой печалью свой лик осенить.

Не знаю, может и я, когда придёт мой срок, тоже взволнуюсь о ещё не сделанных делах, не пройденных дорогах, опечалюсь о людях, которых вольно или невольно обидела в промежутке между жизнью и смертью и не попросила у них прощения, – может так и получится. Я это понимаю и стараюсь как-то жить правильно с моей точки зрения, чтобы не было потом страшно. Я помогаю ему облегчить страдания на последнем отрезке его жизни и сама себя внутренне готовлю к какой-то кончине. Я думаю, что мне не будет страшно умирать, а вот ему умирать страшно. Он не за себя боится, за меня. Он – мужчина и в жизни он всегда был мужчиной: мне жилось с ним комфортно под его защитой.

6
{"b":"743967","o":1}